Кинжал-предатель: Из секретной книги Джона Вильсона

Лишь только графиню уложили, как в комнату влетел патер и бросился с плачем к тете:

— Дорогая тетушка, дорогая Эдит. Что случилось? Откуда этот ужасный шум? что это за выстрелы и крики? Может быть, эти сыщики Вам причинили какое-нибудь зло? — Тут патер почувствовал, что его кто-то схватил и поднял. В Джоне закипела злоба, он схватил патера за грудь и потряс его с такой силой, что тот едва дышал.

Он открыл дверь и выбросил в коридор дрожащего от страха патера.

Вильсон бросился наверх в комнату, лежавшую над столовой. На полу в середине, под откинутым теперь ковром, было вырезано большое четырехугольное отверстие, которое при-

ходилось как раз над люстрой.

Над этим отверстием помещалась железная клетка, открытая к низу. В этой клетке находились змеи, проникшие через дыру на люстру.

Когда они уже висели на люстре, наверху была отвинчена гайка с люстры, и эта всей своей тяжестью рухнула вниз.

Человек, орудовавший здесь, исчез, но Вильсон догадывался, что это не кто иной, как преступный служитель Гриффон.

Вильсон обдумывал план дальнейшего действия. Он решил сделать так, как думал поступить, когда вынимал из рамы портрет Джузеппе Керро, брата графини, находившегося в Риме.

Но чтобы выполнить свой план, ему следовало умереть, то есть только казаться мертвым. Он сейчас же посвятил в свой план брата своего и помощника.

Когда прибыл врач, приглашенный к графине, Джон Вильсон лежал на диване, еле-еле дыша; у него был вид опасно больного и Фред обратился к врачу с мольбой:

— Спасите, доктор, моего брата. Ради Бога, спасите его: несчастного укусила змея.

Врач вошел в комнату, где на диване лежал Джон и отчаянно стонал. Когда врач нагнулся к нему, сыщик прошептал:

— Я сыщик Джон Вильсон из Чикаго. Я принял вид больного по известным соображениям. Отправьте меня к себе на квартиру и объясните это тем, что я должен находиться под постоянным Вашим наблюдением. Подробности я расскажу Вам у Вас дома.

Врач, очень умный человек и горячий поклонник Вильсона, охотно согласился с его предложением. Он прописал мнимобольному какое-то лекарство, за которым была послана Катрина, и отправился к графине. Доктор внимательно осмотрел ее, лежавшую совсем апатично, и сказал, что надежды на ее жизнь очень мало.

Стоны Вильсона все усиливались. Его лицо приняло страшно страдальческий вид.

Вдруг дверь отворилась и в комнату вошел патер. Он подошел к больному, насилу сдерживая свою радость по поводу страшных мук Вильсона.

— Уйди — уйди прочь, — прошипел сыщик, — я тебя хорошо знаю, но я уверен, что ты от наказания не уйдешь.

— Ты поступил со мной страшно грубо, — произнес патер тоном духовника, прими теперь эти муки, как наказание за это.

Но тут сзади к патеру подошел Фред и с силой оторвал его от брата.

— Вон отсюда, — крикнул Фред, — ты один виновен в смерти моего брата, но ты за это поплатишься. Я не успокоюсь, пока не сорву тебе маску твою с лица. — Фред, — возопил Джон, — ведь ты же мне обещал, что завтра утром покинешь этот дом. Нет, не оставайся здесь, где тебе в любой момент угрожает опасность.

Со слезами Фред уступил брату и, подняв кулак, крикнул патеру:

— Я ухожу, но Бог тебя накажет.

Керро улыбнулся. В это время в комнату зашел доктор, взял больного, уложил его в карету и отвез к себе домой.

Джузеппе Керро из Рима

Фред пока оставался еще на даче Тортони, так как Джон с минуты на минуту ожидал телеграфный ответ из Рима на его запрос о патере и не хотел, чтобы этот ответ попал в руки Керро. Ответ от Джузеппе действительно получен был вечером.

Он сообщал, что не знает ничего о судьбе Артура.

Вечером, часов в девять, врач по телефону сообщил на дачу Тортони о смерти Джона и просил известить Фреда.

Фред притворился, что страшно огорчен.

На следующее утро Фред, простившись с графиней и контесс, покинул дачу. Он сообщил, что прибудет через два дня на похороны брата, а сейчас он уезжает.

Он отправился на вокзал и уехал. Во время отхода поезда он увидел на вокзале патера, следившего за сыщиком.

Фред доехал до следующей станции. Там он остановился в гостинице и совершенно изменил свою внешность.

Он одел простой, но чистый костюм, наклеил себе светлорусые усы и одел парик. Он делал все это очень тщательно.

Приняв совершенно другой вид, Фред вернулся в город Жолиет и отправился в дом врача к своему брату.

Джон тоже изменился до неузнаваемости. При помощи фотографической карточки, взятой им на даче Тортони, он загримировался Джузеппе Керро из Рима.

Он сделал это так искусно, что доктор Лаундер, выказывавший Джону все время особенное внимание, был поражен.

Оба сыщика, взявши с собой два больших чемодана, подошли к вокзалу, взяли карету и подъехали прямо к даче Тортони.

Когда они позвонили, то первым выглянул патер. Он был очень удивлен, увидев незнакомых гостей.

Дверь открыла старая Катрина и сказала:

— С кем имею честь говорить? Графиня, к сожалению, не может Вас принять, она очень больна. Ее разбило параличом.

— Сестра больна, — воскликнул Джон, — о Боже мой, а я так радовался, надеясь ее увидать бодрой и здоровой.

Катрина спросила:

— Вы говорите, сестра? Так Вы, вероятно, мистер Джузеппе

Керро из Рима?

— Да, это я.

— Вы прибыли в плохое время, — сказала Катрина, — в этом доме за последнее время очень неладно.

Вильсон выразил крайнее удивление и беспокойство. Он вошел и указал Фреду, игравшему роль лакея, внести чемоданы.

Катрина повела его в приемную и, минуту спустя, в комнату вошла контесс Эдит, а за ней патер Керро.

— Неужели это правда? Мой дядя из Италии приехал, — вскрикнула контесс, — да, это он, я узнаю его по портрету. Дядя, ты прибыл в плохое время, ты прибыл к гибели дома

Тортони.

Вильсон сердечно поздоровался с контесс, а потом протянул руку и патеру. Таким образом Вильсон сошел за Джузеппе Керро и он надеялся, что план его ему удастся как нельзя лучше. Он рассчитывал на то, что Артур, чтобы остаться единственным наследником всего имущества, сделает покушение на жизнь дяди, и в этом он надеялся уличить негодяя.