Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4

Он продолжал идти к «Мерседесу», а тот уже взревел, рванул с места, внутри на мгновение мелькнуло белым пятном лицо Люськи, и только тогда Егор побежал к машине. А машина была уже в десяти метрах, в двадцати... в пятидесяти. Она вывернула со двора, и Егор успел увидеть лишь первые три цифры – 002.

Егор побежал за машиной, он выскочил на улицу – конечно же, там никого не было.

Он все еще не верил тому, что произошло.

Он кинулся в подъезд, уговаривая себя, что он ошибся, что это была не Люська, а ее соседка, а может, даже сестра.

Егор знал номер ее квартиры. Он взбежал наверх, позвонил в дверь.

Открыли не сразу. Он уже хотел снова бежать вниз, когда дверь раскрылась. В ней стояла женщина с Люськиным лицом, но страшно поношенным, изрезанным морщинками, с мешками под глазами. Но убери все это – и ты узнаешь Люську.

– Простите, – тупо сказал Егор. – А Люся дома?

– Нет, – сказала Люськина мать. – Она же к тебе на свидание побежала. Неужели разминулись?

И засмеялась, показав плохие зубы.

Она отнеслась к Егору добродушно. Он чуть было не спросил, откуда она знает, что Люська побежала к нему. Но, продолжая улыбаться, Люськина мать захлопнула дверь.

Егор спустился по лестнице и стал смотреть на асфальте – не осталось ли следов от «Мерседеса». Потом увидел тряпку – кусок замши, которым водитель протирал стекло. Егор на всякий случай взял тряпку и сунул в карман куртки. Никаких следов на мокром асфальте, конечно же, не осталось.

Тогда Егор поднялся снова к ее квартире. Он позвонил. Мать не скрывала недовольства.

– Простите, – сказал Егор, – я только один вопрос хотел задать. Ей не звонили перед уходом?

– Звонили, – ответила ее мать. – И странно звонили.

– Почему странно?

– Потому что это был междугородный звонок.

– Спасибо, – сказал Егор. – А что она сказала?

– Что сказала? Ничего не сказала. Да отстань ты от меня, привязался со своими звонками. Лучше за ней беги.

– Я и бегу, – сказал Егор. – Только сначала ее надо найти.

– Найдется.

– Вы хотите сказать, что она взяла трубку и молчала?

– Нет, алекала. Раза три алекнула, а потом сказала, что опять не туда попали.

Только спустившись вниз, Егор понял, что мать сказала правду: у сотки звонок как у междугородки. Правильно, ей звонили от «Мерседеса», проверяли, дома ли она.

Егор понимал, что Люську похитили. Как в боевике. Похитители на «Мерседесе» – не на «Москвиче» же похищать. Какой-то безумный азербайджанец влюбился в нее и решил умыкнуть. И может быть, Люська сама об этом знала и даже участвовала в похищении, а он появился как гром с ясного неба? Может, она даже хотела ему показать, какие у нее крутые друзья. С девушками это бывает – они теряют осторожность.

Почему-то Егор совершенно не связывал исчезновение Люськи с тем миром. Там были велосипедисты на разных колесах, там были призраки и костры для людей, но там не было «Мерседесов».

Он позвонил Люське вечером, попозже. Хоть он себя и успокаивал, что люди так вот не исчезают, но не переставал волноваться, а главное – ревновать.

Мать подошла к телефону.

– Все в порядке, – сказала она, – нашлась твоя Люська. Записку прислала. За город поехала к своим друзьям.

Мать говорила с каким-то торжеством, будто хвасталась друзьями дочери перед Егором.

– Какая записка? – спросил Егор. – По почте?

– Не важно, – сказала мать. – Поздно уже, нормальные люди спать идут.

– А Люся?

– Люся, я так думаю, уже спит. И нас с тобой не спросила.

«Ну и ладно, – сказал себе Егор. – Хватит с меня этой истории. Ну, встретились, погуляли вечер, а человек между тем имеет собственную жизнь».

Ночью Егор спал плохо, просыпался, его подсознание не хотело верить в хороший конец истории. Ему снилось, что он бежит куда-то, хочет спасти Люську и все опаздывает.

И с утра, это уже было в субботу, он снова поехал к ней домой.

Увидев его, мать чуть снова не захлопнула дверь.

– Нам еще Робин Гуда не хватало!

Она была в халате, копна волос сдвинута набок. Она все норовила поставить прическу, укрепленную шпильками, в вертикальное положение. Щеки у нее были красные и глаза тоже.

– Простите, – сказал Егор, – но я хочу увидеть записку.

– Уходи.

– Я боюсь, как бы чего не случилось.

– Я же сказала!

Он стоял, войдя до половины в дверь, и вытолкнуть его не удавалось.

– Черт с тобой, – сказала мать и пошла по коридору. У двери в комнату она остановилась и приказала: – А ты не входи. Нечего тебе у нас делать.

Егор стоял и ждал. В квартире пахло вчерашним табачным дымом и вчерашней пьянкой. Ему всегда было жалко Люську, которой приходится здесь жить.

Мать с кем-то говорила. Отвечал сонный мужской голос. Потом она вышла, держа записку, как денежку нищему.

– Спасибо, – сказал Егор.

– Ты куда? – спросила мать.

Но он быстро вышел из квартиры и побежал вниз по лестнице. Он боялся расстаться с запиской.

Мать перегнулась через перила лестницы и кричала:

– Ты больше не приходи, слышь, не приходи!

Записка была написана на листке, вырванном из блокнота с листами на пружинке. Хорошая бумага. Как называются такие блокноты? Органайзеры! Почерк был обыкновенный.

«Евдокия! Главное, не беспокойся. Обычная история. Ребята позвали на дачу. Сообщить было некогда. Поехали на машине. А если не приеду на неделе, сообщу по телефону. И не беспокойся.

Люся».

Надо спросить, почему мать Люськи решила, что записка написана ее дочерью. Записка странная. Ну ладно – ведь не убьет же мать его по телефону.

– Это снова я, – заговорил Егор быстро, чтобы мать не успела повесить трубку. – Почему она вас Евдокией называет?

– А как же ей меня называть? – ответила мать. – Меня так зовут. Меня Евдокией крестили. Это уж потом я стала себя Еленой называть, потому что имя Дуся меня не устраивает!