Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.7

Он вошел в кабинет адмирала и быстро просмотрел один за другим все ящики письменного стола. В прихожей надрывался телефон, но Коля не подходил к нему.

В столе он отыскал пистолет с запасной обоймой – неизвестно, кто из трех последних командующих флотом оставил его здесь, затем коробку гаванских сигар, Евангелие, какие-то бумаги и письма.

Сигары и пистолет он взял с собой.

К последнему звонку он подошел. Из полуэкипажа сообщали, что пришли матросы и увели всех офицеров.

– Так и надо, – сказал Коля.

Он накинул плащ, закрыл за собой дверь и, постояв в пустом коридоре, прислушиваясь к тревожным звукам ночного города, вышел из дома задним ходом. Не нужны ему были ни большевики, ни офицеры. Он хотел покоя.

Улицей Коля не пошел – та была царством озлобленных матросов и тех городских подонков, которые, таясь по темным углам, в моменты социальных потрясений лишь ждут возможности выйти хозяевами на ночные улицы.

Коля проскочил задами до чахлого садика у реального училища и нырнул в узкий переулок. Было зябко и сыро, будто открыли дверь в подвал и оттуда выходил застоявшийся зимний воздух. Издалека донесся женский крик. Он мог и не быть связанным с теми событиями, которым способствовал Беккер, но воображение подсказало Коле растрепанную, в ночной рубашке женщину, выбежавшую к открытой двери, – только что увели ее мужа и он еще оборачивается и видит ее и велит ей, движимый страхом за семью:

– Уйди же, простудишься! Уйди в дом…

«Не переживай, – сказал в последнем разговоре Гавен, – ничего с твоими братьями по классу не случится – попугают их, пошумят, может, кому-нибудь и синяков наставят, но мы проследим, чтобы никого не убили, – можешь быть спокоен, мы же не убийцы».

Уже тогда Коля не до конца поверил Юрию Петровичу, но теперь, прижимаясь ближе к заборам и слушая напряжение ночного города, он понял, что Гавену и его партии нужна была власть, и чем больше оппонентов этой власти погибнет, тем лучше партии.

Выходя из переулка на площадь и желая пересечь ее, Коля в задумчивости забыл об опасности и чуть не погиб – именно в этот момент раздались выстрелы, мимо переулка пробежал человек в расстегнутой шинели, потом два матроса, которые на ходу стреляли из карабинов. Один из них, на бегу крикнув что-то дикое, развернул карабин и выстрелил в переулок, где стоял Коля, – то ли краем глаза увидел его силуэт, то ли так, на всякий случай.

Пуля отбила кусок дерева от забора, и деревяшка ударила отшатнувшегося Колю по плечу.

Коля сосчитал до трехсот, прежде чем осмелился выглянуть на площадь.

Площадь была пуста.

Через несколько минут запыхавшийся Коля открыл калитку во двор к Раисе.

* * *

Коля не успел пересечь узкое пространство дворика, как дверь в дом резко отворилась и дворик затопило слишком ярким желтым светом.

– Коля! Коленька… Живой!

Раиса охватила его полными короткими руками, она прижималась к нему, и Коля чувствовал, как быстро бьется ее сердце. Он хотел было оттолкнуть ее, но не посмел, потому что именно тогда понял, что на всем свете есть только один человек, который думает о нем и боится, дойдет ли он живым до дому. О сестре Коля в тот момент и не мог подумать – она была слишком далека.

– Ну что ты, полно, – сказал Коля, отстраняя Раису. Он пошел в дом. Раиса семенила следом и говорила счастливо и сбивчиво:

– Я уж не чаяла, честное слово, офицеров по городу хватают, Елика арестовали, а как же так – он же ихний начальник, а они его арестовали?

– Ты с чего взяла?

– Ты заходи, заходи, Мария Алексеевна подтвердит, ты ее знаешь…

Еще чего не хватало! Коля еле сдержался, чтобы не выругаться. Никаких сил общаться с посторонними людьми у него не оставалось, а по виду худой непричесанной женщины, глаза которой были настолько зареваны, что еле раскрывались, он понял, что его сейчас будут просить, уговаривать… Коля уже сталкивался со склонностью Раисы преувеличивать возможности Коли и его желание помогать страждущим. Она и не скрывала своего к этому намерения. «Елик, когда за мной ухаживал, всегда с людьми разговаривал и советы давал. Сегодня он совет даст, а завтра и мне помогут». И Раиса довольно смеялась, понимая, впрочем, цену своей хитрости. Она была существом добрым и хотела, чтобы всем было хорошо.

– Вот, Андрюша, ты Марью Алексеевну помнишь…

– Ну, что у вас случилось? – Коля пытался говорить сухо, но вежливо. Получилось – брезгливо. И женщина сразу поняла.

– Я не просить, вы не думайте, – сказала она сразу. – Я к Раисе зашла, рассказала, что видела, а она мне сказала, чтобы я вас подождала, сказала, что вы в штабе, может, знаете…

– Я ничего не знаю! – сказал Коля.

– Да ты послушай! – вдруг рассердилась Раиса. – Ты же не знаешь, о чем говорят, не выслушал, о чем разговор, а уже не знаешь!

У Коли раскалывалась голова. Сейчас бы на сутки заснуть.

– Ну рассказывайте, – сказал он, присаживаясь за чисто выскобленный кухонный стол.

И заплаканная женщина рассказала, что к ней в дом поздно вечером вошли три матроса. Они были пьяные и с ружьями. Они велели ее мужу, поручику из полуэкипажа, собираться. Они грозились его убить. А когда они его увели, то жена побежала следом, и матросы не могли от нее отделаться, хоть один и ударил ее прикладом. В этом месте Раиса сказала: «Я синяк видела, как утюгом прижгли».

По дороге им встретился автомобиль, в котором везли еще двух офицеров. Матросы начали спорить, потому что одни хотели отправить офицеров в тюрьму, а другие отвезти на Малахов курган и расстрелять без суда как предателей рабочего класса. Они уже были готовы ехать на Малахов курган, куда было ближе, но тут приехал еще один автомобиль. В нем был Елисей Мученик, который, как оказалось, презрев опасность, кинулся от имени Севастопольского Совета пресечь расправу над офицерами. Елисей произнес грозную речь перед матросами о революционной дисциплине, но им скоро надоело его слушать, и они спросили, к какой партии товарищ относится. Елисей сказал, что он эсдек-меньшевик! И тогда главный из матросов сказал: значит, и тебе туда же дорога! Машину Мученика конфисковали, всех отвезли в тюрьму.

Кончив свой рассказ, женщина снова начала плакать. Раиса дала Коле горячего чая и смотрела на него, будто ждала, что он сейчас хлопнет в ладоши и прибегут адъютанты, чтобы освободить офицеров и отважного Елика.

Ничего больше не сказав, Коля взял стакан с чаем и пошел к себе. Там поставил стакан на стул у кровати, снял сапоги и блаженно вытянулся во весь рост. Но физическому блаженству мешал страх, что Гавен и его товарищи могут не удержать в руках революционный гнев толпы, она родит нового Пугачева, который отрубит головы не только офицерам, но и большевикам, и, уж конечно, Коле Беккеру, который поторопился сделать свой выбор… Когда Коля уже засыпал, он запоздало удивился столь неожиданной отваге нескладного Елисея. Чего он добился? Интересно, а что ему грозит?.. Раиса пришла, когда Коля уже спал, так и не раздевшись. Она была сердита на него, потому что он вел себя невежливо.

Как бы помимо воли, она стала свидетельницей поединка между ее бывшим верным поклонником и новым, блестящим и завидным любовником. И в этой дуэли, как ни грустно было сознавать, победу одержал отвергнутый Мученик. Худой и лохматый, он кричал, уперев в матросов обличающий палец: «Возводя беззаконие в постыдный обычай, вы позорите нашу революцию! В ней не место бандитам и насильникам!» Может быть, он кричал не так, но жена арестованного офицера запомнила именно такие слова.

А Коля оказался неспособным на такой подвиг. Он был холодный и робкий в душе. Природа наградила его красивым лицом и стройной фигурой, но обделила живостью и крепостью духа.