Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

– На борту с нами находится ансамбль «Райская птица» под управлением известной певицы и композитора Дилеммы Кофановой.

Не дождавшись аплодисментов от пожилых интеллигентов, которым имя Дилеммы, очевидно, ничего не говорило, Костя объявил первое заседание закрытым и назначил следующее на завтра, когда «Рубен Симонов» покинет польские воды и возьмет курс на Германию.

Ужинал Андрей в малом зале. Место ему занял Алеша. За столом, который, как почувствовал Андрей, будет отныне постоянным его местом, как возникает свое место в любом временном обиталище – доме отдыха, пароходе или пансионате, – помимо Андрея и Алеши сидели уже две дамы, похожие, несмотря на разницу в возрасте. Старшей было лет семьдесят. В ней была очевидна порода – во всем, от глуховатого низкого голоса до манеры прямо сидеть и держать руки над столом, как держат руки над клавиатурой профессиональные пианисты. Лицо старухи нельзя было назвать красивым, но оно было значительным и не лишенным привлекательности. Волосы разделены на прямой пробор и зачесаны назад. Цветом они напоминали серебряные бревна старых церквей. И никаких украшений – только небольшие бриллианты в мочках ушей. Платье темно-синее, с высоким воротником…

Какой старуха была сорок или пятьдесят лет назад, можно было увидеть, приглядевшись к ее спутнице. Спутницу старухи Андрей мысленно назвал внучкой. Это была женщина-катастрофа, женщина-ловушка для мужчины. Все в ее лице было резко и преувеличенно – крупноват нос и великоваты губы, восточные мужские глаза, даже уши, прикрытые, так же как у бабушки, забранными назад волосами, но не седыми, а темно-рыжими, дисгармонировали бы с шеей, если бы шея не оказалась длиннее, чем положено. Но все вместе – сочетание приемлемых, но не красивых черт – создавало образ именно той женщины, ради которой топятся, бросаются с египетской пирамиды, пишут письмо всю ночь перед дуэлью и с которой можно утешиться, лишь увидев ее у алтаря в деревенской церкви – и непонятно, ты ли ее украл, или она тебя похитила на тройке вороных.

Алеша уже успел представиться дамам, узнать, как их зовут и даже сообщить, что Андрей – известный и даже знаменитый археолог и писатель, отчего он был встречен доброжелательно и мило, как встречают на дачной террасе пришедшего к самовару доброго и желанного гостя. Старуху звали Анастасией Николаевной, а ее внучку (впрочем, пока было неясно, внучка ли она) – Татьяной.

Они принялись за салат, когда в зал ресторана вошла вся компания Оскара Бегишева.

Сам он шествовал первым. В предвкушении ужина Бегишев непроизвольно облизывал губы острым кончиком языка, и казалось, словно какое-то шустрое красное насекомое выскакивало из щели рта, обегало губы и пряталось вновь.

За Бегишевым, отстав на шаг, шагала коренастая женщина под высокой золотой прической, третьим семенил Иванов-Фрей, без кепки, но в темных очках, словно певец, опасающийся поклонниц.

Замыкал шествие квадратный шкаф Алик, сходство которого с быком подчеркивалось тем, как сурово и ритмично он перемалывал челюстями жвачку.

В деловитом вторжении этой группы заключался контраст с общим расслабленным настроением пассажиров – все обернулись, глядя на них. Те прошли, не глядя по сторонам, словно боялись сбиться с шага.

Фрей сел так, что оказался лицом к лицу с Андреем. Увидел его и коротко ответил на приветствие Андрея – тот непроизвольно наклонил голову. Дрогнул затылок Бегишева – он наклонился к Фрею, спрашивая его, верно, о том, с кем тот общается. Иванов зашевелил губами – лицо чуть скривилось, он оправдывался.

И тут же все спутники Иванова обернулись к Андрею и поглядели на него строго и даже враждебно.

Лицо Андрея непроизвольно изобразило улыбку – так улыбается заяц, когда на него смотрят любопытные волки.

Лица отвернулись – снова были видны затылок и два профиля. И лишь один фас – Ленина.

Черные очки Ленин положил на стол рядом с собой – они, видно, мешали ему рассматривать пищу.

Андрей спросил Алешу, сидевшего рядом:

– Кого тебе напоминает вон тот товарищ?

– Черт возьми, и на самом деле знакомое лицо. Подскажи, не томи. Такое впечатление, что я его уже встречал.

– А если выйти за пределы разумного?

– Ты имеешь в виду Наполеона? Вечного жида?

– Теплее!

– Постой, постой, как сказал старый еврей, встретив в Одессе Иисуса Христа: «Не будет ли молодой человек так любезен расставить ручки?»

– Совсем тепло.

– Неужели это товарищ Ленин, который сбрил бороденку? – вдруг спросила Татьяна.

– Спасибо, вы меня выручили.

– Ты с ним знаком? – спросил Алеша.

– Меня он заинтриговал, – ответил Андрей.

– А по-моему, весьма неприятная компания, – заметила Анастасия Николаевна и этим как бы приказала остальным выкинуть Бегишева и его спутников из головы и отдать должное салату из крабов.

Андрей не хотел, да и не мог рассказать Алеше о своих подозрениях. Впрочем, трезвый умом Гаврилин и не поверил бы Берестову.

Андрей знал, что Фрей поглядывает на него, он чувствовал этот взгляд и надеялся, что Иванов сам приблизится к нему – менее всего Андрей хотел бы показаться навязчивым и вызвать подозрения.

После ужина многие разбрелись по каютам, устали за первый день, а Андрей отправился в салон «Балтийский», где столики с креслами обрамляли танцевальную площадку и раковину сцены. В углу расположился бар. Андрей взял в баре за талоны бокал виски с содовой, отыскал, к счастью, свободное кресло и решил послушать, как будет петь женщина с диким именем Дилемма Кофанова. Такое имя могло быть сценическим псевдонимом идиотки, но могло оказаться причудой образованных по-европейски среднеазиатских родителей.

Сначала вышел оркестр – четверо молодых людей затрапезного вида долго настраивали инструменты. Эти звуки тонули в рокоте наполнившей салон толпы, но создавали праздничный тон.

Виски кончилось, и захотелось еще, но Андрей опасался покинуть кресло, понимая, что его тут же займут: сусликами среди кресел возвышались, крутили головой обладатели бокалов, не нашедшие места. Придется ждать, пока появится официант.

– Как я вижу, вы все выпили, – сказала блондинка из группы Бегишева, присаживаясь рядом. Андрей мог поклясться, что за мгновение до того в этом кресле сидел некий незаметный человек, лица которого Андрей не смог бы припомнить.

В приглушенном свете торшеров лицо дамы выглядело мягче и моложе, чем днем, когда Андрей дал ей лет сорок. Нет, конечно, ей меньше.

Выпуклые близорукие глаза светились доверчивостью. Но губы были нахально вишневыми, а подбородок упрямо выдавался вперед.

– Добрый вечер, Андрей Сергеевич, – сказала дама, улыбаясь Андрею как старому знакомому. – Гляжу, у вас стакан пустой. Не наполним ли?

– Спасибо, – сказал Андрей.

Быстро они за него взялись. Интересно, происходит ли это по воле младенца Фрея, или, наоборот, группа бережет Ильича и проверяет подозрительные контакты. Вот это мы сейчас выясним. Ведь менее всего вероятно, что эта дама относится к числу читательниц Берестова.

Дама столь спокойно и уверенно подняла полную красивую руку, увенчанную зубцами длинных красных ногтей, что официант, находившийся за секунду до того в другом конце салона, уже склонялся над ней.

– Две водки и два сока, – сказала дама, не спрашивая Андрея, чего бы он хотел.

На низенькую, размером с малогабаритную кухню, эстраду вышла Дилемма Кофанова, крашеная блондинка, склонная к излишней полноте, что пока проглядывалось лишь в мягкости бюста и валике плоти, нависшей над широким ремнем, перехватившим талию певицы.