Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

– Грубо, но правильно.

– А может быть, страна обойдется без ваших благодеяний?

– Вы – злая девочка.

Матя закинул ногу на ногу, и комочек желтой грязи упал на ковровую дорожку.

– Ладно, я не сержусь, – сказала Лидочка. – Я понимаю, что вам нелегко. Такой груз на плечах.

– Вы стараетесь издеваться и подкалывать меня по очень простой причине, – сказал Матя, – потому что вы не имеете представления о субъекте разговора.

– О бомбе?

– О новом принципе энергии. И в этом нет ничего обидного, хотя бы потому, что большая часть физиков тоже не имеет об этом представления, а те, кто имеет, посмеиваются, думая, что читают фантастический роман. А читают они не фантастический роман, а грустное будущее всего человечества. Вам интересно?

– Да.

– Я не буду занимать вашу прекрасную головку расчетами и выкладками. Я скажу только, что сегодня уже известен радиоактивный элемент под названием «уран», куда более энергический испускатель энергии, чем сам радий. О радии-то вы, надеюсь, читали?

– А об уране не слышала, я всегда думала, что это – планета.

– И планета тоже. Писатели придумали сверхбомбу уже много лет назад, и некоторые даже связывали ее мощь именно с распадением атомов, от чего высвобождается колоссальная энергия!

– А физики в это не верили?

– Физики, конечно же, не верили. Потому что у них не было желания проверять всяческие бредни.

– А вы говорили, что не бредни.

– Физики тоже бывают разные. Резерфорд до сих пор от ядерной реакции отмахивается, как черт от ладана. Мы в Римской школе обогнали Лондон на целую эпоху. Ферми убежден, что реальное создание бомбы вопрос десяти… ну, пятнадцати лет. А я убежден, что бомба будет готова через пять лет. Конечно, если вложить в это дело много миллионов и привлечь крупные умы.

– Разве недостаточно существующих бомб?

– Вы надеетесь, что люди увидят, сколько у них всякого гадкого оружия, и скажут: давайте в будущем сражаться только дубинками? Сейчас любое крупное государство готово тратить половину доходов на разработку нового оружия. И победит тот, у кого это оружие будет более мощным.

– Матя, миленький, с кем вы собираетесь воевать?

– Глупейший вопрос. Воевать всегда найдется с кем. Я не сомневаюсь, что завтра в Германии к власти придет Гитлер. Вот и реальный враг.

– А вы могли бы сделать такую бомбу?

– Лидочка, вы мыслите категориями вчерашнего дня. Никто сегодня в одиночестве не сможет сделать радиоактивную бомбу. Этим должны заниматься тысячи людей, тысячи – одновременно в разных институтах и на многих заводах. Только тогда эта проблема будет решена. Сегодня мир стоит на пороге отчаянной гонки. Ставка в ней – жизнь всей нации. Я могу дать голову на отсечение, что первым в гонку кинется Адольф Гитлер. Как только он захватит власть в Германии, он обратит все силы на создание бомбы.

– Почему?

– Он убежден, германскому народу необходимо жизненное пространство за счет славян. Путь к победе будет лежать только через атомную бомбу, понимаете? И если я ее не сделаю, то ее сделает Гейзенберг.

– Кто?

– Немецкий физик.

– Почему же он будет делать бомбу для фашистов?

– Потому что Гитлер обещает Гейзенбергу жизнь. И Гейзенберг сделает ему атомную бомбу!

– Вы вещаете, как пифия.

– Я вижу будущее. Потому что я ученый. Потому что я величайший провидец нашего века. И потому что я очень испуганный человек. Вы знаете, что случится, если бомбу сделает Гитлер, а у нас ее не будет?

– Он на нас нападет?

– Он с наслаждением разбомбит наши города, он убьет вас и меня, он превратит нашу страну в пустыню.

– А Запад?

– Запад будет потирать руки от удовольствия. Потом он спохватится, начнет делать собственную бомбу, но опоздает. Когда Гитлер победит нас, он обратит свои тевтонские легионы против прогнивших романских народов. И им придет конец!

Произнося последнюю фразу, Матя поднял к потолку руку, словно сектантский проповедник. Но он не был страшен, трогателен – да, но не страшен.

Рука Мати устало упала на колено.

– В ваших глазах скепсис, – сказал он, – вы очень далеки от этой проблемы, и вам кажется, что все обойдется. Так думали обыватели в семнадцатом году – обойдется, обойдется, обойдется! Вечная трагедия русского народа…

– Папа всегда говорил, что не бывает тайного оружия или возможности покончить с врагом одним ударом, он говорил, что война двадцатого века – это война экономистов.

– Когда же он это говорил?

– Еще до революции.

Матя поднялся.

– Мне надо идти, – сказал он. – Все повисло на шелковой ниточке. Алмазов – человек авантюрного склада. Он склонен со мной сотрудничать. Но для него мое предложение далеко не самое главное в жизни. Он согласится меня поддержать, только если ему это выгодно, если он сам не рискует головой. Еще вчера он дал слово свести меня с Ягодой – это ключевой человек.

– А почему не с военными? – спросила Лидочка.

– Потому что реально страной правит служба безопасности. Если я поставлю на кого-то из командармов, я могу потерять голову вместе с командармом.

– Вы говорите страшные вещи.

– Когда-нибудь вам надо было открыть глаза, Лидочка. И мне очень хотелось бы надеяться, что эта наша беседа – не последняя.

– Какое им дело до вашей биографии?

– Все просто. Алмазов чувствует, что игра пошла большая, но трусит. Это естественно. Он же физику учил в реальном училище, а это не много. Там слово «атом» не проходили. Ему надо мобилизовать заграничную агентуру, чтобы она подтвердила, что игра стоит свеч, а заграничная агентура – это другой департамент. Начинается большая игра, и в этой игре я должен быть чист. Алмазов не станет рисковать с человеком, о котором могут сказать, что он насильник, убийца.

– Убийца?

– А я не знаю, что случилось с Полиной! Я не знаю – нет ли среди нас соперника Алмазова, который хочет сорвать переговоры! Может, даже фашистского шпиона!

– Это кто же?

– Если бы я знал, я бы его отдал Алмазову. Потому что шутки шутками, но речь идет о судьбе мира. Ты можешь любить большевиков или их ненавидеть. Но ты не можешь быть равнодушной к народу – к детям, старикам, женщинам. Я пошел на сделку с дьяволом ради спасения невинных!

Матя отставил ногу и закинул назад голову. Он видел себя героем. А Лидочка казалась ему достойной его внимания особой.