Кирон Голова-в-Облаках

– Как же так?
– растерялся Кирон.
– Меня отпустят на свободу, пока у нас не появится ребенок?

– Нет, глупый. Мне разрешат разделить с тобой камеру. Их доброте есть предел.

– Ты хочешь жить в тюрьме с еретиком? Это же клеймо на всю жизнь!

– Я и вдовой останусь на всю жизнь, Кирон. Но таков мой выбор. Ты недоволен?

– Нет, я... Петрина, дорогая, я не могу просить у тебя так много.

– Правильно. Ты и не просил. Твоя совесть должна оставаться чистой. Шолто нервно потер руки.

– Никогда не спорь с женщинами, Кирон. Будет еще хуже.

– Вы по-прежнему хотите, чтобы ваша дочь вышла за меня?

Шолто почесал голову.

– Контракт есть контракт. А потом, если женщина задалась какой-то целью, она ведь все равно своего добьется, насколько я знаю.

– Ну и не будем терять времени, - заявила Петрина.
– Это решено.
– Она приблизилась к Кирону и прошептала: - Ты можешь изобразить безумие?

Он изумленно уставился на нее.

– Могу ли я...

Она прижала руку к его губам.

– Мне говорили, что Святой Орден учитывает временное помрачение сознания, если есть люди, готовые выступить тому свидетелями.

– Ты многое узнала, - мягко сказал Кирон.
– Многое и о многом. Кто научил тебя, Петрина? Она прижала рот к его уху.

– Одна леди приезжала на лошади. Понятно?

Элике! Элике Фитзалан так взволнована его судьбой, что убедила даже Петрину. Голова Кирона пошла кругом.

В дверь постучал стражник.

– Мы придем еще, Кирон, - сказала Петрина.
– Уверена, что отец и завтра пожелает меня сопровождать. Я принесу тебе кусок пирога и свинины, прямо из жаровни, и посмотрю, как ты будешь есть.

– Петрина, я хочу поцеловать тебя.
– Кирон с сомнением взглянул на Шолто. Кузнец расхохотался.

– Целуй ее, мальчик! Целуй хорошо. Только так и можно победить женщину.

Ближе к вечеру в тот же день пришел Хобарт. На плечи старика была наброшена шаль, в руках он держал флягу с водкой, а все его тело сотрясал кашель.

– Кирон, мальчик мой, как с тобой тут обращаются?

– Вполне прилично, мастер Хобарт. Я, как видите, жив и здоров.

– Ты похудел. И побледнел тоже.

– Вес меня не волнует. А вот солнышка недостает

– Скоро будет солнышко, мальчик мой. Скоро будет. Я написал заявление, что шар ты построил по моей просьбе. Он был мне нужен для рисования, это на самом деле так. Мне был нужен рисунок замка с высоты.

Кирон едва не расплакался.

– Отец, вы не должны делать этого. Вы не можете подвергать себя такому риску. С некоторым усилием Хобарт выпрямился.

– А кто мне вправе помешать? Ты назвал меня отцом, и я этим горжусь. А разве отец не должен защищать своего сына, пусть даже не родного, а духовного?

– Но сын... духовный сын тоже имеет обязанности.
– Кирон протянул руку.
– Я прошу вас уничтожить этот документ. Он опасен.

– Опасен?! Да наплевать!
– Мастер Хобарт прихлебнул из бутылки.
– Ты меня прости, Кирон. Эта жидкость необходима старику, пережившему свои силы и талант... Всю жизнь, Кирон, я прожил в безопасности... и в страхе. В страхе перед теми, кто дает мне работу, в страхе утратить свои скромные способности. Но приходит время подняться над страхом. Когда надо защитить того, кого любишь. Прости меня. Я не мужественный человек. Я черпаю свою решимость из этой фляги. Прости меня. Но я был рядом с великим. И я доволен. Понимаешь? Я видел, как ты кладешь мазки, несущие в себе дикую, невиданную силу. Я знаю, что ты пойдешь далеко. Я хочу, чтобы ты рисовал, ибо к этому у тебя огромный дар. Но если ты хочешь достичь звезд, я принимаю это. Хотя и не в силах уразуметь. Большего тебе сказать не могу. Принимаю. Между нами все ясно?

– Мы понимаем друг друга, отец.

– Значит, все сказано.
– Хобарт сделал солидный глоток.
– Я пережил свой талант и свои силы, но я еще не пережил своей пользы. Сейчас я хочу заплатить очень маленькую цену за твою свободу.

Кирон уже не мог сдержать слез.

– Отец, вы убиваете меня своей любовью. Хобарт улыбнулся.

– Я видел, что ты вырос, окруженный любовью. Я учил тебя с любовью. Любовью я не причиню тебе вреда... Кирон, я не уверен, что смогу прийти к тебе еще. Здоровье, ты понимаешь?

– Понимаю.

– Так что поцелуй меня, сынок. Для тебя это очень мало, а для меня много, потому что я старый дурень.

Кирон обнял его и поцеловал.

Мастер Хобарт выпил еще. И ушел. Спустя два дня его обнаружили повесившимся на стропилах в собственной спальне.

17

Последние дни в Исправительном доме луддитов Кирон вспоминал с удовольствием. Это были последние дни знакомого ему мира, последние дни порядка, безопасности и покоя.

Жерард и Кристен навестили его еще раз. Пришла еще раз и Петрина. После определенных сомнений Кирона навестил и Эйлвин, ученик мельника.

Он ничего не знал о предпринимаемых в защиту Кирона шагах и смотрел на товарища с таким сожалением, словно запах дыма уже разъедал ему ноздри.

– Да, Кирон, в печальную минуту я пришел к тебе...

Кирон расхохотался.

– Да не так-то уж все и плохо. Кормят досыта, сплю вволю, родные и близкие не забывают.

Уверенный, что их подслушивают, Эйлвин кивнул в сторону запертой двери:

– Я не нарушал данного тебе слова, Кирон.

– Хорошо, дружище. Я тоже. И не собираюсь. Не будем из-за этого волноваться.

Эйлвин почувствовал облегчение. Ему совершенно не хотелось привлекать к себе внимание Святого Ордена.

– Многие готовы выступить в твою защиту. И я среди них, если ты меня попросишь.

Кирон видел страдание в глазах Эйлвина и понял, что ему нелегко дались эти слова.

– Эйлвин, спасибо тебе. Я благодарен за твою доброту, но пусть в мою защиту прозвучат более сильные голоса.

– Если случится самое худшее...
– начал Эйлвин.

– Не случится.
– Кирон тоже кивнул на дверь и добавил пророческим голосом: - Я останусь жить хотя бы для того, чтобы похоронить всех тех, кто желал мне зла. В этом я тебе клянусь.

Эйлвин поерзал

– Наверное, мне пора.

– Не забывай о том, чему ты научился. У тебя есть талант, я знаю

Эйлвин пожал плечами. Где он теперь будет брать материалы и уроки?

– Мы с тобой оказались прикованными к своей судьбе, Кирон. Я приду еще.
– Он протянул руку.

– Ты мой настоящий друг.

Больше он, однако, не пришел в Исправительный дом, а когда Кирон увидел его в следующий раз, Эйлвин был уже не тот. Он уже не был художником. И черные волосы его побелели.