Кирон Голова-в-Облаках

– Эйлвин!
– воскликнул Кирон.
– Рад тебя видеть.

Эйлвин протянул руку.

– Не радуйся особо, Кирон. Мир, который мы знали, безвозвратно ушел. Рука его была перерезана и крепко схвачена веревкой у кисти.
– Я больше не смогу рисовать.

– Ты будешь рисовать, - сказал Кирон.
– Клянусь.

Эйлвина поддерживали братья Гильдебранд и Лемюэль.

Кирон смерил их презрительным взглядом.

– Ищете воздушный шар, братья? Я не успел сделать еще один. А где брат Себастьян, ревностный искоренитель ереси?

– Брат Себастьян мертв, - мягко ответил брат Лемюэль.

– Божественный Мальчик так жаждал его общества.

Брат Гильдебранд выставил руку:

– Остановись, Кирон. Что прошло, то прошло. Брат Себастьян, возможно, переусердствовал. Мы не будем сводить счеты.

– Остановись, говоришь?! Странное слово, когда сеньор и вся его семья погибли в ужасных муках, а вместе с ними и полгорода. Нет, брат, мы будем сводить счеты. Но не за воздушный шар.

– Замолчи, Кирон, - вмешалась Петрина.
– В горький час ни к чему горькие слова. Братья помогали больным и раненым и не раз рисковали жизнью.
– Она обняла теряющего сознание Эйлвина.
– Ты же не собираешься держать речь, когда твой друг истекает кровью?

– Простите меня, - произнес Кирон.
– Я как всегда веду себя глупо. Я не беру обратно своих слов, но хочу, чтобы не было обиды.

– Кирон, - обратился к нему брат Гильдебранд, - ты хорошо сказал. Обиды нет. Сейчас мы все нужны друг другу. Наверное, в этом и есть божественное предназначение.

Монахи увели Эйлвина и уложили на приготовленную ими же грубую постель из травы и веток. Некоторое время Кирон слышал его стоны, затем стоны перешли в крик. Он вскочил, чтобы бежать к другу, но ноги не держали его, мир странно завертелся... Петрина говорила что-то, чего он не слышал...

Потом остались одни кошмары.

3

Несколько сотен лет на Британских островах не было ни монархии, ни парламента, ни вообще какой-либо центральной власти. Страна была поделена на феодальные владения. Великие сеньоры, они же крупные землевладельцы, время от времени собирались в Лондоне на совет. Как правило, речь шла о сельском хозяйстве и торговле - никто и не заговаривал о единых налогах, формировании армии или общем подходе к внешнеполитическим вопросам. Каждый сеньор отвечал за безопасность своего владения. При этом нередки были союзы с соседями; часто союзы скреплялись браками. Так и хотел поступить Фитзалан, выдавая свою дочь за Тальбота из Чичестера. А учитывая, что дни Тальбота были сочтены, объединение владений произошло бы наиболее благоприятным для Фитзалана образом. Судьба, однако, распорядилась иначе, вместе с сеньором Фитзаланом и его дочерью погибла и мечта об огромном процветающем поместье.

Хотя центральной власти в Британии не существовало, безусловно существовал единый духовный центр - Орден Луддитов.

Первые и Вторые Люди уничтожили себя, создав немыслимое количество машин и не сумев с ними справиться. Зародившийся из обиды и злости неискушенных, простых людей, луддизм превратился в мощное движение. Нед Лудд, недоразвитый мальчик, разломавший своим молотком вязальный станок в самом начале Промышленной революции, постепенно обрел божественный облик.

С угасанием христианства луддизм процветал. Как философское учение он оказался удобнее. Иисус из Назарета, или Иешуа бен Давид, если уж называть его правильно, никогда не задумывался над моральными проблемами, возникающими в связи с использованием различных механизмов. Он любил рассуждать вообще: о всеобщем братстве, о недопустимости угнетения... Его философия вышла из моды. Дважды человечество уничтожало себя с помощью собственных же машин. И, обращая взгляд в глубь истории, люди поняли, что выступивший против этих машин и есть истинный спаситель человечества. В ретроспективе божественную власть приобрел Нед Лудд, идиотик из Лестершира. Позднее было установлено, что он, преломив одну булку, накормил несколько тысяч человек, прошел, аки по суху, по реке Трент, а накануне своего распятия превратил воду в пиво.

В Британии Луддитский Орден был особенно силен. Антимашинизм стал религией достаточно мощной, чтобы положить конец всякого рода изобретениям и убедить феодалов во зле всех неосвященных церковью механизмов.

Луддитский Орден был чисто британским явлением, но отвращение к машинам не знало границ.

За крахом второй, основанной на царстве машин цивилизации последовали столетия варварства, в течение которых люди с паническим ужасом воспринимали саму идею развития техники.

У некоторых народов страх был сильнее, чем у других. В России, Китае, Африке и Индии, где автоматизация повседневной жизни никогда не была достоянием широких масс населения, люди просто вернулись к образу жизни далеких предков. Они пахали деревянными плугами, запрягая в них лошадей, быков, мулов. Цепами молотили зерно и рис. Добывали мясо копьями и стрелами. А пряжу изготавливали вручную.

В Японии, где к страху перед машинами примешивалось извечное ими восхищение, в очередной раз был изобретен паровой двигатель, который использовали на больших и малых судах. Японцы обратились к традиционной для них философии изоляции, и японские паровые двигатели работали исключительно в Японии.

Паровой двигатель возродился также и в Северной Америке, но там основной задачей было восстановить полноценную связь со Старым Светом. Прошло немало лет, прежде чем американские пароходы доказали на просторах Атлантики свою эффективность по сравнению с легкокрылыми парусниками.

А на Британских островах, некогда являвшихся колыбелью Промышленной революции, Луддитский Орден волевым порядком провозгласил злом все неугодные машины, причем угодность машин определял опять-таки он. Британия, таким образом, была обречена на безнадежное отставание от остальной Европы.

Нашествие пиратов, взявших штурмом наряду с Аранделем много городов по всему побережью, невольно помогло Кирону ослабить влияние Ордена на сознание его соотечественников и продемонстрировать им, что машины, разрушившие две предыдущие цивилизации, необходимы для выживания и развития третьей.

4

Кирон проспал весь следующий день и всю следующую ночь. Все это время конные гонцы продолжали собирать в Мизери людей из различных концов владения. На счастье, держалась сухая и теплая погода. Мужчины строили хижины и палатки, охотились на оленей, зайцев, фазанов, а женщины готовили пищу и смотрели за ранеными.

Кирон не проснулся, когда Шолто перенес его в небольшой шалаш из еловых ветвей. Не знал он также, что Петрина просидела над ним всю ночь, гладила его по лицу, охлаждала пылающий лоб и шептала нежные слова, когда он в беспамятстве вскрикивал.

Рано утром он проснулся, чудесным образом отдохнувший и посвежевший. Отведав на рассвете фазаньей грудки и попив козьего молока, Кирон почувствовал себя другим человеком. За исключением постовых весь лагерь спал мертвым сном: люди устали от ран, переживаний и страшного напряжения. Позавтракав, он снова завел Петрину в шалаш. Она едва держалась на ногах после бессонной ночи, но Кирон этого не знал. Он расстегнул блузку девушки и принялся ласкать ее груди. Забыв об усталости, Петрина застонала от удовольствия. Ее голос и груди так возбудили Кирова, что терпеть больше он не мог. Он повалил ее на ветки. Это было необходимо. Первый раз Кирон был с женщиной.

Потом он задумался, почему возникла такая потребность. Не простое вожделение, нет, скорее, любовь и жизнь заявили о своих правах. Он пережил слишком много страданий и смертей и теперь искал спасения в эмоциональной и физической близости.

Кирон вспомнил Элике, вспомнил с любовью. И в этом не было неверности по отношению к Петрине.

Потом они лежали, шептались, ласкали друг друга. Когда-нибудь он расскажет Петрине об Элике, когда-нибудь она разделит его скорбь. И они вместе соберут траурный венок...