Кисельные берега

«Султаша» скосил на невольницу злой чёрный глаз. Потом соизволил повернуть голову и некоторое время молча её рассматривал.

– А ты, хабиби, - наконец произнёс он с той ласковой внимательностью, от которой мороз по коже продирал, - как бы сама предпочла? Быть битой кнутом перед отсечением головы или брошенной собакам после?

Кира живо представила себе обе картины, сглотнула нервно и почувствовала, как на смену лихому раздражению вновь приходит липкий страх.

– А есть… - дрогнувшим голосом поинтересовалась она, - есть ещё варианты?

– О, безусловно! – вареники красных губ в густых чёрных зарослях раздвинулись, ощеривая мелкие острые зубы. – Сколь угодно! У моих палачей богатая фантазия. Впрочем, - он двинулся к накрытому достархану и, натужившись, через объёмное пузо, опустился на подушки, - об этом после. Ныне время наслаждений, до расплаты за них – ещё целая ночь, хабиби. Наслаждайся!

Короткопалой рукой, унизанной перстнями, он поднял наполненный предусмотрительными рабынями кубок, отпил добрую половину и утёрся парчовым рукавом. Кира проследила за всеми его движениями и постаралась сосредоточится: ну же, размазня, встряхнись! Перестань дрожать, словно собачий хвост. Где твоя собранность в критических ситуациях, где находчивость и смекалка? Разве не приходилось тебе ранее выходить из скользких и неприятных ситуаций легко и элегантно? Было дело, конечно, но… В прежней жизни таковых, чтоб жизни угрожали, не случалось…

– Чем развлечёшь своего господина? – осведомился Шахрияр и вонзил зубы в сладкий инжир.

– Чем? – растерянно отозвалась сосредотачивающаяся Кира.

Владыка вновь продемонстрировал свой волчий оскал, который у него, видимо, служил обворожительной улыбкой:

– Что ты умеешь? Танцевать? Играть на зурне? Сказки сказывать? Мне тут давеча одна пыталась враки народца своего варварского пропихнуть. До чего ж они были глупы и несуразны! Хотя что с вас, язычников богомерзких, взять, кроме белокурых девок? Удивительно отсталые людишки ютятся на севере. Ты ведь тоже оттуда?

– Оттуда, - кивнула Кира, сжала кулачки и решительно двинулась к достархану, где и плюхнулась наглым образом на подушки, напротив повелителя.

Присутствующая при сём инциденте челядь аж дышать перестала от столь вопиющей несознательности дикой северянки.

– Скажи-ка, о… - несознательная на секунду замялась, вспоминая подобающие цветастые эпитеты, непременные при обращении к султану, - о… великодушный (вроде неплохо), если сказки те пришлись тебе не по вкусу, зачем продлил ты сказочнице жизнь? Разве не для того, чтобы услышать продолжение?

Шахрияр уставился на наложницу, как на пробежавшего по тарелке таракана:

– Разве я предлагал тебе сесть подле своего господина, ничтожная?

– Да ладно тебе, не нагнетай! – махнула рукой Кира и, наклонив тяжёлый кувшин с вином, плеснула себе для храбрости в пиалу, из которой предварительно высыпала финики – второй кубок за этим столом, увы, предусмотрен не был.

Легко опрокинув в себя креплёный, тягучий бальзам, она выдохнула, сложив губы трубочкой, и помотала головой.

– Давай без натужных политесов, ок? А то пока будем расшаркиваться, последняя ночь моей жизни пройдёт бездарно и глупо… Ты лучше признайся, о сказколюбивый, что понравились тебе анекдотцы Базильды, не криви душой.

Шахрияр какое-то время помолчал, размышляя: велеть, разве, стражи выкинуть нахалку с балкона, а себе привести другую девицу? Пусть мирно пляшет у двери – привычно и не докучливо… Пожалуй, так и следует поступить.

Он ленивым жестом поднял два пальца в рубинах и сапфирах, подзывая слуг…

– Сказки её дрянь, - всё же решил он ответить напоследок. – Но на безрыбье и рак рыба. Иногда тянет послушать нечто занимательное, но…Великие сказочники давно перевелись. Все ныне врут так примитивно и бездарно, что хочется скормить этих пустобрёхов крокодилам, не дожидаясь развязки.

Стражники замерли за спиной повелителя, ожидая распоряжений.

– Эту… - указал он перстом на Киру.

– А! – перебила та, торопливо доливая вина в свою опустевшую тарелку. – Так я и думала! Я ж ей говорила: Базильда, не обманывайся, твои сказки хороши только для страдающих бессонницей! Девочки в гареме не знали куда деваться от её Доврефьеллей и Скарувоолей. Но я вот чего не понимаю, о… всемогущный… всемогучественный… всемо…, блин, заело… Короче, при твоём могуществе, ваше величество, и богатстве выбора – неужто не смог ты себе стендапера путёвого подобрать? Может, дело не в том, что сказочники перевелись, а в том, что ты их перевёл? В смысле, казнишь людей до того, как они успевают не то что раскрыть, но даже постичь свой талант!..

– Эту, - повысил голос султаша (стражники качнулись на низком старте), - взя…

– Сам посуди! – возопила дурным голосом невольница, заглушая распоряжения начальства. – Если простолюдины у твоего величества всегда голодные, девки гаремные запуганные, придворные трепещут – кто в такой нервной обстановке раскроется?Даже если и существует поблизости от тебя, о наикровожаднейший, такой самородок – он стопудово предпочтёт умолчать о своих талантах: ведь ненароком дрогнет голос на прослушивании – и всё!
– кирдык несчастному!

Султан побагровел от ярости:

– Замолчи, женщина! Исчадие бесовское! Ты мешаешь мне отдать распоряжение страже, болтливая сорока!

– Да за ради бога! – возмутилась Кира, набивая рот сладким кишмишем. – Кто ж тебе запретит, о наигневливейший? Отдавай свои распоряжения! Я из лучших побуждений: помочь хочу, угодить своему повелителю – ты пожаловался, что в сказочниках нужда, и я скорее пыжиться, выводить причину из следствия… То есть… в смысле… наоборот! Следствие из причины?

– Эй, стража! Сбросить эту трещотку с балкона на гранитные плиты двора к чертям собачим! – зарычал гневливейший. – А евнуха, что её привёл – за ней следом!

Шахрияровские холопы с искренним рвением бросились к указанной жертве, словно застоявшиеся борзые. Подхватили под локотки, вздёрнули на ноги, поволокли от достархана…

– Да за что же, повелитель? – вскричала Кира и… захихикала, будучи уже изрядно навеселе. – За искреннее радение – с балкона?!! О жестокосердный мир! – Кира быстро и легко перешла с хихиканья на всхлипы. – А я-то, глупая, как раз собиралась поведать повелителю о сказочнице, которую коварные приближённые скрывают от его всевидящего ока и всежаждущих ушей! – сокрушалась утаскиваемая невольница, выворачивая шею назад.
– А она, между тем, живёт у него под боком и обладает столь невероятными способностями к делу сочинительства, что даже птицы слетаются послушать её невероятные истории!

Шахрияр повёл пальцем. Стражники притормозили. Но их пленница этого, казалось, не замечала: она сокрушённо мотала головой, заливалась слезами и неустанно причитала:

– Как же быть?! Теперь правда умрёт вместе со мной! И повелителю, страдающему без качественных сказок, уже никто-никто и никогда не сообщит заветного имени! Это весьма-весьма-весьма, - голосила наложница, - весьма прискорбно!!

– Да говори уже! – взъярился Шахрияр. – Кого от меня скрывают?

Кира подняла на восточного сатрапа заплаканные глаза, стараясь казаться как можно более трогательной и прекрасной: