Кисельные берега

– Я? То есть… Как же ж оно… это…

– Ты вот сам посуди, - доверительно склонился вперёд Кшыштав, уперевшись ладонями в колени, - баба молодая, самый сок, только-только радости супружеской жизни познавшая – и тут бац! Чёрное, безотрадное вдовство… Ужасная несправедливость!

– Ну этто оно… конешно… как бы…

– Альфред мой, - сдержанный судорожный всхлип, ладонь козырьком над глазами, дабы прикрыть непозволительную рыцарю и королю слабость, - Альфред был парнем хоть куда, мало кто с ним может в наше время сравниться… Такого мужа потерять – лучше уж не сыскать, любая замена скудной покажется, но… Дело молодое, бабье: слёз сколько-нить прольётся, с ними вся печаль и выльется, вновь замуж захочется. Это мне, старому безутешному отцу, с болью и горем гореванным ныне дневать и ночевать до скончания века… - заведённые к потолку глаза в попытке не дать пролиться непролитым слезам. – А бедную Габриэллу на что неволить во вдовстве? Мыслю, - Кшыштав с нажимом провёл ладонью по чёрному чепцу на склонённой голове, - позволить ей утешиться в новом браке с человеком достойным во всех отношениях. Не обязательно с длинной родословной и благородными предками… Она сама, чего уж скрывать, тоже далеко не королевских кровей – сыну любезному не посмел в счастье отказать, согласился на брак неравный…

– Так а я же?.. Чем же, ваше величество?..- Никанорыч в растерянности лупал глазами, переводя их с принцессы на короля, с короля на канцлера, и обратно.

– А? Ах да… Единственно советом, драгоценнейший Порфирий Никанорыч! Подскажите-ка: не найдётся ли у вашего, скажем, вышеградского князя достойного боярина или даже… пусть не боярина, хоть бы и рыцаря… пусть и безземельного, но порядочного и достойного, согласного принять в дом нашу Габрусю в качестве супруги? Приданого за ней не обещаю. Думаю, сама женитьба на женщине из Колбасковского королевского дома уже достаточная награда для любого!

– Отчего ж не найдётся, - выдохнул с облегчением купец. – Найдётся, коли поискать. Ради добрососедских отношений-то… Можете на меня положиться, ваше величество! Как только доберусь по санному пути до Вышеграда, первым делом отправлюсь к князю, разузнаю о сём вопросе…

Кшыштав, не дослушав, сморщил нос и нервно потёр коленку:

– Как доберёшься… Долгонько ждать-то…

– Так, - удивился купец, - всё одно траур. Раньше года-то и невместно…

– Ах, это всё пустое! – отмахнулся с нетерпением король. – При чём тут траур, когда человек гибнет? Коли речь о спасении жизни идёт? Уверен, что ради такого милосердная наша церковь всегда сделает исключение, - он покосился на ларец с барышом. – Может, переговоры с князем как-то ускорить возможно? Списаться? Я гонца дам… А?

Никанорыч, вконец растерявшись от подобного натиска и нежданных идей, открыл-закрыл по-рыбьи рот, почесал маковку, пытаясь сообразить…

Но соображать не понадобилось. За него уже сообразили. Медведь шагнул вперёд, заметно волнуясь, и поклонился королю низко, до земли, по вышеградскому обычаю.

– Не вели казнить, ваше величество, вели слово молвить!

– Хм… - величество прищурилось. – Ну молви, молви, коли не шутишь…

– Я есть рыцарь князя вышеградского. Не из последних. За сие Порфирий Никанорыч поручиться может…

Порфирий Никанорыч неопределённо мыкнул.

– Намерения вашего величества отозвались в сердце моём, - продолжал Медведь к ужасу Киры. – Посему молю вас смиренно принять во внимание мечту мою видеть принцессу Габриэллу своей супругой…

В зале повисла гнетущая тишина. Киру замутило. Она качнулась и, чтобы не упасть, схватилась за рукав Никанорычевой шубы.

Страж стоял с поникшей головой, ожидая решения судьбы своей.

– Коли позволил себе чего лишнего, так прошу не гневаться, ваше величество, - добавил он на всякий случай. – Никогда бы не отважился на сватовство сие, кабы не ваши давешние слова…

Но король и не думал гневаться. Он думал о том, как быстро и удачно удалось порешать тяготившее его дельце. Предстоит ещё, правда, договориться с епископом… Но здесь он теперь тоже не видел особых препятствий.

– Что ж, - Кшыштав энергично потёр руки и поднялся с трона, намереваясь спуститься вниз, дабы собственной королевской милостью соединить руки помолвленных, но…

Тут неожиданно вскинула голову Пепелюшка. Она обвела присутствующих таким взглядом, словно очнулась от забытья.

– Замуж? – удивилась она. – Но я уже замужем, государь. Нет и не может быть у меня другого мужа, кроме принца Альфреда.

Король нахмурился и погрозил ей пальцем:

– Поговори у меня ещё… Что за бунт? Как я сказал – твой король и опекун – так и будет, - он быстро спустился по ступеням и, перехватив принцессу за локоть, вздёрнул её на ноги. – Твоё же дело, глупая, благодарить и кланяться. И не перечить!

Пепелюшка смотрела на колбасковского повелителя спокойно и равнодушно:

– Я и не думала перечить, ваше величество, - раздался её ровный голос с незнакомыми, пугающими нотками. – Просто предупреждаю. Дабы не оставлять своего короля в неведении, - она беспрепятственно высвободила свою руку из цепких пальцев великодержавного свёкра. – Накануне свадьбы мы обменялись с принцем колдовскими кольцами, в каждом из которых заперли любовь и жизнь друг друга. Если расплавить на огне горючем кольцо Альфреда, в котором томится моё сердце, тоска, снедающая его, разойдётся, и смогу я принять новое счастье в новом браке. А если нет…

– Что за бред!.. – фыркнул король.

– …а если нет, то, изменившая клятве, зачахну я по закону наложенных чар. Очень скоро после свадебной фаты придётся примерить мне погребальный саван…

– Охти ж… - ужахнулся Никанорыч. – Ну это ж надо, чего эта молодёжь несмышлёная творит! Это ж кто надоумил вас, недоумков, такую печать на себе ставить? Дурачьё вы, дурачьё бессмысленное…

– Так брось его в огонь! – сказал Медведь, и пальцы его дрогнули, сжимаясь в кулаки. – Или прикажи уничтожить, светлая принцесса!

Габриэлла даже не повернула головы в его сторону.

– Это невозможно, - пояснила она королю медленно и с расстановкой, как слабоумному. – Не-воз-мож-но. Кольца мы с Альфредом бросили в бурные воды Северного моря, сгоняв туда на летучей карете. Это была волшебная ночь… - принцесса вскинула ладони к лицу и всхлипнула.

– Северного моря?? – казалось, король её сейчас ударит. – Да вы в уме ли были, дети мои?! О идиоты! О горе мне, грешному! Почто наказываешь, господи, олухами такими?
– он плюхнулся на трон, заламывая руки и возводя очи к серым арочным сводам далёкого потолка. – Почто, госп… - он внезапно осёкся, разглядев, видимо, ответ в кромешной темноте, недостижимой для слабого света свечей.

Перестав кривляться, он откинулся на спинку трона, нахмурился, побарабанил пальцами по подлокотникам:

– Ну вот что, - проговорил он, приняв решение, - всё это дурь и блажь. Нет на тебе никакого заклятья. Это ты специально сейчас выдумала, чтобы только волю своего благодетеля не выполнять, дабы непослушание и строптивость свою продемонтрировать! Выдумала ведь, признайся? – вопросил он грозно и, не собираясь дожидаться ответа, провозгласил: - А коли так, разгневала ты меня вдвойне, Габриэлла! Пойдёшь за этого рыцаря, я сказал! И никакие выдумки тебя не помогут! А до венчания сядешь под замок! Во избежание…