Кисельные берега

– Но сейчас-то ты будешь целовать его не в человеческие губы, а в мохнатый медвежий лоб!

– Но после этого он же сразу превратится!.. Кстати, а… с чего ты взяла, что он превратится от… моего поцелуя? Ты ж сама говорила, что…

– С того! С того, что он к тебе весьма неравнодушен. Это я давно заметила…

– Святой Войцех, - проныла Пепелюшка и схватилась ладонями за загоревшиеся щёки. – Ещё и это… Кирочка, ну как можно? Нет, нет и нет! А мой принц? Что скажет он, если узнает о… Даже подумать страшно!

– Ну почему он должен что-то узнать, если ему не сказать? Делай добро молча – не обязательно об этом трезвонить на каждом углу…

Это она сказала совершенно напрасно: последнее предложение, видимо, переполнило чашу вмещения человеческой греховности в невинном Пепелюшкином сознании.

– Ты… - пролепетала она, бледнея, - предлагаешь мне утаить от будущего супруга свои досвадебные прегрешения?..

– Прегрешения? – взорвалась Кира. – Маленькая ханжа! Что ты называешь прегрешениями? Спасение человека от страшной участи? Это прегрешение?

– Нет, конечно! Что ты, Кирочка! Я называю прегрешением поцелуй с мужчиной, с которым я не помолвлена. И ложь будущему супругу…

Кира скрипнула зубами.

Дура твердолобая! Нет, это бесполезно. Она устала от этого железобетонного фарисейства, что намертво окопалось в сознании хрупкой с виду, вроде бы такой жалостливой и податливой девочки.

Прости, Медведь. Я пыталась.

– Иди к чёрту! – буркнула Кира и завернулась в одеяло. – Пока я тебя не стукнула.

– ----------------------------------------------------------

– Как твоё настоящее имя? Мне бы не хотелось звать тебя этим нелепым прозвищем – «Пепелюшка»… Совсем оно тебе не подходит.

Медведь старался шагать рядом с непоседливой, шабутной девчонкой, проявляющей чрезвычайно живой интерес ко всему вокруг. Вот и снова она зачем-то свернула с дороги в траву, прошла, крадучись, несколько шагов… Ну что там опять?

– Смотрите! Смотрите! – произнесла она с восторженным придыханием. – Ёжик!

Чувствовала себя Пепелюшка прекрасно. Выглядела и вела себя, как обычно. Как ни вглядывалась в неё Кира, так и не смогла заметить на её безмятежном, как луна, лице следов задумчивости или сомнений – ожидаемых последствий вчерашнего разговора. Будто и не было ничего. Будто не отказалась она вчера наотрез спасти от страшного заклятья того, с кем сегодня беззаботно, без тени смущения, болтала.

Поиск ёжиков её, видимо, занимал гораздо больше, нежели судьба несчастного Медведя.

Сырник на находку отреагировал первым; запрыгал вокруг немедленно ощетинившегося иглами шарика, залаял звонко и беспорядочно, припадая на передние лапы и задорно отклячивая зад. И Медведь с готовностью уставился на бурые, едва заметные в траве иголки, будто такое зрелище для него – несусветная редкость и величайшее удовольствие.

– Я что-то не поняла, - забрюзжала Кира, поморщившись, - что за ажиотаж вокруг бедной зверушки? Она чем-то отличается от тех пяти, что мы имели удовольствие видеть вчера?

Медведь хмыкнул и попятился с обочины обратно на дорогу.

Кира опасно качнулась на его спине и вцепилась в длинную шерсть загривка покрепче.

– Габрусей её зовут, если тебе это так необходимо… - представила она подружку, которая, отвлёкшись на ёжика, давно забыла про оставшийся без ответа вопрос.

– Чудесно… - протянул Медведь с явным удовольствием.

Всадница раздражённо фыркнула:

– Тебе, как я погляжу, всё чудесно, что с нею связано.

Зверь обернулся к ней через плечо и - Кира готова была поклясться! – ухмыльнулся. Потом медленно и вразвалку зашагал по дороге.

Девушка и собака их вскоре догнали. Сырник, не останавливаясь, прокопытил мимо, развеваясь розовым языком по ветру, а Пепелюшка притормозила: протянула Кире горсть ягод, а Медведю впутала за ухо полевой цветок.

– Какое великолепное утро! – закружилась она посреди дороги. – Как хорошо в лесу! Я могла бы так идти и идти вечно! Всю жизнь! И мне бы не надоело! Если бы не мои обязательства перед принцем…

– Милая Габруся! – поспешил замять принцевую тему Медведь. – Какое совпадение – я тоже люблю летнее лесное утро! Лето – лучшая пора, не правда ли?

– О, бесспорно! Зелень, небо, птицы – такая радость кругом, столько солнца! Но больше всего я люблю весну: это цветение и эти ароматы ни с чем невозможно сравнить! А ещё больше всего люблю, когда лес становится золотым и сам по себе светит, словно солнце и… паутинки медленно летают между ветвей и тишина звенящая, и… воздух пахнет дымком… Обожаю осень! А после? Что за прелесть, когда начинает падать снег! Когда щиплет за щёки жгучий морозец, от которого так бодро и весело! Боже, а Рождество! А санки! Зиму люблю больше всего на свете!

– Ты же говорила… весну?

– Да? Ой, знаете, я всё люблю! Всё вокруг прекрасно и жизнь прекрасна! Как же можно что-то выделить в ущерб другому?

– Прекрасна!.. – буркнула Кира. – Только не у всех.

– Кирочка, ты не расстраивайся, прошу тебя! Осталось совсем немного, скоро… Когда, кстати?

– Думаю, - Медведь сделал паузу, - завтра к вечеру будем на месте.

– Вот видишь! Все будет у тебя хорошо!

– А у него? – подковырнула Кира, кивнув на своё средство передвижения.

– И у него! Обязательно! – не моргнув глазом заверила восторженная девица. – Может, его истинная любовь ждёт за поворотом – а мы об этом ещё просто не знаем и оттого грустим напрасно!

Она подбросила вверх лепестки ощипанной между делом ромашки и понеслась вприпрыжку догонять Сырника, нисколько не грустя о настоящем, не жалея о прошлом и не страшась будущего.

– Ну разве она не прелесть? – осведомился Медведь.

– Нет, - сухо отрезала Кира и надулась. Непонятно за что и непонятно на кого.

Глава 38

К полудню дорога стала более торной и широкой, начала разветвляться в разных направлениях. Поэтому, опасаясь встречи с людьми, Медведь предложил свернуть в чащу и двигаться дальше под её прикрытием. И не напрасно. На обеденном привале, затевая кашу с солониной, путники даже слышали дальний перебрёх сторожевых собак. Но поскольку близость человеческого жилья им была нынче без надобности, они её признаками не заинтересовались.

Хотя Медведь забеспокоился: он то и дело задирал по ветру нос, нюхал воздух, фыркал и крутил большой головой.