Кисельные берега

– Чтоб тебя разорвало, старая ты перечница! – проговорила она, чуть не плача. – Что ж ты творишь, а?

– Ну, во-первых, насчёт старой перечницы, - обиделась восставшая покойница, - на себя посмотри. А во-вторых – чего так переживать из-за небольшого весёлого розыгрыша? Забавно придумано, согласись?

– Забавно… - Кира поморщилась от неожиданно вступившей под ребро тупой боли. – А веселей всего – вон – твоей крестнице разлюбезной. Интересно, совсем она крякнулась или так просто, полежать-отдохнуть?..

Покойница энергично прогрохотала четвереньками к лазу, заглянула Кире за спину.

– Бедная девочка! – пожалковала она. – Такая впечатлительная! Ну, это ничего, это пройдёт… - она беспечно махнула рукой. – Ты как насчёт поесть? У меня нынче шикарный поминальный обед! Заползай.

Всё ещё со смешанными чувствами страха и брезгливой опаски Кира приняла приглашение и протиснулась в избушку. Будь она погабаритней, вроде Никанорычевой кухарки, застряла бы в узком лазе – как пить дать. Да уж, жилище более чем малогабаритное: слева-направо два шага, от двери до дальней стенки – три. А коли встать в рост помыслишь – так только согнувшись. Хотя… если жилище это вовсе не для жилья, а для последнего успокоения, так на что оно – больше-то?..

Гостья тяжело плюхнулась у стены, привалившись к ней гудящей спиной, и огляделась.

Батюшки-светы! И как она не заметила раньше? Масляный светильник трепетал посреди разостланной на полу узорчатой кошмы, сплошь заставленной крынками, горшочками и мисками со снедью.

Желудок немедля заурчал и завозился во впалом животе, напоминая о том, что с утра в нём, кроме кружки медовухи и пары орешков ничего более положить не удосужились. Внемля обиженному организму и не дожидаясь особого приглашения, Кира отвертела ножку у печёной курицы и подцепила кусок пирога: ах, ням-ням… какое это удовольствие – набить полный рот вкуснейшей снедью после долгого голодного дня и дикого нервного напряжения!

Она с наслаждением перемалывала пищу полустёртыми старческими зубами, предоставив хозяйке погребальной избушки хлопотать за дверью, вокруг крестницы. Та похлопывала её по рукам и ласково ворковала над бессознательной девицей, пока не добилась открывшихся глазок, а в них – радостного узнавания.

– Милая крёстная… - прошептала Пепелюшка, силясь улыбнуться. – Как чудесно, что вы поспели так вовремя и спасли нас от такого… ужаса… - её слабый голосок дрогнул.

– Ну-ну, дитя моё! – мурлыкала любительница розыгрышей. – Всё хорошо, всё хорошо… Кушать хочешь, а? А настоечки боярышниковой, а? Немножечко, для румянца?

Фея-крёстная помогла гостье сесть, сочувственно выслушивая её жалобы на пережитое, а после, подпихивая под зад, затолкала в избушку.

– Садись, детка, подкрепись. Очень помогает при нервных потрясениях.

В погребельной избушке стало почти уютно: обилие сытной еды, горячий травяной отвар, огонёк лампадки, освещающий и согревающий тесное пространство… Даже зверюги внизу, наконец, заткнулись, а висящие над Вышеградом второй месяц тучи стали расходиться, открывая в прорехах крупные звёзды.

– А потом, - захлёбываясь повествовала о своих приключениях Пепелюшка, забывая кусать зажатый в руке пирожок, - мы увидели светящиеся глаза! Я думала, умру тут же, на месте – до того ж страшно было! – ещё до того, как они кинутся и разорвут нас на кусочки! Но Кира – она такая смелая и всё понимает сразу обо всём! – она сказала: «Не бойся, мой любезный друг Пепелюшка! Они не станут нас есть, потому что посланы, дабы отвести нас к госпоже Яге!» А… кстати, - девчонка открыла рот и уставилась на сотрапезниц. – Мы, выходит, так к ней и не дошли? Кирочка, это что ж – не та избушка? Или… - голос её задрожал, - или её нет пока дома и она… О, крёстная! Давайте поскорее уйдём отсюда! Ты ведь можешь сделать так, чтобы зверюшки… ну, те, что внизу ворчат… нас не тронули? Мы бы сейчас спустились и быстренько-быстренько побежали! А то вдруг госпожа Яга вернётся…

– Нам ведь того и надо, - промычала Кира, жуя. – Разве мы к ней не по делу шли?

– Ах да… - понурилась Пепелюшка.

Кира макнула блин в брусничное варенье и запихнула его в рот:

– Бригитта, - пробубнила он с набитым ртом, облизывая пальцы, - ты случайно не знаешь, куда подевалась твоя коллега? Может, ты её вниз скинула волчарам на съеденье? А?

Бригитта радостно подмигнула своим гостям:

– Скинула! Скажешь тоже! За кого ты меня принимаешь, детонька? Никого я, само собой, никуда не скидывала.

– Да? – Кира посмотрела на неё, прищурившись. – Так как же нам быть теперь с нашим дельцем? Кому его адресовать? Нас-то к Яге послали…

– Ну… Куды шли, ясочки, туды и прибились, - сообщила хитрая бабка.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что ты и есть…

– Ладно-ладно! – замахала руками гостеприимная хозяйка и сунула в руки остолбеневшей Пепелюшке медовую баранку размером с колесо. – К чему воздух сотрясать впустую? Имена разные всуе поминать… Они ведь тоже не пустой звук: позовёшь раз пятнадцать чёрта, а после не выпроводишь…

Кира внимательно, изучающее посмотрела на бабушкину подружку, как-то по-новому, с некоторым даже благоговейным страхом:

– Как зовут тебя, Бригитта? – спросила осторожно.

– У меня много имён, - отмахнулась та и быстро перевела разговор на другое. – Я вот смотрю на тебя, Кирочка, дорогая… Что-то как-будто не то в тебе… Плохо выглядишь. Болеешь?

– Ну! – возмущённо фыркнула Кира. – Если это так называется…

Бригитта послюнила край широкого рукава своего савана и потёрла им в чём-то запачканную щёчку Пепелюшки.

– Рассказывай, - велела она.

Гостья пожала плечами:

– Чего рассказывать? Развели меня, как лохушку. Сторговалась с ведьмой одной – по три пятака за пуд серебра.

– Что за ведьма? – насмешливо изогнула бровь хозяйка избушки.

– Служанка, - нехотя выцедила Кира, - Синей Бороды…

Вспоминать обо всех обстоятельствах этого приключения и о том, как глупо она опозорилась, попавшись на обман, было неприятно. Но и не отмахнёшься ведь, не умолчишь! Потому как – вот она, Бригитта – та, с которой она так мечтала встретиться, чтобы просить, умолять, упасть, если потребуется, на колени и любой ценой выпросить себе свою молодость и красоту обратно! Сидит перед ней собственной персоной, интересуется обстоятельствами превращения… А она… На неё будто ступор напал!

Стоит перед глазами Лизаветина свадьба и знакомство с маленькой лохматой старушонкой в нелепом плюшевом платье… И встреча у источника в Козедольском замке… И в пряничном домике… Какой Кира была тогда? Молодой, красивой, заносчивой и язвительной, уверенной в своём превосходстве и в своём единственно верном взгляде на жизнь. А что теперь? Её выпороли, унизили, растоптали… Сидит она перед той же Бригиттой – старая, немощная, обобранная до нитки, умоляющая о снисхождении! Как унизительно… Как горько! Может, этого вредная колдунья и добивалась? Может, такой её и хотела видеть? К тому и вела по этим проклятым сказкам? Осталось только признать это, польстив ей сбывшимися ожиданиями…