Китай и китайцы. Привычки. Загадки. Нюансы

Кому: Виктория Остапчук «[e-mail]»

От кого: Денис Никитин «[e-mail]»

Тема: Меланхоличное.

Привет, Викусик!

Что-то домой потянуло меня.

Совсем, как поэта Ду Фу, который написал эти строки:

В пелене снегопада

Ведем мы усталых коней,

В неприступных горах,

Среди снега и вечного льда.

Все опасней тропинка —

И камни нависли над ней,

Отморожены пальцы —

И трудно держать повода.

Далеко мы ушли

От спокойной китайской луны.

Скоро ль, крепость построив,

Домой возвратимся, друзья?

Тучи к югу несутся,

К равнинам родной стороны,

Мы глядим – но, увы,

Нам взобраться на тучи нельзя [32] .

Здорово, правда?

Печально, и с настроением.

До скорой встречи,

Денис

P.S. «Учитель сказал:

– Трудно иметь дело только с женщинами и низкими людьми. Если с ними сближаешься, то они перестают слушаться. Если же от них удаляешься, то неизбежно испытываешь с их стороны ненависть». Конфуций «Суждения и беседы». Перевод Л.С. Переломова.

Неужели старина Конфуций сказал правду?

Иначе чем можно объяснить, что ты, солнышко, перестала отвечать на мои письма?

32

Ду Фу. Из цикла «В поход за Великую стену». Перевод А.И. Гитовича.

Кому: Владимир Крашенинников

«[e-mail]»

От кого: Денис Никитин «[e-mail]»

Тема: Взгляд на «секас» по-китайски.

Привет, дружище!

Пишу тебе из Тунли, это такой город.

В городе Тунли, что возле Сучжоу, живет мало народа – тысяч пятьдесят, что по местным меркам больше подходит деревне.

В городе Тунли, который полтора десятка речушек нарезали на множество кусочков, около пятидесяти мостов.

В городе Тунли можно купить прекрасную, вышитую шелком картину. Это местная фишка, вторая после прогулок на лодке.

А еще в городе Тунли находится Музей сексуальной культуры, что для Китая, мягко говоря… нехарактерно.

Был тут, в смысле – у китайцев, такой мифический персонаж по имени Предок Пэн, который якобы прожил на свете ни много ни мало, а целых семьсот лет, и успел оставить потомкам множество рекомендаций, касающихся здоровья. Так вот, этот самый Предок особо рекомендовал китайцам почаще посещать супружеское ложе. Для совершенствования, так сказать.

Конечно же, и в столь деликатной сфере, как взаимоотношения между полами, китайцы не могли не насчитать пяти добродетелей, а именно доброты, честности, вежливости, доверия и мудрости. Вот как!

Половой акт в понимании китайцев (не только древних, но и нынешних, заметь себе) – это и очередная ступень на пути к духовному совершенствованию, и ритуал (а как ты думал?), и приятная забава, и «любовная битва». Для китайцев сексуальные отношения есть не что иное, как чистое и непосредственное выражение взаимодействия инь и ян – женского и мужского начал. А вот воздержание считалось противоестественным и вредным для здоровья.

Что самое главное в сексе для китайца?

Придерживаться золотой середины – вот что! Остальное приложится.

Да будет тебе известно, что наложниц императора в Китае клеймили – при «приеме на службу» ставили им на ягодицы печать, удостоверявшую ее целомудрие.

Сами императоры по наложницам не бегали – им их приносили в спальню. В готовом к «ритуалу» виде – бери и начинай! И непременно те, кому это вменялось в обязанность, делали пометочку в реестре, таком своеобразном «личном деле» наложницы – была, мол, у императора такого-то числа. Зачем, спросишь ты. Да затем, что статус наложницы впрямую зависел от числа ее встреч с императором. А статус в Китае – это все!

Что касается способов соития, то здесь древние китайцы сильно уступали индусам с их «Камасутрой» – старинные манускрипты упоминают всего лишь о «десяти способах соития».

Надо сказать, что китайцы смотрели и смотрят на любовь без ханжества. В трактате «Дун Сюань-цзы», написанном в восьмом веке и целиком посвященном сексу, утверждается, что на свете нет ничего важнее полового влечения.

Последователи Конфуция, подчинявшие человека и его жизнь строгой регламентации, не жаловали чувства, тогда как даосизм, обращающий особое внимание на женскую и мужскую составляющие мироздания (инь – ян, Тьма – Свет, женщина – мужчина), придавал особое значение совокуплению мужчины и женщины как природному акту. Даосы также видели в сексе средство продления жизни. Концепция секса в даосизме подчеркивала оздоровительную и благую стороны секса. Для полноты ощущений, после Музея сексуальной культуры неплохо было бы и в какой-нибудь нелегальный публичный дом наведаться. Чисто для полноты впечатлений…

Пока,

Денис

P.S. А вот нечто очень интересное: «Есть животное шаньюань, которое зачинает само от себя, это называется лэй. Есть водоплавающая птица, которая зачинает от взгляда, – это птица-рыболов. Среди морских черепах есть только самки, а некоторые существа бывают только самцами: таковы маленькие осы. В стране Сы женщины зачинают без совокупления с мужчиной. Хоу Цзи родился от следа великана.

И Инь родился в дупле шелковицы.

Из теплой сырости рождаются стрекозы,

из уксуса – насекомое сицзи.

Растение янси, соединяясь со старым бамбуком, рождает существо циннин, циннин рождает леопарда, леопард – лошадь, а лошадь – человека. Человек же со временем возвращается в зародыши. Все сущее в мире выходит из зародышей и в зародыши возвращается» [33] .

Это слова мудреца Ле-Цзы. Того самого, который сказал: «Вершей пользуются при ловле рыбы. Поймав рыбу, забывают про вершу. Ловушкой пользуются при ловле зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку. Словами пользуются для выражения смысла. Постигнув смысл, забывают про слова. Где бы найти мне забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить» [34] .

Кто такой Хоу Цзи, я не знаю, но представляется он мне кем-то вроде Хагрида.

33

Ле-Цзы. Перевод В.В. Малявина.

34

Ле-Цзы. Перевод В. В. Малявина.

ОРИГИНАЛ

В Китае в ресторанах принято «подсаживаться» за столик, где есть свободные места, не спрашивая разрешения у уже сидящих за ним. Зачем впустую сотрясать воздух? Место свободно – занимай!

Я поступаю так же – освоился, можно сказать. С одним лишь отличием – я непременно улыбаюсь соседям по столу и говорю им: «Нихао!» Мне чаще всего отвечают тем же и более не обращают на меня внимания. Во всяком случае – впрямую.

С ужасом думаю о том, что постепенно я стал есть столь же шумно, как и местные жители и, что хуже всего, начал находить в этом определенную прелесть. Удастся ли мне по возвращении домой сразу же вернуться к прежним, цивилизованным, привычкам?

Правда, кидать мусор под ноги я не могу – всегда ищу урну, которых здесь не так уж и много.

Подбежавшей официантке не пришлось долго объясняться со мной. С традиционным «Нихао!» я потыкал пальцем в листок с перечнем блюд, лежавший на столе, благо китайские названия были продублированы на английском.

– Вы, должно быть, давно живете в Китае, раз делаете заказ не раздумывая, – обратился ко мне по-английски мой сосед по столу.

Джинсы, яркая шелковая рубашка и платок, небрежно повязанный на шее, свидетельствовали о том, что передо мной – творческая личность.

– Позвольте представиться – Чэнь Цичжи, музыкант. Играю как на цитре, так и на фортепиано.

– Не очень давно, – представившись, в свою очередь, ответил я. – Мой метод прост – каждый раз я заказываю что-то доселе не пробованное.

– Превосходно! – улыбнулся Чэнь Цичжи. – Для вас еда не просто прием пищи, это еще и лотерея, и открытие!

– Пожалуй, что так, – ответил я, радуясь возможности пообщаться с китайцем. – А что бы вы мне посоветовали, уважаемый Чэнь?

– Оставить в желудке немного места для вот этого блюда. – Чэнь постучал пальцем по одной их строк меню. Вроде бы ничего особенного – баклажаны, фасоль, черный гриб, но местный повар умеет из простых продуктов сделать…

Он повертел правой рукой с зажатыми в ней палочками в воздухе, подыскивая подходящее слово.

– Шедевр? – подсказал я.

– Да-да, именно – шедевр! – обрадовался Чэнь.

– Я непременно попробую это блюдо, – пообещал я. – Спасибо за совет.

– Поскольку вы иностранец, вашим словам можно верить, – ответил Чэнь, продолжая улыбаться.

– Может быть, я неправильно понял ваши слова? – переспросил я, донельзя удивившись.

– Нет, уважаемый Дэн, вы поняли меня совершенно верно. Я сказал, что поскольку вы иностранец, то вам можно верить, имея в виду, что вы действительно последуете моей рекомендации, а не отмахнетесь от нее. Вот если бы вы были китайцем, у которого на языке одно, а в мыслях – совершенно другое, то я бы не отнесся к вашим словам с доверием.

Официантка принесла мой заказ. Я указал на блюдо, рекомендованное мне соседом. Официантка исчезла.

Развернув обернутые в салфетку палочки для еды, я, прежде чем начать есть, все же спросил у соседа.

– Судя по имени, вы тоже китаец? Но почему же…

– Я китаец, – не дал мне договорить Чэнь. – Но я не… не лицемер. Я не собираюсь кривить душой и превозносить собственный народ до небес, если знаю, что у него полно недостатков.

– И каких же? – поинтересовался я, приступая к еде.

– Если это не испортит вам аппетита...

Я отрицательно помотал головой, так как уже успел набить себе рот едой.

– Прежде всего, китайцы неискренни, – начал Чэнь, не переставая при этом управляться со своим обедом. – Они постоянно вынуждены выпытывать мысли окружающих, в том числе и своих близких, и при этом стараются как можно лучше скрывать свои. Традиции, черт бы их побрал! Из-за этих традиций мы погрязли в пустословии и лжи! Наши традиции разобщают нас!

Поймав мой недоверчивый взгляд, он несколько раз кивнул.

– Да – разобщают. Увы, но мои соотечественники ведут себя, как пауки в банке. Есть у нас такая поговорка: «Один японец подобен свинье, но три японца подобны дракону». Китаец же подобен дракону лишь в отдельности, и только на словах. Три китайца – это уже не дракон, а нечто жалкое. Проблема в том, что китайцы просто не осознают важности сотрудничества, привыкая с самого детства по поводу и без разглагольствовать о единстве нации! Китай – это одна огромная банка с пауками!

Чэнь сделал паузу, чтобы отхлебнуть пива из запотевшей бутылки, стоявшей на столе перед ним.

– Вы не преувеличиваете? – мягко уточнил я.

– Нисколько! – потряс головой мой сотрапезник. Даже преуменьшаю немного. О, мы говорим: «В разбитой посуде пищи не приготовить» – но на самом деле… И к тому же мы никогда не признаем своих ошибок! Чуть что, мы начинаем вопить: «О, наша великая держава!», «О, наша древнейшая культура!», «О, дух нации!». А на деле этот дух нации смердит так, что и представить себе невозможно! А насколько мы неуравновешенны! Только и можем болтать о «золотой середине», но нас всегда заносит в крайности, достаточно вспомнить «культурную революцию» Мао.

Мне принесли большую миску с овощами, рекомендованными Чэнем. Пахло от них весьма соблазнительно.

– Когда мне говорят: «Мы, китайцы, лучшие из лучших!» – я всегда задаю встречные вопросы: «Почему же тогда мы живем так плохо? Почему же тогда мы по уши увязаем в дерьме в прямом смысле этого слова? В чем причина? Не лучше ли для начала ликвидировать повсеместно грязь и беспорядок, а потом уже нахваливать себя?» И знаете, кто виноват в наших бедах?

Я покачал головой.

– Наша культура! Поросшее мхом от древности конфуцианство! Со времен Конфуция мы не умеем думать и делать выводы, мы не приучены иметь собственную точку зрения, мы только и знаем, что разъясняем друг другу учение Конфуция. Изо дня в день, из года в год, из века в век китайцы боялись думать, а теперь нация расплачивается за это недостатком интеллекта! Мертвая культура превратила китайцев в то, что вы видите вокруг себя!