КК. Книга 8

И посмотрела в лицо своему гневу.

Я видела Софи Руфин мельком, когда ещё глаза не были застланы туманом ненависти и обиды, и запомнила ее рыжей и очень красивой. Сейчас, приподнявшись на койке, на меня с ужасом, щурясь, смотрела изуродованная молодая женщина, похожая на старуху из-за слезающей с лица, плеч и рук кожи и красных и серых пятен после обморожения. И это уже подживало - то есть бинты сняли, оставили только мази и виталистические процедуры. Красными были и глаза, губы ее вообще были похожи на какие-то клочья, волосы потускнели и напоминали паклю. Она со страхом прижимала к себе двух девочек, таких же рыжих, как она сама, и от Люка в них не было ничего. Это и неудивительно, если они были рождены не в браке, но я смотрела на них и понимала - нет, не его. Ни малейшей черточки.

Девочки начали плакать, и женщина, легко придерживая их, что-то зашептала сипло в макушку младшей. Видимо, гортань я тоже ей выморозила. При таких повреждениях удивительно, как она осталась жива.

У меня закружилась голова.

Злость ушла, сменившись растерянностью и осознанием того, что я лишь чудом не убила человека. И только чтобы не сбегать отсюда, давая повод ещё большим пересудам, я подошла ближе. Женщина сжалась еще больше.

– За вами хорошо ухаживают?

– Да, госпожа, - просипела она. Девочки рыдали, глядя на меня, как на злую ведьму, и это ощущалось странно и некомфортно. Вблизи картина была ещё более ужасающей. Конечно, в таком состоянии ее нельзя транспортировать.

– Мне жаль, что так случилось, - еле выдавила я из себя.

Женщина опустила глаза.

– Вы в своем праве, госпожа, - прошептала она.
– Простите меня. И не вините его светлость… это все я.

– Не стоит об этом говорить, - наверное, мой тон был все же далек от доброжелательного, потому что она дернулась и еще сильнее опустила голову. От плача детей у меня заломило виски, и я повернулась к виталисту, стоящему за моей спиной:

– Какие прогнозы, господин…?

– Ольвер, - поклонился маг жизни.
– Еще дня три, максимум неделя, и восстановление закончится. Останутся слабые рубцы, но они исчезнут за первые полгода. Также возможно онемение в пальцах и конечностях и снижение чувствительности кожи, но и это пройдет. Можно было бы ускорить процесс заживления, но тогда велика была бы вероятность грубых рубцов. Не беспокойтесь, госпожа. Я каждый день докладываю господину герцогу о состоянии больной.

Он говорил спокойно, будто и не знал, что именно я стала причиной состояния Софи. Я кивнула, снова повернулась к койке. И снова заставила себя говорить:

– Если вам что-то понадобится, вы можете обратиться ко мне.

– Спасибо, госпожа, - просипела она в ответ.
– Вы очень добры.

Я покачала головой и вышла. Весь запал прошел, оставив после себя усталость и грусть. Нет, Люк все так же был виноват, и чувство вины не заставило меня закрыть глаза на то, как он со мной поступил. И отвращение к его прикосновениям и поцелуям никуда не пропало - после того как он трогал другую, и неважно, кто был инициатором, в процессе он участвовал вполне активно. Но я сейчас очень завидовала Ангелине и ее выдержке. Вот она точно никогда бы не дошла до того, чтобы кого-то покалечить или убить, пусть даже нечаянно.

Хотя… о Василине я тоже так думала.

Люк появился в замке во второй половине дня, о чем и сообщил мне Ирвинс.

– Его светлость, узнав, что вы не обедали, приглашает вас присоединиться к нему, - чопорно проговорил дворецкий, заглянув в библиотеку, на которую я сделала набег, отчаявшись развлечь себя.

Я задумалась - но не стоило давать прислуге повода болтать дальше. И кивнула:

– Я буду, Ирвинс.

Старый слуга поклонился и удалился.

Я положила книгу на столик, ещё раз оглядела хранилище книг. Оно оказалось большим, уютным и пахнущим, как положено, - старыми коврами, старыми книгами и старым деревом.

Там я нашла несколько сокровищ - например, редчайший экземпляр «Полевой хирургии» прославленного военного хирурга Ясека Вяземского, книги, которую я сейчас и читала. Дряхленький, очаровательный в своей любви к книгам библиотекарь выдал мне «Хирургию» с таким трудом, что я поклялась беречь ее почище всех сокровищ герцогства. Книга действительно оказалась очень доступной и подробной. Да, за двадцать лет медицина шагнула вперед, появились новые инструменты, методики, оборудование, но принципы - принципы не поменялись.

К обеду нужно было переодеться, и в столовую я спустилась через полчаса. Слуги споро заканчивали накрывать на стол, Люк стоял у высокого окна, открыв его и вдыхая туман, и я поежилась - что за любовь к открыванию окон зимой? Но он уже увидел меня, закрыл створку, быстро подошел, поцеловал мне руку.

– Счастлив видеть, Марина.

– Я тоже, - любезно ответила я, с ровной улыбкой наблюдая, как он застегивает на моем запястье какой-то тяжеленный браслет из изумрудов. Любовь к дарению драгоценностей у Кембритча превысила все разумные пределы. Оглянулась, - слуги уже вышли, - отстранилась и пошла к своему месту. Люк отодвинул мне стул, сел напротив - но я больше не смотрела на него.

Суп из говядины с фасолью оказался восхитительным, как и фаршированный картофель с нежнейшей печенью, и я, поднося ложку ко рту, поняла, насколько голодна.

Некоторое время мы ели в тишине. Слуг не было, поддерживать видимость общения было не нужно. Однако, когда я отложила ложку - от вкусноты даже настроение поднялось немного, - Люк сообщил:

– Я общался с Василиной по поводу официальной церемонии. Пришлось поменять планы из-за смерти Луциуса.

– Как интересно, - вежливо откликнулась я. Он усмехнулся, и я опустила глаза. Все же Кембритч обладал воистину сногсшибательной харизмой, и было очень трудно не откликаться на его умение видеть иронию даже в напряженных ситуациях.

– Она согласна в ближайшие дни через пресс-службу заявить, что с Луциусом была достигнута договоренность о нашем с тобой браке и что в знак уважения к воле покойного монарха бракосочетание будет произведено сразу после окончания срока траура.

– Правильно. Прикроем почившим наши грешки, - пробормотала я с изрядной долей едкости. Люк не разозлился. Он вообще проявлял удивительное терпение, и для меня служило определенным развлечением проверять границы его выдержки.

– Почивший, - сказал он с тем же ехидством, - был бы очень рад. Если учесть, сколько усилий он приложил, чтобы этот брак все же состоялся.

– Бедный Кембритч, - протянула я, - принудили жениться.

– Я не против, - хрипловато сообщил он, - даже несмотря на то, что семейная жизнь началась не гладко.

– Нравится терпеть боль, Кембритч?
– мое терпение кончилось раньше, и потек самый настоящий яд.

– Злая девочка, - снова усмехнулся он, и я едва не запустила в него картофелем - я понимала бы его раздражение, злость, агрессию, но этот юмор и смешки делали мое поведение несерьезным, и злили - потому что выглядели так, будто причина ничтожна, а я просто капризна и глупа.

– Мне сказали, ты ходила сегодня к Софи, - продолжил он, потому что я молча полосовала несчастный картофель.
– Что решила?

– Что на ее месте должен был быть ты?
– предположила я хмуро. Люк дернул уголком рта.

– Если бы заслужить твое прощение было бы так просто.

Я и это проигнорировала.

– Если ты о том, буду ли я настаивать на ее удалении из замка - нет, не буду. И я понимаю, почему ты ее оставил.

– Это радует, - хрипло проговорил Люк.

– А меня не радует, что меня обсуждают все, кому не лень, - отчеканила я, слыша уже, как злость начинает звенеть и в голосе.