КК. Книга 8

Тандаджи, выслушав от охранников о действиях королевы и принца-консорта, с каменным лицом достал из второго ящика стола папироску и закурил. Сотрудники Зеленого крыла принюхивались и спешно делали вид, что ничего не чувствуют и характерный запашок дурман-травы им показался.

А вот Игорь Иванович Стрелковский к коллеге заглянул, посмотрел на расслабленную тидусскую улыбку, способную вызвать оторопь и у разъяренного льва, и открыл окна.

– Рыбки замерзнут, - укоризненно сказал Тандаджи. Покосился за окно - день уходил в вечер и вставал там настоящий трескучий мороз, - и потянулся за второй папироской.

– Не увлекайся, - предупредил Игорь, - еще работать.

– Мне это не помешает, знаешь же, - с благодушной улыбкой сообщил тидусс.
– Сделай лучше кофе, Игорь Иванович. Или, может, нам тоже пойти в сугробе постоять? Дел-то других никаких нет.

– Мы с тобой простые смертные, - серьезно отозвался Стрелковский, включая чайник.
– Так что нам остаются земные дела, Майло. А ее величеству оставь божественные. Не просто так она же померзнуть решила. Что-то отдаешь, что-то получаешь. Такова суть обетов. Обеты силу богам дают, руки им развязывают.

– А ты за свое молчание что-то получил?
– поинтересовался Тандаджи, сверкая белоснежными зубами. Смуглое лицо его при этом оставалось каменным, и тем более жуткой казалась широкая улыбка.

Игорь задумался. Долго думал - уже и чайник закипел, и кофе растворился в чашках, и даже по глотку они сделать успели.

– Я ничего не просил, - сказал Стрелковский, наконец.
– Но получил обратно свою душу. Не сразу. Ради нее пришлось приносить жертвы и Люджине. Но я снова живой, Майло. А теперь, - он допил кофе, поморщился от горечи и встал, - нужно работать.

Тидусс кивнул и затушил папиросу в пепельнице.

Василина простояла на коленях возле храма всю ночь, упрямо шепча молитвы. Ушел священник, жестом благословив ее, менялись вокруг охранники, на Иоаннесбург опускались тьма и мороз, а королева все просила, требовала помощи. Но ответом ей было все то же молчание - только окна святилища мерцали от свечей внутри. Мариан молчал, сжимая ее руку, и она до паники боялась, что он умрет от холода - и усиленно отдавала ему тепло, чувствуя, как саму ее мороз пробирает до самого сердца. Что они вынесли в эту ночь, сколько раз каждый из них доходил до отчаяния не за себя, за другого, желая подняться и увести супруга прочь от верной смерти - никому, кроме них двоих неизвестно. Но они оставались на месте.

Под утро взвыла метель, засыпая их ледяной крошкой и пытаясь прогнать порывами ветра. Байдек дрожал крупной дрожью, сжимая ладонь до боли, но королева уже почти ничего не чувствовала - она замерзала, и ее клонило в сон, и казалось, что вокруг тепло-тепло.

«Зачем мучаешь девочку?» - слышала она укоризненный, журчащий водой голос - и кто-то ласковый смотрел на нее, улыбался сочувственно.

«А?! Какова?!
– громыхало в ответ почти с гордостью, и Василина сердито поджимала губы.
– Еще немного, еще…»

Что еще, она не поняла - сознание ее покинуло, и королева повалилась на снег.

Мариан, выросший на Севере и к холоду привычный, продержался немногим дольше, чем супруга. Мороз давно требовал перейти во вторую ипостась, но он сдерживался - потому что Василине было куда труднее. Он тоже молился, но, если честно, мало почтительного было в его словах к Вечному воину. Одни вопросы. Как может воин и мужчина допустить, чтобы женщина упрашивала его о помощи? Байдек слышал шепот супруги, слышал и ее вопросы - и понимал, зачем она это делает. И тоже спрашивал. Как можно не откликаться своему ребенку? Зачем нужны подобные испытания?

Дрожь его в конце концов перешла в судороги, а когда Василина, скользнув по его плечу замерзшей щекой, упала, взревел и все-таки обернулся в медведя. Подхватил супругу за блузку, потащил к храму, рыча и огрызаясь от страха за нее. Кое-как открыл дверь, затянул Василину внутрь, в тепло. Полизал ледяные ноги, ворча в сторону невозмутимой статуи Красного. Потрусил на улицу, схватил шубку жены с наковальни - его ощутимо ударило током от святыни, и он снова рыкнул раздраженно. И, кое-как укрыв замерзшую супругу, начал вылизывать ей шею, лицо, тыкать мордой, тереть меховыми лапами ноги и руки, ворча, поскуливая и выжидательно поглядывая на изваяние Воина.

Василина задрожала, поджимая ноги к груди и хватаясь за шкуру медведя - и Мариан лег рядом, накрывая ее лапами, обхватывая так, чтобы не раздавить. Она застонала, согреваясь, но не проснулась. Уткнулась в него и задышала сначала часто, затем ровнее и ровнее, пока не ушла в нормальный спокойный сон.

Королева проснулась от красных всполохов под веками. Сильно болели мышцы ног и спины, будто затекли, и она потянулась со стоном, потерлась лицом о мех, привычно вжалась в мужа - сколько раз она засыпала с ним так, когда он был в медвежьем обличье.

Очень хотелось спать, но красные всполохи стали чаще, да и Мариан напрягся, зарычал едва слышно, подминая ее под себя. И Василина, неохотно разлепив глаза, выглянула из-под огромной лапы и ахнула.

Под куполом шестиугольного храма плясали десятки огненных бабочек, а от огоньков свечей отрывались и поднимались ввысь еще и еще. Выглядело как пламенный снегопад наоборот.

– Это же искрянки, - прошептала она, - помнишь, Полина о них рассказывала? Маленькие огненные духи. Они для меня неопасны, Мариан.

Байдек недовольно мотнул носом, но от супруги отполз, поднялся на лапы, скаля зубы. Его огонь в этой ипостаси пугал.

Одна из «бабочек» опустилась на плечо ее величества, вторая - на протянутую ладонь, осыпая ее искрами. Они едва заметно потрескивали, как дрова в печи. К потолку поднялись ещё с десяток крылатых малюток - и вдруг они все сорвались с места, облетели стайкой статую Воина и вылетели в распахнувшуюся дверь. И зависли там, в утренних сумерках, освещая красным мерцанием сугробы и явно чего-то выжидая.

– Надо идти за ними?
– недоуменно спросила Василина, оглядываясь на изваяние божественного праотца. Статуя молчала, и королева поднялась, зашагала к выходу. Вперед метнулся Мариан, зарычал на нее, останавливая у порога, и, пока она пыталась сообразить, что он хочет, - дотрусил до сугроба и вернулся с ее заледеневшими сапогами. Надеть их оказалось очень трудно.

Затем она рядом с мужем бежала за стайкой огненных духов - те, задевая ветки деревьев, которые загорались и тут же тухли, неслись к дворцу. Двери дворца тоже открылись сами собой - и бабочки, пугая придворных и гвардейцев, полетели по первому этажу и остановились перед дверью в подвал, по которому спускались в подземный ход Стрелковский с Полиной.