Кладоискатель и доспехи нацистов

Но похоже, только Димон был таким бессребреником. Я знавал людей, которые делали бизнес на трепетном отношении цивилизованных граждан к памяти своих предков. Этих «черных следопытов» оружие интересовало мало. Они его носили (на полях сражений не избежать опасных встреч), но основной специализацией были жетоны и личные вещи, найденные при останках. Существовали целые подпольные турбюро, устанавливавшие личность обладателя номера и связывавшиеся с его живыми родственниками. Те, как правило, всегда хотели посетить могилу любимого брата-отца-деда, героически сложившего голову на Второй мировой войне. Въехавшим в СССР под видом туристов немцам продавали жетон, могли сопроводить на точку. Иногда к «смертнику» прилагался мешок с костями. В этом случае прах «дойче зольдатен» можно было транспортировать для перезахоронения в родной земле. Говорят, обе стороны оставались весьма довольными.

Не знаю, для каких целей собирался употребить спою находку Дима. Он тщательно вытер ее о штаны и быстро убрал в карман. Спросить его я не успел — Акимов нашел «огурец», и все внимание переключилось на новую игрушку.

Чудно сохранившаяся ружейная граната отечественного производства по форме и в самом деле напоминала толстый огородный овощ. Только была рыжая от ржавчины. Металась она из дульной насадки выстрелом холостого патрона.

Запустить трофей взялся Пухлый, для этого у него имелось соответствующее приспособление. Он достал из рюкзака насадку, надел на ствол балдорисовской трешки и затянул зажим вокруг мушки винтами на «барашках».

Пока Аким очищал «огурец» от корки окислов Пухлый вытащил из гильзы пулю и заткнул отверстие травяным пыжом. Клацнул затвором, запирая патрон в казеннике. Деловито зарядил «огурец» и опустился на колено, уперев приклад трешки в землю. Мы из предосторожности отошли. Гнилая граната могла бабахнуть сразу при выстреле. Находили же в лесу развороченные винтовки со стволом, развернутым как цветок. Кто-то запускал «огурец». Взрывались для своего размера ружейные гранаты исключительно сильно. Вероятно, начинкой служил не тол, а что-нибудь помощнее, наподобие гексогена. На трупы, правда, не натыкались. Должно быть, упокоились в торфяниках. Сами мы, не приведи Господь кому подорваться, тащить в город дохлого товарища, ясное дело, не стали бы.

Но Пухлый интуитивно чувствовал, что его покарябанной морде ничего не угрожает.

Со стороны дороги, куда было направлено оружие, послышался треск мотоцикла.

— Вован! — крикнул я, чтобы предотвратить возможное несчастье, но Пухлый только мотнул головой в дурацкой фуражечке и надавил спусковой крючок.

Граната с хлопком покинула насадку и, описав дугу, скрылась за верхушками сосен. В барабанные перепонки толкнуло грохотом приглушенного деревьями взрыва. Мне показалось, что мотоцикл смолк. «Пуля виноватого найдет?» Но нет, тарахтенье продолжалось.

— Вован, — сказал я, — ты зачем в направлении дороги пальнул, вдруг там ехал кто?

— Да насрано на него, — махнул рукой Пухлый, укладывая насадку в рюкзак. — В той стороне деревья были ниже.

Ну, вольному воля, тем паче что мотопед остался цел и невредим.

— Давайте по летучкам стрелять, — предложил Дима, снимая с плеча СВТ.

Предложение было воспринято с энтузиазмом. Забравшись в окоп, мы начали выискивать мишени.

Было это непросто, так как ржавые мины на фоне вывороченной земли почти не выделялись.

Первым шмальнул засевший рядом со мной Боря, Переключатель скорости огня он повернул в первое положение, из него пулемет садил одиночными. С шумом отъехал массивный затвор, выдув дымящуюся гильзу. Обладая длинным ходом и множеством движущихся частей, деготь в простом-то передергивании гремел и лязгал нещадно, а при стрельбе — напропалую оглушал. Как и вся советская техника, «Дегтярев, пехотный» был тяжелым, грубым, внушающим ужас своим топорным видом оружием.

Боря тут же выстрелил повторно и опять не попал. Стегнул из трешки Балдорис, и с тем же результатом. Затем нашу кодлу словно прорвало. Должно быть, заметили летучку. Затрещали выстрелы, у развалин блиндажа закипела фонтанчиками земля. Я на всякий случай пригнулся. Оружия у меня не было. В этих ковбойских играх я принимал участие чисто как наблюдатель. Голову же стоило поберечь. Били, били, наконец кто-то попал в мину, и она взорвалась.

«Верняк, придется кого-то топить на картах», — подумал я, когда над бруствером прошуршали осколки.

* * *

Хоронить никого не пришлось, опасное развлечение закончилось без последствий. Зато приключилась другая напасть. Она подстерегла нас у лагеря.

Лесник был отважен и очень свиреп. Сначала он встретил Рэмбо, опиздюлил и забрал у него винтовку. Латышский стрелок, обронив впопыхах гансовку, помчался прочь, и тут, на свою беду, подоспели мы с Крейзи.

В принципе, мы никуда и не поспешали, просто шли к лагерю, обсуждая давний детский проект гранатомета. Его предполагалось сделать из обреза и дульной насадки, но в ту пору то насадки не было, то «огурцов». Короче, замысел так и остался нереализованным.

Мы мирно брели по тропинке, оторвавшись от коллектива. Лесник набросился на нас из кустов. Прыгнул к Крейзи, на плече которого висел ППШ, и дал ему в морду. Вмазал весьма ловко, подхватив «шпагина» за цевье. Крейзи с жалобным визгом кувырнулся через голову, а лесничий незамедлительно обратил внимание на меня. Бил он больно, в том числе прикладом, осыпая нас дикой бранью. У него сегодня день был полон впечатлений.

Поехавший выяснить причину особо громкого взрыва синявинский шериф был осчастливлен упавшей с неба ружейной гранатой, едва не перевернувшей его «Урал». Естественно, что он был на нас зол.

Как своих старых знакомых, мутузил нас лесник с особым усердием. Я был не вооружен, поэтому мне досталось больше. Ни о каком сопротивлении даже речи не шло. Лесник огорошил нас внезапным появлением, выскочив из засады как тигр. Одни его горящие глаза могли сломить любую волю к победе. Я уж не говорю о жуткой распушенной бороде, торчащей в разные стороны неровными потными клочьями.

Мы позорно бежали, оглашая округу горестными воплями, пока не встретили наших, подзадержавшихся на позициях.

— Что случилось? — спросил Дима. — Где ваше оружие?

— Лесник забрал, — простонал Крейзи. — Дерется, сволочуга!

— Ха-ха-ха, — возликовал Пухлый, — ты опять опиздюлился. Должно быть, тебе это просто нравится. Да ты, деточка, мазохист!

— Галдеж отставить! — рявкнул я. — Надо ловить пидорюгу, пока далеко не убежал.

Организовали перехват. Пухлый с Димой и Крейзи рванули наперерез, меня с Глинником определили в загонщики, выделив нам для усиления пулеметчика Борю. Аким пошел за нами, держась на некотором отдалении — вдруг лесник спрячется и решит напасть с тыла.

Мы двинулись по лесу, старательно шумя. На прежнем месте никого не обнаружили. Из-за деревьев донеслось тарахтение мотоцикла.

— Там он, гад! — заорал я, указывая пальцем. Глинник вскинул ганс-винт и выстрелил.

— Вперед! — рванулся я, горя жаждой мести.

— За вэдэвэ! — рявкнул Глинник и ринулся вслед за мной.

Из-за деревьев нам ответили длинной очередью. Пули щелкали, ударяясь о сосны, некоторые просвистели над головой. Мы залегли, отлично понимая, что отмороженный лесник может взять и пониже. Крутого синявинского Уокера не смущали одетые по всей форме немцы, бегущие в атаку с криком: «За ВДВ!»