Кладоискатель и доспехи нацистов

Возня в картах и лесные ночевки исчерпали мои жизненные ресурсы. Пока коллеги разводили костер, я тщетно реанимировался. Их безучастные взгляды свидетельствовали, что у каждого в этом лесу хватает своих забот.

— Ну, у тебя и харя, — с бесцеремонной прямотой сообщил Пухлый проковылявшему мимо него Балдорису.

Обычно спросонок он был неразговорчив. Такая неестественная для Вована активность настораживала. Пухлый словно разогревался, как разминается бегун перед стартом. А может, просто курнул анаши спозаранку. Его поведение заставляло задуматься, какие упражнения нам сегодня предстоят: безобидный бег с препятствиями либо опасный биатлон. Ни носиться, ни тем более стрелять расположен я отнюдь не был. Остальные трофейщики, думаю, тоже.

Жизнь постепенно загоняла меня в цейтнот.

— Неужели я так плохо выгляжу, насколько себя чувствую? — сохранил остатки юмора синявинский Рэмбо.

— У тебя ебало как у Ганнибала, — ответил непредсказуемый Вова.

Балдорис не стал спорить, только задумчиво поправил за козырек гансовку и прошествовал дальше, почесывая искусанную комарами щеку. Какого из Ганнибалов — римского полководца или предка Пушкина — имел в виду Чачелов, осталось неизвестным, потому что из чащобы, откуда мы вчера пришли, донесся пронзительный вопль.

— Курочка в гнезде, яичко в пизде! — Я быстрее остальных сообразил, что это может означать, и вскочил, схватив винтовку.

Кто-то попался в ловушку. Шел в потемках по примятому папоротнику и угодил на острые колья. Сильно вряд ли поранился — выемка в земле была не настолько глубокой — но пропороть бедро, рассадить бок или руку вполне мог.

А кому ходить по лесу в начале шестого утра? Только «немцам».

Раненый в любом случае задержит преследователей. Из леса доносились неразборчивые возгласы. Как я определил, все с одного места. Оступившемуся товарищу оказывали медицинскую помощь.

— Собираемся, быстро! — скомандовал Пухлый, закидывая на спину рюкзак.

— Что случилось? — не понял Глинник. — Кто кричал?

Причитания от капкана затихли.

— Немцы идут.

— Какие немцы???

Все остальные принялись торопливо навьючиваться.

— Вчерашние, — отрезал Пухлый. — Постой немного и узнаешь.

Глинник перестал задавать глупые вопросы и присоединился ко всеобщему копошению.

— Есть, — негромко сказал Аким. — Легки на помине.

Промеж деревьев шустро сновали люди в цветастом, а потому хорошо приметном камуфляже.

— Придется стрелять. — Пухлый снял затвор МП-40 с предохранительного взвода. — Аллее пункер.

Не знаю, были ли нападающие панками, но повоевать они любили. По нам открыли огонь. Боря с Димой попадали на землю. Аким сноровисто вскинул к плечу шпалер и шарахнул по воякам стоя. Я припал на колено, захватил в целик фигуру немца. Он бежал прямо на меня, пестрое пятно дергалось. Я нажал на спуск, подведя мушку под центр силуэта. Куда-нибудь да попаду. Куда конкретно, значения не имеет. Пуля в туловище выводит человека из строя. «Немец» упал.

— Шнель-шнель! — во всю глотку заорал Пухлый, ускоряя пинком под зад нерасторопного Балдориса. Сам он не стрелял. — Держаться берега, на дорогу не выходить!

Он был прав. На открытом пространстве нам из автоматов быстро наведут решку. В зарослях предпочтительнее одиночный прицельный огонь.

«Немцы» больше не шмаляли — сами залегли в страхе. Мы сквозанули от них, пронеслись через дорогу, нырнули в лес и вскоре выдохлись. Партизанская жизнь с ее недоеданием, ночевками под открытым небом и постоянными маневрами здоровья не прибавляла. Балдорис стер ноги и поэтому все время отставал. Мы были вынуждены приноравливаться к его скорости. Соответственно, снизили темп марша.

Именно благодаря этому Акимов заметил мину и сумел вовремя остановиться.

Черный капроновый шнур был натянут на высоте бедра. Деревья впереди редели, видно было реку. Кто-то установил натяжник, чтобы идущие к поляне не могли пройти опушку незамеченными. К сосне была привязана сигнальная мина. Мы с Акимом аккуратно сняли ее.

— Они от нас не отстанут, — сказал Глинник.

— Уже отстали, — дернул я башкой в ту сторону, откуда мы пришли.

— Надо все-таки позвонить, — завел старую песню Дима.

— Никуда не надо звонить, — осадил его Пухлый. — Сам видишь, что это не менты. Это мастодонты какие-то уродские вроде нас, лесные братья. Немцы, короче. Войну нам объявили.

— Придется воевать, — хмыкнул Боря. Из-под каски его текли струйки пота. Таскать на горбу, помимо вещмешка, двенадцатикилограммовый деготь, да еще бегом, занятие изнурительное. Меня самого уже одолела трешка, хотелось бросить ее и забыть, что оружие вообще есть на свете.

— Чисто по жизни, впереди должна быть засада. — Пухлый снял рюкзак, убрал в него мину и достал бинокль в твердом кожаном футляре. — Надо произвести разведку. Пойдем, Ильен, и ты, Аким. Остальным — тусоваться, не давать Димону звонить. Наблюдать за лесом, немцы могут догнать.

Раздав ценные указания, Пухлый бесшумно двинулся к опушке. Я натянул капюшон своего маскировочного комплекта, словно это делало меня невидимым. У кромки леса мы остановились. Пухлый достал из футляра «цейсе».

— Вижу снайпера, — шепнул он, передавая бинокль Акиму. Тот посмотрел в указанном направлении и протянул оптику мне.

— Гляди на двойную сосну, — негромко сказал Аким. — Видишь в развилке снайперское гнездо?

Я приник к окулярам. Мощная цейссовская оптика давала двенадцатикратное увеличение. На приметном дереве я без труда различил мохнатый, неброской зеленой расцветки ком, из которого торчал вороненый ствол. Человек, замотанный в масксеть, примостился на рогатине, наблюдая за лесом. Ждал сигнала красными ракетами, указывающими местонахождение противника, а при нашем появлении на открытом пространстве — множил на ноль кого мог. Тактика, не свойственная милиции. Подобным образом действовали финны в приснопамятную кампанию. Ныне так могли поступить только люди, зацикленные на той эпохе, изучившие ее столь подробно, что решили воплотить на практике. То есть отмороженные трофейные мастодонты.

— Нам и впрямь объявили самую настоящую войну, — молвил я, отдавая бинокль.

— Всамоделишную, — процедил Аким, двигая желваками. Борода его грозно топорщилась. Заметно было, что по отношению к подонкам, затеявшим с нами смертоубийственную игру, он настроен весьма категорично. — Чудом на растяжку не нарвались.

— Проворонь ты нитку — и капут, — вполголоса сказал Пухлый. — Запросто могли осколочную мину поставить — у них в голове ведь накакано.

— Интересно им, петухам, — поддакнул я. — Развлекаются, ребятишки.

— Обходить снайпера не имеет смысла, — продолжал рассуждать вслух Чачелов. — У него наверняка другие натяжники стоят.

— Да и наблюдатель такой может быть в лесу не один, если его запросто на ночь в засаде оставили, — поделился я своими соображениями. — Если только нас на него не гнали специально.

— Вряд ли всю ночь сидел. Недавно вылез, — высказался Аким и сделал неожиданный вывод, — а потому у него глаз сейчас весьма острый.

— Как плохо, — пробормотал я. — Будем отступать?