Клан

– Я встречусь с тобой позже в общежитии, - сказал Том.
– Мы возьмём его и затащим его задницу в трактир, накормим его. Он, наверное, жил на пиве с тех пор, как всё это рухнуло.

– На Kirin и Carlton, - добавил Уэйд.
– Увидимся вечером.

Уэйд улетел в своём автомобиле, включив старую песню Manzanera под названием «Мама была астероидом, папа был маленькой кухонной утварью с антипригарным покрытием». Слава Богу, что есть альтернативное радио; иначе он оказался бы в ловушке мира плохого рэпа и Мадонны. Он проверил вид сзади, затем выбросил пустую бутылку Spaten. С таким пустым кампусом, по крайней мере, ему не нужно было беспокоиться о том, что его остановят.

На полпути по кольцу его всё же остановили.

«Это чертовски здорово», - подумал он.

Но где был коп? У них на полицейских машинах должны быть маскирующие устройства.

«Приготовься», - настроился он.

Уэйд не особо хорошо учился, но когда дело доходило до милых разговоров с полицейскими, он получал пятёрки. Он сделал невинное лицо, когда подошёл полицейский, цокая каблуками.

– Добрый день, мистер Сент-Джон. Меня зовут офицер Прентисс. Я хотела бы увидеть вашу регистрацию и разрешение оператора.

Удивлённый, Уэйд поднял глаза. Копом была женщина.

«Женщина, - подумал он.
– Женщина-полицейский».

– Кто вы?
– спросил он.

– Я только что вам сказала. Я офицер Прентисс, и я хотела бы увидеть вашу...

– Я знаю, мою регистрацию и разрешение оператора.

Снисходительные копы попросили бы у вас лицензию; но только жёсткие задницы называли это разрешением оператора. Это может потребовать некоторой работы.

– Как вы узнали моё имя до того, как увидели мою ли... я имею в виду моё разрешение оператора?

– Я знаю о вас всё, мистер Сент-Джон, - сказала женщина-полицейский.
– Шеф Уайт должным образом ознакомил меня со всеми нарушителями спокойствия в университетском городке.

Уэйд дружелюбно рассмеялся.

– Старый добрый шеф Уайт всегда шутит. Если хотите знать правду, моё...

– Ваше полицейское досье - самое обширное в истории этого кампуса.

Уэйд замолчал. Наверное, это было правдой.

– Конечно, офицер, у меня был штраф или два, но я не нарушитель спокойствия, уверяю вас. А мой отец вносит значительный вклад в Управление пожертвований Эксхэма и является близким другом декана.

– Это единственная причина, по которой вас не выгнали.

Уэйд снова замолчал.

«У этой девушки с её работой яйца должны быть больше моих», - подумал он и с отвращением отдал ей карточки.

Он осмотрел её, когда она начала заполнять его квитанцию. Она стояла в хорошей осанке, среднего роста, в чёрных ботинках и сшитой на заказ коричневой униформе. Яркие, прямые светлые волосы были собраны назад в конский хвост, как плеть, а её глаза были холодной загадкой за зеркальными очками. Уэйд полагал, что она была бы милой, если бы не бесчеловечная полицейская улыбка на губах. Её привлекательность и аура полицейского были сочетанием противоположностей: она приглашала, чтобы на неё смотрели, но ничего не показывала тому, кто смотрел.

Но кое-что было. Просто... что-то.

– Я штрафую вас за то, что вы ехали тридцать четыре мили в час в пятнадцатой зоне, - сказала она ему.

– Что, по кольцу?

– Да, по кольцу. И ещё один штраф за распространение опасных материалов на общей территории кампуса.

– Каких опасных материалов!

– Бутылка пива, которую вы только что выбросили.

– О, вы имеете в виду эту бутылку из-под колы?

– Это была пивная бутылка, мистер Сент-Джон, но, конечно, вы можете свидетельствовать в суде под присягой, что это не так. А поскольку хранение вскрытой тары с алкогольными напитками в движущемся транспортном средстве также является нарушением закона, вы получите третью штрафную квитанцию.

Уэйда бомбили хуже, чем Пёрл-Харбор. Все эти штрафы стоили бы ещё трёх баллов, чего не допустила бы его страховка.

«Хорошо. Пришло время быть милым», - подумал он.

Он изобразил свой лучший образ бедного мальчика, который, вероятно, был не очень убедителен, когда он сидел в машине стоимостью пятьдесят пять тысяч долларов.

– Офицер Прентисс, мне стыдно за себя. Нет оправдания бездумной незрелости, которую я продемонстрировал в вашем присутствии, и я смиренно прошу прощения. Но правда в том, офицер, что эти штрафы могут привести к отмене моей автомобильной страховки, и это создаст серьёзные проблемы между мной и моим отцом. Так что я в вашей власти. Я прошу вас, проявив великодушие, не обращать внимания на эти нарушения, а взамен вы получите моё слово и мою личную гарантию, что я никогда больше не буду нарушать закон в этом кампусе. Моё слово.

– Я слышала лучшую чушь от пьющих разгильдяев, - ответила она. Затем грубо передала ему штрафную книжку.
– Подпишите, мистер Сент-Джон.

Уэйд начинал нервничать. Ему хотелось уже убить эту бабу.

– Что, если я откажусь подписывать?
– он осмелился спросить.

– Тогда я арестую вас за игнорирование государственной повестки.

Уэйд рассмеялся.

– Вы бы не осмелились. Может, вы не совсем понимаете, кто я. Я Уэйд Сент-Джон. Мой отец...

– Подпишите квитанции или выйдите из машины, - сказала офицер Прентисс, затем достала блестящие наручники Peerless.

Уэйд, кипя, подписывал штрафы. Коп оторвала свои копии и довольно грубо сунула их в карман рубашки.

– И если я когда-нибудь снова увижу, как вы что-нибудь выбрасываете из этой машины, - сказала она и улыбнулась, - я брошу этого богатого мальчика в мою тюрьму за меньшее время, чем требуется, чтобы сказать об исключении из колледжа. О, и хорошего дня.

Затем офицер Прентисс уехала на своём полицейском автомобиле, оставив Уэйда с отвисшим ртом.

«Хорошего дня?
– подумал он.
– Детка, ничего хуже, чем это, уже точно не будет».

—

Глава 5

Женщины зашевелились, стоная от бесконечных снов. Их логово было лабиринтом; они находились глубоко в нём. Лабиринт был тихим и чёрным, как смерть.

Они лежали вместе обнажённые, их большие глаза внезапно, необъяснимо открылись. Что-то их разбудило. Что-то - было слово.

– Кто мы?
– удивились они в унисон.

Но потом они вспомнили. Погребённая тьма лабиринта начала двигаться. Они вспомнили, кто они такие. Они вспомнили слово, святое, любящее слово.

ВЛАСТИТЕЛЬ.

– ПРОСНИТЕСЬ!

– Эй!
– сказала одна.

– Эй!
– закричали ещё несколько.

– Мы тебя любим! Мы вспомнили сейчас!

Они вместе хихикали в своём логове. Они от радости поцеловались.

Затем голос, как любовь, ласкал их.

– МОИ ДОЧЕРИ, МОЯ ЛЮБОВЬ.

Лабиринт оживал. В их логове стало тепло. Тёмный и святой свет казался прекрасным на их белой коже.

Воспоминания подобрались ближе. Они все для служения своему богу! Но сначала пришёл импульс. Поддержание существования. Голод. Наполнение себя. Женщины вспомнили. Они были голодны.