Кларенс и Джульетта
Шрифт:
Кларенс посмотрел и удивился: Бернардо еще не было на своем месте. В первый миг он вздрогнул от радости: вот работа! Он искал ее всюду, а она под ногами! Они будут счастливы, Джульетта сказала правду. Они будут счастливы!
Он кинулся к стеклянным дверям гостиницы, чтобы сейчас же поговорить с административным директором о новом месте. Но вдруг остановился и даже прикусил палец, сунув в рот кулак: надо было подумать. Надо подождать. Мэнэджер еще не пришел, конечно, и Бернардо мог появиться до него. Мало ли что задержало парня на минуту-другую?
Опомнись, Кларенс. Не спеши. Это нечестно. Это
«О проклятье! — подумал Кларенс. — Я уйду! Правда, этот Бернардо такой надменный! Никогда он не здоровался со мной. Впрочем, как и я с ним.
Пуэрториканцы — все ничтожные гордецы. Бедность пригнала их с родного острова в Нью-Йорк, как будто здесь нет своих бедных. Они забили трущобы на западной стороне, их обманывали в магазинах, потому что многие не знали языка, и все же они не уезжали.
Что я говорю, — подумал Кларенс, — можно провалиться сквозь землю от позора. На что им было уехать, нищим пасынкам гигантского города?»
Кларенс видел раз, как вечером они сидели на ступенях домов семьями и пели свои испанские песни горькими голосами.
«О мадонна, — сказал он словами Джульетты, — помоги мне!»
Любопытно: ждал ли бы его Бернардо, поменяйся они местами?
У подъезда отеля, качнувшись, замер длинный «крейслер». Вышедший из него мужчина с черной папкой в руке и в шляпе с витым шнурком кинул взгляд туда, где не было Бернардо. Кларенс секунду медлил, поэтому он так хорошо разглядел мужчину.
И вот он, бывший подметальщик, уже возле «крейслера».
— Разрешите, сэр. Я позже отмечу время вашей стоянки, сэр. Спасибо, сэр.
Кларенс захлопнул за собой дверцу машины, и она легко тронулась с места. Кларенс Сэер, сын шофера Бернарда Сэера, слава богу, умел сидеть за рулем. Он глубоко вздохнул. Как все хорошо!
Со стоянки он ринулся назад. Второй машиной оказался открытый «форд» самого мэнэджера.
— Где Бернардо? — спросил коротышка с толстыми усами, которыми он безуспешно пытался прикрыть заячью губу и выступающие вперед зубы.
— Его еще нет, сэр.
— Он не пришел?
— Да, сэр. Но пока я отгоняю машины, сэр, чтобы люди не жаловались на «Гамильтон».
— Если он придет, — сказал мэнэджер, нервно дернув заячьей губой, — покажи ему, где лежит метла. И получи у Норы талоны.
Кларенс сел за руль директорской машины, чтобы отогнать ее на стоянку. О мадонна!
Они пришли на другой день. Их было трое. Они были такие же черноголовые, как Бернардо. Пришли и остановились, окружив стул, на котором сидел Кларенс.
— Тебе придется слезть, — сказал один.
— Да? — спросил Кларенс и захохотал. — И не подумаю.
Еще никто не занимал своего места так прочно, как он. Он словно прирос к пятачку стула.
— Здесь сидел Бернардо, — сказал второй.
— Когда-то это было, — ответил Кларенс. — Теперь я работаю вместо него, я! Понятно?
— Нет, — сказал первый.
— Ты уберешься отсюда, — брезгливо морщась, процедил
второй.Третий молчал.
— Какого черта вы от меня хотите, ребята? — спросил Кларенс. — Убирайтесь сами, или я позову полицию.
— Все они пугают нас полицией, — сказал первый второму.
— Здесь сидел Бернардо, — повторил второй.
А третий молчал.
— Я скорее умру, чем уступлю вам, — признался Кларенс с улыбкой.
— Возможно, ты улетишь на небо. Если хочешь, — согласился первый.
— Как реактивный самолет, — прибавил второй.
— Вслед за Бернардо, — сказал первый и злобно блеснул глазами.
Кларенс хотел крикнуть, что они его не испугают, но вместо этого спросил:
— Что случилось с Бернардо?
— Его убили ножом.
— Как?
— Ножом.
— Кто убил его?
— Американцы, — сказал первый. — Гринго!
— Такие, как ты, — сказал второй и подступил ближе. — Сразу влез на его место, видали! Хорошо, а?
«Зачем вы приехали в Нью-Йорк? — хотел закричать Кларенс. — Уплывайте на свой остров и там хоть с голоду мрите! Там! А мне до вас нет дела!»
— У Бернардо есть мать? — спросил он.
— Как у тебя, наверно, — недобро усмехнулся первый.
— А отец?
— Давно на кладбище.
— Как у меня, — сказал Кларенс.
— Ты американец, — сказал первый, — ты быстрее найдешь работу.
— Это младший брат Бернардо, — показал второй на того, который с начала разговора не проронил еще ни слова. — Он будет здесь сидеть. Он в профсоюзе.
Мэнэджер, нетерпеливо выслушав Кларенса, ограничился одной фразой:
— Твое дело. Ты видел, что улицу сегодня подметал старый Треси? Он больше не может быть официантом. О'кэй!
О'кэй! Все в порядке? Его вычеркнули из жизни за то, что он пожалел мать Бернардо, убитого в драке? Это называется все в порядке? Он еще не успел даже подсчитать за один день, какие чаевые можно собрать, отгоняя чужие машины на стоянку. И уже не подсчитает. Его выбросили. О'кэй! В одном доме на западной стороне сегодня, возможно, блеснет короткая улыбка даже на похоронах Бернардо. Невидимая улыбка надежды и благодарения богу за младшего сына. Богу, не Кларенсу.
А что будет в его доме на восточной стороне? Что скажет Джульетта? Еще вчера она мечтала, как они пойдут к отцу, едва только купят ей новое платье, а ему, Кларенсу, костюм.
И вот он идет по городу. Безработный. В этом городе много людей. В нем очень много людей. Они говорят на разных языках и видят сны о разных странах. Но все они живут под одним небом, и сегодня Кларенс уступил свое счастье младшему брату Бернардо, так и не открывшему рта. Пусть говорят, что в Нью-Йорке все живут врозь, рассыпаясь, как горох, если их вытряхнет беда из кастрюльки.
Кларенс, но что ты скажешь Джульетте?
Он остановился, чтобы собраться с мыслями. В конце концов брошена метла. О ней не стоит жалеть. А больше ничего не случилось. Грохот подземки мешал ему придумать надежные слова, когда он ехал домой. Вагон качало из стороны в сторону. На станции, где Кларенс выходил, вдоль лестниц густо лепились, жались друг к другу разномастные лавки, и в них продавалось все: от парижских духов до восточных сладостей. Жизнь удивительно похожа на сон. Но она хуже сна. Смешно!