Кларенс и Джульетта

— Люди лучше, чем кажутся. Сегодня Рич спас мне жизнь после того, как я сказал, что все итальянцы — бандиты.

— Ваш ребенок тоже будет наполовину итальянцем, господин президент.

— Я люблю итальянцев.

— И пуэрториканцев, — грустно засмеялась Джульетта. — Может быть, мы уедем отсюда, Кларенс?

— Я люблю Нью-Йорк.

— Но я боюсь за тебя. Когда ты завтра уйдешь искать работу... я буду все время думать, что тебя подстерегает Ринальдо.

— Ты знаешь его?

— Нет.

— А я думал, что все итальянцы знают друг друга, — улыбнулся Кларенс.

— Их слишком много в Нью-Йорке... Давай ходить вместе?

— Ни за что. Ничего не случится.

— Давай уедем далеко.

— В Калифорнию? Там хватает своих... Здесь, в Бауэри, кочуют бродяги из Калифорнии. Разве мы можем сейчас уезжать из дома? У нас есть дом. Я убьюсь, но устроюсь.

Джульетта встала на колени в постели, не отнимая своих рук у него.

— Мне сделалось страшно, когда ты сказал: убьюсь.

— Но я, правда, могу умереть для тебя. Попроси меня, о чем хочешь. Хочешь колье из магазина Кортье? Платье из магазина Лорда? «Кадиллак»? Я все могу. Я ведь президент.

— Я хочу, чтобы ты стал католиком, Кларенс, — прошептала Джульетта.

— Почему?

— Мне кажется, тогда отец простит меня. Мы поселимся там и начнем работать все вместе, в нашей пиццерии.

— Он ждал помощника, а не нахлебника, Джульетта.

— Ты послушай меня, Кларенс.

— Хорошо. Я поговорю с мамой. Хорошо.

Она сняла с себя крестик и надела на него, с торжественной плавностью в движениях голых рук.

— Вот я и католик, — сказал он.

А она положила голову на его грудь и, вздохнув, заснула наконец, будущая мать его ребенка.

Утром Кларенс снова пошел по городу. Ему казалось, что надежда прячется за каждым углом. Надо только быть неутомимым. Под вечер он заглянул в маленькую католическую церквушку, вроде той, что была напротив «Гамильтона». Полумрак, теплая духота воздуха, пойманного в стены без окон, заметных глазу, похоронный, свечной запах сначала отпугнули его. Потом он разглядел несколько фигур на стульях в гулкой глубине комнаты и осмелел. Раз были люди, была и тут жизнь.

К Кларенсу подошел немолодой высокий священник.

— Что ты хочешь, сын мой?

— Я хотел бы... я думаю... я, кажется, хочу стать католиком, — сказал Кларенс.

— О чем ты мечтаешь? — Старческие губы священника дрожали.

— Я хочу найти хорошую работу, — сказал Кларенс и впервые подумал, что бог Джульетты должен ему помочь. — Сейчас у меня нет никакой, а мы ждем ребенка.

— Разве ты не получаешь пособия?

— Стыдно быть государственным нищим. И мне мало не умереть с голода, отец.

— Ты строптив, но откровенен, — сказал старик и улыбнулся.

— Мне всего двадцать два года. В этом возрасте грех просить подаяние.

Священник поманил Кларенса за собой.

— Я дам тебе направление в школу. Ты пройдешь катехизис. А потом сдашь экзамен.

— Когда я смогу экзаменоваться, святой отец?

— Спустя шесть месяцев.

— Полгода! — удивился Кларенс.

— Вера хороша, если она крепка!

Через неделю Кларенс получил первое пособие. Он давно зарегистрировался и в бюро по выдаче пособий и в агентстве по найму, но это было безнадежно.

Вдруг неприятный разговор произошел с сестренкой Айрин. Собственно, начала его Джульетта. Утром, перед тем, как ему уйти из дома. Он еще лежал в постели, а Джульетта принесла чистую, выглаженную рубаху и повесила на спинку стула. Запахнув халатик — почти прозрачный от ветхости, но еще живой, — она присела на край кровати и, взяв руку Кларенса, стала перебирать его пальцы, крепко пожимая каждый. В последнее время у нее появилась такая привычка.

— Кларенс, — сказала она с боязливой веселостью в голосе, — на Канкорде открылся новый ресторан!

— Что бы я смог там делать?

— Не ты, а я! Кажется, меня бы взяли туда официанткой.

— Но это ведь в сорока милях от Нью-Йорка!

— Да, дорогой. Придется там и жить. Будут деньги. Все же хоть сезонная работа, пока еще лето.

— Кто тебе сказал?

— Айрин.

Кларенс вскочил и в одних трусах кинулся в комнату Айрин.

— Что ты выдумала про Канкорд?

— Я не выдумала, — сказала Айрин, кидая на столик с зеркалом золоченую палочку губной помады. — Я сама еду туда. Официантка на Канкорде — только дура может такое прозевать!

— Кто тебя позвал туда, Айрин? — Кларенс наклонил голову и сжал кулаки, замерев в боксерской стойке против своего нового неведомого врага.

— Роджер Спитлер, — насмешливо сказала Айрин. — Ты его не знаешь? А я знаю. И чего ты взъярился, как бык? Ты безрог, и тебе это не грозит, Кларенс. Но ведь надо зарабатывать деньги! Мне надоело жрать шпинат и шпинат!

— Ты думаешь, Айрин, так просто зовут девушку на курорт, да еще предлагая место официантки? Ты думаешь, в свободное время будешь играть в теннис с мистером Спитлером?

— Я не думаю.

— Что? — вскрикнул Кларенс, и рот его остался мучительно приоткрытым.

— Не думаю ни о чем, и все, — ответила Айрин, отойдя от него. — А ты думаешь, мы дождемся, пока выиграет лотерейный билет у мамы? И этим я заплачу за колледж?

Он отвернулся, но Айрин обошла вокруг него и встала перед ним:

— Слушай, что я скажу! Отпусти со мной Джульетту! Мистер Спитлер возьмет ее ради меня. Я посмотрю за ней... Я обещаю... Иначе вы пропадете оба, разве ты не видишь?

— Не кричи, как истеричка! — оборвал он сестру. — Услышит Джульетта. Разве я ей не верю? Я не хочу, чтобы и ты ехала туда. Я давно заметил, как ты стала красить губы.

— Ты всегда был очень внимателен ко мне, — грустно сказала Айрин.

Он попросил их подождать два дня. Ибо ведь если на земле случаются чудеса, то должно случиться чудо и с ним. Он не просил чуда для миллионов безработных Америки. Он забыл, что был президентом. Он хотел маленького чуда, только для себя.

8