Клетка для бабочки

– Дверь закрыла. А ведь я ей запретил. Ну ладно, зато мы можем спокойно пообщаться, без посторонних ушей.

Полина даже не предполагала, что ей так больно отзовется это «посторонних», и она поспешила поверх этой боли положить слой оправданий, как пластырь. «Ну да, они ведь с детства очень близки. К тому же близнецы, а не только родная кровь. А меня он знает три месяца всего. А я его? Сразу после одиннадцатого сентября, помню, еще в новостях обсуждали годовщину теракта в Америке. И у меня тоже башню сорвало, как и там». Она вспомнила, какое впечатление произвел этот загадочный немолодой уже профессор в стильном сером костюме, преподаватель истории зарубежного искусства. Ее художник Алексей Степанович, который должен был читать этот курс, временно перешел на другие проекты, и к первокурсникам пришел он – профессор. «Как будто судьба привела его и сказала: „Вот, смотри“ – а я смотрела и думала: заметь меня, пожалуйста!» А на следующий раз Полина опоздала. «Интересно, он бы обратил на меня внимание, если бы я не вошла тогда в аудиторию, где он уже рассказывал об открытии первых наскальных рисунков?» На ней были дурацкие джинсы с прорезями на коленках, а ведь тогда ей такие нравились… И грубый свитер, почти как у Данилы в фильме «Брат», а на ногах светло-серые кроссовки с фиолетовыми шнурками. «А ведь он меня разглядел и в такой не женственной одежде. Это судьба потому что», – с улыбкой думала она, перестав прислушиваться к голосам брата и сестры.

Замечтавшись, она сама не заметила, как задремала, и проснулась от негромких слов прямо над своей головой: «Перетрудилась девушка. Целых две морковки потерла». Она притворилась, что спит, что ей оставалось делать?

– Ну и хорошо, меньше слышишь – крепче спишь. Давай вернемся в мою комнату.

Полина услышала, как опять прикрыли ее дверь, как чуть скрипнуло кресло.

– Под статьей ходишь, братец. Ты уж сильно ее не воспитывай до восемнадцати лет, а то еще обидится и заявление на тебя подаст. На работе знают?

– Мы осторожно. И я провел беседу. Она даже родственникам не сообщает подробности, – ответил Виктор Аркадьевич, и в его голосе Полина с удивлением услышала самодовольство и даже хвастовство.

– Это правильно. Главное, чтобы никто не вмешивался. Ей когда восемнадцать?

– В июле. Я опасаюсь реакции родственников, конечно. А вообще планирую в отпуске отвезти ее на море и там сделать предложение. Девушки же любят море, да? Закаты, романтика и так далее.

– Думаешь, она согласится выйти замуж за мужчину под сорок, небогатого, но с высокими запросами к будущей супруге? – спросила сестра.

– Очень на это надеюсь. Она моя судьба. И мой шанс на счастье, – серьезно ответил Виктор Аркадьевич.

– Ну, я тебе уже подсказала, как ты можешь увеличить свои шансы. Специально попросила себя проводить, чтобы поговорить наедине, а ты еще не хотел выходить под снегопад, – с непонятной интонацией сказала сестра, вставая с кресла.

– Помню, конечно, и каждый раз пользуюсь твоим советом.

– Вот и молодец. Потом спасибо скажешь.

Антон пришел из школы, разогрел борщ, наскоро пообедал и улегся на диван под плед немножко согреться, собраться с мыслями и помечтать. «Так, сегодня домашки мало, подготовиться к контрольной по физике главное. И вообще скорей бы нас отпустили на каникулы». Он с удовольствием вспомнил, что скоро поедет на дачу, а там Вера обещала выслушать его идею про труппу. «Нужно подготовиться как-то, чтобы она поняла концепцию», – решил он. Увидел сообщение от Матвея, улыбнулся.

– Тоха, привет! Контрольную завтра отменили, в чат только что прислали. Заболела физичка, так что уже после каникул, представляешь? Хоть подтяну немного, а то ну, сам понимаешь.

– Пон, у самого такая же фигня, – улыбаясь, быстро набил сообщение Антон. – А я уже дни считаю до дачи. Достала эта школа.

– Жалко, что ты уезжаешь. Но мы ведь будем на связи, да?

– Ага! А у тебя какие планы?

– Родители сказали, что буду заниматься с папой физикой, с мамой английским, с бабушкой литературой. Вот такой вот хеппи кристмас меня ждет. А у меня-то были совсем другие планы, вот от слова совсем!

– Сочувствую. А давай физику вместе фигарить? Ты занимайся, потом пересылай задания, и будешь у меня проверять. Как тебе идея?

– Идея огонь! Хоть повеселее будет. Слушай, ты говорил, что с женой дяди хочешь проконсультироваться? А вдруг она скажет: много вас таких было, мелких наивных идиотов, которые мечтали о своей группе. Ну, обломает весь кайф, вот.

– Очень может быть, кстати. Уж она-то в теме. И чего теперь? Застрять на фазе обсуждения, потому что так безопаснее?

– Ты прав, конечно, но все равно стремно как-то. Не будет как с грибами, которые перестают расти от взгляда человека?

– Тоже мне, гриб! А это легенда, кстати, про взгляд человека.

– А ты проверял?

– Нет, просто помню такой диктант. – Антон поставил смеющийся смайлик. – Знаешь, какие мы с тобой грибы? Галлюциногенные, вот. И от нашей группы все будут под кайфом!

– Ага, и привыкание с первой песни!

– От грибов нет привыкания вроде бы, – счел своим долгом уточнить Антон.

– А от нас будет!

Михаил не торопясь пил чай. Они сидели молча, каждый погруженный в свои мысли. Идея казалась ему все более авантюрной. «Ладно, гляну на парня. Отказаться всегда успею». Но Михаил уже знал, что не откажется: что он почувствует, когда Петр Алексеевич сообщит ему о гибели сына?

Оба так задумались, что вздрогнули, услышав звук ключа в замке. Михаил поднял голову и стал с любопытством разглядывать высокого, очень худого и бледного парня с красным от холода носом, который, ссутулившись и спрятав озябшие руки под мышки, стоял в одних носках на пороге кухни. Так они и смотрели друг на друга. Наконец Михаил сказал, показывая на его серые носки с темными мокрыми пятнами:

– Ноги промочил по слякоти? В душ живо. И воду погорячее. Прогрейся. Кроссовки сразу на батарею. Потом приходи пить чай. Гренки будешь?

Парень открыл рот, потом закрыл его, кивнул и отправился в коридор за кроссовками. Отец кинулся доставать сковородку, нарезать батон. Его руки немного тряслись. Когда переодевшийся в спортивный костюм парень пришел на кухню, Петр Алексеевич уже раскладывал гренки на три тонкие бело-синие узорные тарелки, доставал баночку клубничного варенья. «Соседка угостила». Они молча перекусили, и Никита пошел мыть тарелки, убирать со стола. Михаил наблюдал. «Действует быстро и четко, – раздумывал он. – Меня вроде слушается. Но какой же худющий! А с гранатой эта обезьяна или нет, сразу не поймешь. Наверное, парочка гранат должна быть, судя по анамнезу. Ладно, рискну».

– Никита, теперь послушай меня. Ты ведь знаешь, что у твоего папы серьезные проблемы и долги. Ты хочешь ему помочь?

Парень поднял удивленные глаза, потом, покраснев, тихо сказал:

– Помочь – это моя самая большая мечта. Но я не знаю как.

– Пойдешь ко мне в заложники? – медленно и четко спросил Михаил.

– Пойду, – сразу ответил парень.

– Только тебе нужно будет работать.

– Я умею работать.

– Ну, тогда иди собери свои вещи. Папа тебе поможет. Бери все, квартира пойдет под продажу.

Никита обрадованно уточнил:

– А можно будет продавать? Мне ведь нет восемнадцати. Я смотрел законы…

– Я тебя пропишу к себе. Собирайся. Остальные вопросы задашь папе по ходу дела. Мебель в машину не влезет, только вещи. Есть во что упаковывать-то?

Петр Алексеевич быстро полез в ящик стола и нашарил рулон мешков для мусора.

– Двойные и тройные делайте, а то порвутся. У вас час времени: у меня сегодня еще консультации по зуму, нужно успеть вернуться.

Собрались даже меньше чем за час. Михаил с удивлением заметил, что оба, и отец и сын, оживились и повеселели.