Клетка

Захар не выдержал, пожал её плечо и юркнул в черноту южной ночи.

Буквально на следующий день молодые археологи оказались в заброшенном селении неподалеку от Симферополя. В подвале полуразрушенного дома в свете аккумуляторной лампы Захар взял в руки свои первые бесценные древности: их не надо было очищать – стоило запустить ладони в серый тлен подземелья, вытащить тяжелый предмет, и сухой песок легко обнажал тусклый жёлтый металл очередной поделки. Стоя на коленях, Захар всматривался в знакомые формы скифского литья. Сомнений не оставалось. Если и жило на свете волшебство, он находился в его жилище.

– Я не знаю, что тебе сказать, Тася, – дрожащим хриплым голосом начал Захар. – Я даже не знаю, что с этим делать.

– Решай сам, – легко отозвалась девушка. Она тоже была одета в комбинезон и стояла рядом на коленях. Захару показалось, что в её глазах мелькнула хитринка. Но это показалось, только лукавство – она искала здесь другой клад.

Очень скоро развалины огородили полотнами, прибыли вооруженные сторожа, закипела работа. Делегации музеев и университетов следовали одна за другой, а имя успешного аспиранта с восторгом и завистью произносили во всех мировых научных заведениях. Это была сенсация, оглушительный успех, равный победам Шлимана.

Раскоп приносил щедрые дары. Все указывало на то, что захоронение было царским, а вокруг располагалась невидимая столица знаменитых кочевников. Столица Скифского царства, покорённого такими же дикими племенами готов. Именно этим и объяснялся тот факт, что большая часть артефактов открывалась только на месте курганов. У них не было даже деревянных строений. Но история народа, населявшего степи между Дунаем и Доном с VIII века до нашей эры до второй половины III века нашей эры медленно разворачивалась прямо на глазах самых обыкновенных современных молодых людей. Они поселились здесь же, в отдельном вагончике по молчаливому согласию университетского начальства. Целые дни проводили в образовавшемся карьере, ползали с кисточками, наблюдали за работой опытных мастеров. Мало кому приходилось испытать столько счастья, столько очарования и забытья, как им в эти святые дни. Но злое пророчество сбылось: дождей не было всё это время, в сухой земле даже корешки пересохли: одна из стен на краю невысокого котлована медленно сползла вниз, когда под ней работала Таська.

*

Прошли годы. Захар остепенился. Он стал известным учёным, и всё, что интересовало его в жизни, сузилось до сугубо профессиональных тем. Участвовал во всевозможных конференциях. Ездил в командировки в Мексику, а когда ЮНЕСКО выдала разрешение на проведение археологических работ в районе Киригуа в Гватемале, он излазил вдоль и поперёк джунгли Юкатана. Он работал с руководителем группы раскопок Мичиганского университета, ведущим специалистом по истории народов Африки. Он несколько раз побывал в египетской Гизе. Но ничего, кроме культуры народов и структуры почв на двухстах раскопах, не задерживалось в его памяти. Это был настоящий фанатик, почти параноик. Но свою первую программу никогда не забывал – ни одна экспедиция в Крым не проходила без его участия.

*

День заканчивался, и Елизавета, посидев еще минуту на корточках, оторвала руку от земли, встала во весь рост и устало выгнула спину. Километрах в двух от неё на чёрный частокол бесконечного моста с востока, со стороны Тамани вырвался поезд. На синем фоне предвечернего моря его почти не было видно, но она всегда чувствовала его приближение, несмотря на отсутствие перестука тяжёлых чугунных колёс. Вагоны катились гладко по бесшовным рельсам, как по воде. Скоро они въедут в воду, вернее покатятся над водой, и она опять, в который уже раз, будет взмахами обеих рук отвечать восторженным пассажирам, прилипшим к окнам, предвкушавшим скорый конец долгого пути и не менее долгий отдых у моря.

Их небольшой лагерь располагался между двумя огромными, когда-то заросшими непролазными водорослями лиманами. Воду из них откачали два года назад, земля быстро высохла и потрескалась, а кое-где нещадное южное солнце уже пробудило первоцвет васильковых венчиков – напрасно поверили, солнце их убьёт в образовавшихся чёрных пустынях. Где-то дальше по берегу расстилались ковыльные степи – белому тощему перу не страшен никакой жар. Много лет его лебяжье покрывало скрывает загадки этих пустынных, непримечательных с виду мест южной оконечности русской земли. Собственно, новые данные о первых христианах на Руси и стали причиной организации серьезнейшей за последние годы экспедиции, предпринятой Институтом археологии. Раньше полагали, что тьмутараканский князь Мстислав Рюрикович принял веру в своем уделе за сто лет до князя Владимира. Теперь же из арабских летописей выяснилось: мало того, что здешнее славянское племя имело более обширные связи с татарскими племенами, нежели с Киевом или Большой степью с её печенегами, половцами и хазарами. Мало того, что воевали местные славяне всегда в союзе со скифами-сарматами, равно как против эллинов, так и против кыпчаков. Так ещё оказалось невозможным определить их культурно-религиозную сущность, этнические корни и суть явных сношений с Римской церковью, минуя византийский престол. Ещё выяснилось, что полуостров испытывал сильнейшее влияние иудеев на протяжении веков, но, создав каганат, в иудейство славяне не перешли, а от языческой веры отказались. Многое становилось непонятным. Установлено, что архиважные и невероятные события случились на этих берегах в IV-V веках, когда в заселённых славянами ареалах Керчи и Тамани вполне могли принять от греков их христианскую веру.

Всё это со всех сторон анализировалось, изучалось. Написаны монографии, возникли споры, не улегшиеся до сих пор. Совсем недавно группа Елизаветы отметилась сенсацией: в районе села Глейки, по ту сторону неглубокого пролива, нашли изображения Перуна и Семаргла. Оказалось, оба идола «жили» в XII веке. После этого спорить было не о чем – споры прекратились до объявления результатов экспедиций, которые начались еще лет десять назад, но противоречивые результаты их ещё больше запутывали историков, лингвистов и этнографов.

Елизавета собрала инструменты, с нетерпением поглядывала в степь, в сторону лагеря – профессор Иосиф, как она ласково называла своего любимого куратора по имени Захар Алексеевич Крымский, – всегда приезжал за ней сам на 80-летнем УАЗике. Профессор слыл символистом и утверждал, что год и месяц выпуска автомобиля совпадали с его собственными, что создавало между ними некую духовную, даже тантрическую связь. Любимым Захар Алексеевич был во всех смыслах. Что на самом деле связывало с ним младшего научного сотрудника Елизавету Петровну Изотову, сказать было трудно, но жить друг без друга они не могли, ели, спали и работали всегда вместе.

Сегодня она опять ничего не нашла. Напрасно выбрала это место – не надо было отбиваться от группы. Но в степи много дорог. Одно утешение – неделю назад отправили на север прелюбопытную находку – серебряный крест, явно произведённый из седельной пряжки – вот-вот должен прийти предварительный анализ. Елизавета чувствовала что-то важное, связанное с этим предметом, напрямую касающуюся основной цели экспедиции, но понять пока ничего не могла, только его возраст должен был многое объяснить. Подобные посылки чуть не каждую неделю они отсылают спецпочтой из Краснодара в Питер, и кто побожится, что этой находке придадут особую важность и рассмотрят в первую очередь?

Наконец, столб пыли, хриплый клаксон и металлический дребезг на всю степь.

– Что пряжка? Есть ответ? – Елизавета обняла Захара Алексеевича, едва он разогнулся, выкарабкиваясь из машины. – Я есть хочу, Иосиф, нет, жрать. Так что там «завлабы»?

– «Завлабы»? А то! Помнишь герметично закупоренный глиняный горшок?

– Помню, конечно. С ним уж год возятся. Кстати, в Керченском раскопе это была далеко не единственная интересная вещь.

– Именно. Но только она наделала столько шума. Ну, давай свои вёдра, садись в машину. Сейчас всё расскажу – упадёшь.

– Вывалюсь, ты хотел сказать, – женщина расстегнула халат, распустила тугой узел волос и, потопав пыльными кроссовками, прыгнула в неуютное металлическое кресло.

Учёный сразу догадался, что день потрачен впустую, ничего не спрашивал, долго и без энтузиазма возился с кистями и совками в открытом багажном отделении. Наконец угомонился, подошёл к Елизавете, присматривающейся к вытянувшемуся и загоревшему лицу в зеркале заднего вида.

– Там ещё одно сообщение было, – промямлил начальник отряда и положил руку на дверь рядом с её рукой. – Нам с тобой.