Клетка
Шрифт:
Через год епископ выделил им небольшую сумму из пожертвований и отправил вместе с другими страждущими на восток для знакомства с общинами Идумейского и Моавитянского царств, с Арамейскими племенами. Там за два года скитаний они свидетельствовали живую веру, изучали языки и первоисточники, постились в каменных пещерах первых мучеников. Но именно тогда Мария вдруг поняла, что забеременела – как это получилось, осталось загадкой. Может быть, когда согревались, обнявшись в холодном анатолийском гроте.
Деньги кончались и, когда их осталось совсем немного, отправились в обратный путь. Идти решили той же дорогой, что привела их сюда.
До Булгар добрались благополучно. Когда каменные церквушки исчезли, припоминали места, где сами проповедовали среди язычников, а некоторых утвердили
*
Внезапно вздрогнула земля, послышались крики и плач. Люди выбегали из лачуг и падали под ударами копий и топоров. Вокруг носились всадники с длинными чёрными волосами, в грубых кожаных одеждах. Двое налетели на Агатона и Ранта. Мария развернулась, схватила крест и выставила его вперёд, бормоча слова о милосердии и спасении. Тяжёлый удар повалил её на землю, из груди хлынула кровь. Откинутая рука наткнулась на белый глиняный кубок. Мария тускнеющим взором посмотрела на рану, изо всех слабеющих сил прижала чашу к груди. Когда подбежал Агатон, она уже теряла сознание.
– Агатон, обещай. Ты отнесёшь это, – она с трудом отняла чашу от груди и поставила рядом. – Ты знаешь куда. Я поклялась вернуться.
Часть 4. Трагедия и награда
В 333 году по настоянию матери своей святой Елены император Константин накрыл вычурным каменным храмом пещеру, в которую возложен был Иисус после снятия с креста. Грот хорошо сохранился, несмотря на тщательные старания язычников скрыть его от мира, устроив молельное капище прямо на животворящем месте. Под толстой насыпью и двумя плитами сохранился склеп, ложе и кое-какие предметы, принесённые мироносицами, да так и оставшиеся там.
Но вскоре Палестина оказалась под властью мусульман и в течение веков христианам не удавалась вернуть её. Однако настало время, когда идея о вооружённом освобождении Святой земли распространилась среди западных христиан. В 1095 году Голгофу отбили крестоносцы, страстотерпцы обустроили её, расширили приделы, сам гробовой камень сделали алтарем, Престолом Силы, предназначив его для молений и таинств. Однако вскоре Иерусалим был вновь утерян. Но прежде небольшое число людей из числа служителей тайно вскрыли могилу и вывезли остававшиеся в ней святыни в христианские земли. Вскоре люди, скрепленные великой тайной, обозначили свою небольшую общность как Орден Тамплиеров. Известно, что именно в тот год терновый венец, крест господа и копье стражника с бурым пятном на острие появлялись в храмах Европы. Следы плащаницы и сосудов для благовоний замечены во владениях крестоносцев в Сирии, Израиле, Франции. Много позже свитки первых свидетельств нашлись в пещерах Мертвого моря, но глиняная чаша из Гефсиманского сада затерялась. Её тайна приоткрылась лишь однажды, когда Евсевий Кесарийский упомянул иудея, случившегося в то время среди рыцарей и увидевшего на чаше пентакль с выгравированной надписью «Не прикасайся ко мне, жена моя». После чего неверный совсем спятил, восхвалив Венеру и её сына Эрота. Храмовники же обрели знания оккультного свойства и магические способности, что по определению считалось до тех пор абсолютно противоестественным и вообще невозможным. В кощунстве своём братья поклялись утаить до времени всё ведомое и обретённое ими и избрали себе первого магистра в образе живого козла впечатляющей внешности и необыкновенных телесных способностей.
Профессор Захар Крымский хорошо знал всё это и верил, как в непреложный научный факт, а потому, как всякий самонадеянный человек, иногда уносился в своих фантазиях слишком далеко и надеялся когда-нибудь лично прикоснуться к реликвиям тех далёких полумифических событий.
*
К лагерю подъехали минут через десять. Под тентом за длинным алюминиевым столом расположились студенты и преподаватели известной археологической школы.
Несмотря на усталость, многие из них живо обменивались шутками, развлекались заумными беседами, но никто не говорил о деле. Не очень хотелось после трёх с половиной месяцев полевых работ и ввиду скорого ужина. Ждали только их, начальника экспедиции и организатора проекта. Вообще, они подбирали на месте районы тщательного исследования и составляли первые отзывы по добытому материалу. Уезжали из лагеря первыми, возвращались последними. Не всегда одни, но частенько. Люди втихаря посмеивались: дело не только в специфике обязанностей. Эта странная парочка (он же вдвое старше!) слишком часто и дотемна гуляла по степи, ездила к морю. При этом жили в отдельном вагончике. В Питере, как было достоверно известно, их объединяла не только наука, а кое-кто утверждал, что они расписаны уже не первый год, и недавно купили квартиру на Мойке.Стемнело. Зажгли гирлянду. Но никого не было видно, только в поварском вагончике всё ещё постукивала армейская алюминиевая посуда, да у кого-то шипел радиоприёмник. Устали все: быстро отчитались у руководителей, заполнили ежедневники, и – отбой. Назавтра опять в августовскую жару, в степь, где нет и кустика с приличной тенью.
– Иосиф, – вполне серьёзно продолжила Елизавета. – Мне интересны твои дальнейшие планы. Я, конечно, не верю во все твои вечные фантазии, но мне они интересны. Что-нибудь получится, как всегда. Но ведь ничего нет, кроме мнения нескольких фанатиков. Для того, чтобы первый генетик сделал первый соскоб нужны веские материальные причины. Учёный совет разрешит тебе рассматривать кусок глины под микроскопом, но это всё. Понимаешь?
– У тебя есть план? Есть возможность зафиксировать пока ещё возмущённую среду? Мне предложат отдать предмет за границу, – я знаю, как это сделать. И вот над этим думаю. Честно сказать, я на многое готов – на то есть причины: в этих местах прятались последние члены Ордена храмовников, здесь всегда случалось что-нибудь удивительное. Я сейчас припоминаю кое-что относительно действий Рима и последних рыцарей, когда кыпчаки выгоняли их в Европу. Это не шутки, Лизавета. Кажется, это тот самый единственный шанс. Эх, я не говорил тебе… мне кажется, я понял надпись на горшке. Бессмыслица, правда.
– Надпись? И ты молчал?
– Да ты сама видела полустертые треугольники и квадраты. Васильев даже читал их тебе, только перевести не смог.
– И что это было?
– Арамейский, ничего необычного. Только не спрашивай перевод – я ещё не сошел с ума. Тогда не сказал, и сейчас не скажу – велика и печальна тайна сия есть.
Елизавета сгорбилась над небольшим столом, монитор ноутбука давно погас, и лицо её наполовину скрывалось в тени плафона настольной лампы. Тем чётче выделялись сжатые маленькие губы, проступили морщинки вокруг рта. Она не была интересна как женщина, но железный характер и ясный логический ум всегда заставляли считаться с ней. Как-то по особому на неё засматривались люди обоих полов, ну и третьего, если он всё же есть.
– Да, мне всё это интересно. Более того, согласна бесплатно трудиться на тяжкой ниве раба твоего. Ты изящно ушёл от другой темы. Через месяц мы закрываем сезон. Предстоит тяжёлый разговор с Ольгой. Что мы вообще собираемся делать?
Захар Алексеевич сидел в трусах на самодельных нарах, вывернув поджатые бедрами пятки. Легко поднял с пола рюкзак, достал пачку сигарет, бросил её обратно.
– А что мы собираемся делать? – разочарованно переспросил он, как ребёнок, которого шлёпнули по руке, когда он потянулся к любимой игрушке.
– Послушай. У меня есть почти взрослый сын. У тебя нет не только сына, у тебя внучатого племянника не завалялось. А, может, я не знаю? – криво усмехнулась Изотова, но тут же жёстко добавила: – Из меня небольшая любительница рожать, воспитывать потом, да и все эти бабьи глупости. Отвечай, тебе нужен сын, наследник? Меня ты и так устраиваешь, но нельзя же быть таким наивным, прости господи, инфантильным таким. У мужика должен быть сын – ты можешь себе это позволить и при этом не думать о бессонных ночах и пелёнках. Или ты уже не хочешь? – Елизавета не то, чтобы сдалась в своём рвении навязать профессору наследника, но как-то поникла, смолкла.