Клеймо дьявола

Немного погодя он уже отточенными за долгие годы движениями подкладывал в топку поленья, занятие, которое его всегда успокаивало. Мысль о Марте не давала покоя. И о Filii Satani тоже. Они угрожали Фрее, потому что она воочию видела пещеру Шабаша. А раз так, то угроза касалась и ее покровителя. И Марты. Хоть Марта тут не была замешана ни сном ни духом. Только вот известно ли это Filii Satani? Огонь в атаноре хорошо разгорелся. О Марте так ничего и не слышно. Лапидиус решил, что сходить с ума пока рано. Может быть, Марта просто пошла к матери. Значит, надо самому позаботиться о Фрее.

Поднимаясь по лестнице, он шарил в кармане в поисках ключа. Где же эта железка? Он поднапряг память и вспомнил, что Марта была последней, кто поднимался к Фрее. Вчера вечером. Оставалось только надеяться, что она не унесла ключ с собой.

С тревогой в душе Лапидиус вернулся в кухню и вынул из стены кирпич. Слава богу! Ключ лежал на месте. Он взял его и, перешагивая через ступень, поднялся к Фрее.

— А вот и я. Вообще-то я хотел заглянуть к тебе вчера, но просто заснул.

— А, — сказала Фрея. Она была рада наконец увидеть его. Никогда она не откроет ему, как сильно ждала.

— Ты ничего такого не слышала? Марта должна была зайти к тебе, вернувшись с рынка.

— Нет, ничего. Хотя… вроде бы Марта ругалась. Она все время кричала: «Отстань от меня!» и «Проваливай!», — говорить Фрее было трудно.

— Значит, в доме находился кто-то еще?

— Да.

Лапидиуса обуял страх. Задняя дверь! Она была распахнута, уже когда он пришел. Кто-то посторонний сломал замок и вошел в дом? Мужчина? Женщина?

— Ты слышала, с кем говорила Марта? Может быть, узнала голос?

— Нет.

— Может, это был Горм?

— Не знаю.

— Ладно, ладно, — Лапидиус постарался казаться спокойным. — Наверное, этому есть какое-то простое объяснение.

— Мне жарко.

— Я запалил атанор. Подожди… — Он отпер дверцу, чтобы в камеру потянуло прохладным воздухом. Делал это он против воли, потому что в последние дни предписания для излечения сифилиса должны соблюдаться особенно строго. А с другой стороны, ему было жаль Фрею, ведь прошло почти двадцать дней.

Фрея глубоко вдохнула свежий воздух.

Лапидиус отвел взор от ее тела, но краем глаза все равно видел плечи, руки, грудь. И видел, что слой ртутной мази следует обновить. Если он и мог ослабить жар в камере, то пропустить очередное втирание средства было недопустимо.

— Unguentum надо нанести заново, я скажу Марте… — он оборвал себя на полуслове. Марты не было. А лечение должно быть продолжено. Что же делать?

— Намажь меня сам.

— Я?! — Он в жизни бы этого не сделал! Это неприлично, крайне неприлично. Но… — Я… я…

— Не можешь из-за того, что я такая страшная?

— Да что ты! Вовсе не поэтому! Э… то есть… я хочу сказать, что ты совсем не страшная, просто… если тебя это не стеснит…

— Нет.

— Ладно. Хорошо. Сейчас принесу мазь.

Лапидиус обрадовался, что можно сбежать. Он заспешил вниз по лестнице. Внизу первым делом запер заднюю дверь и придвинул к ней ящик с образцами, потом схватил мазь, тряпку, ведро воды и, нагруженный, снова поднялся наверх.

За это время ему удалось в некоторой степени справиться со своим смущением. Фрея уже по пояс высунулась из камеры и теперь лежала, измученная и обессиленная. Лапидиус поставил все на пол.

— Сейчас я возьму тебя за плечи и выну. Только сначала отдышись.

Фрея дышала порывисто и неглубоко, пока пульс не выровнялся.

— Марта так же делала.

— Молодец.

— А потом сажала меня на сундук.

— Ах так, — он осторожно вынул ее из камеры и прислонил к сундуку. — Отдохни, сейчас подниму.

— Я… уже не могу сидеть.

— Тогда положу тебя на него. На спину.

Ему было совсем не трудно уложить ее на сундук, она была послушна каждому его движению. Из окна лился яркий свет, освещая ее груди, плоский живот, лоно. Лапидиус сказал себе, что должен смотреть на нее только как врач. Это ему не удалось.

Он пододвинул ведро и стер тряпкой следы последнего втирания. Потом перевернул ее на живот, чтобы очистить и спину. Тут он увидел пролежни и велел ей так лежать. Он принес известковый порошок и присыпал им больные места, потому что ничего другого под рукой не было. После этого занялся втиранием. Нанеся мазь на спину, он осторожно посадил Фрею. Она тут же прислонилась к нему:

— Я… сейчас упаду.

— Не упадешь.

Он уселся верхом на сундук подле нее, левой рукой обхватил за плечи, а правой начал втирать мазь. Сначала на область шеи и плеч, потом ниже, обойдя грудь.

— Ты кое-что пропустил.

— Знаю. Я… не хотел…

Он проклял свою стеснительность. Ну почему он не может втирать, и ничего больше! Это же просто кожа и просто мазь. Собравшись с духом, Лапидиус коснулся груди, сначала робко, потом натирая интенсивнее.

— Ты хорошо это делаешь.

— Да? — Его голос прозвучал хрипло, а руки продолжали работать. Он почувствовал, как затвердели ее соски. Сам он тоже испытал возбуждение. Чтобы отвлечься, сказал: — За эти дни я выяснил, что те глаза, руки и голос заманили тебя в пещеру. Я был там и видел «каменное лицо» и «каменные зубы», о которых ты вспомнила. Это сталактиты, минеральные сосульки, свисающие с потолка.

Фрея повернулась к нему Ее глаза смотрели куда-то вдаль.

— В пещеру? Да, так.

— Да. — Лапидиус спрашивал себя, разумно ли, что он заговорил о тех страшных событиях, когда она в таком состоянии. Но поскольку она не выглядела напуганной, он продолжал: — Она называется пещера Шабаша.

— Да?

— Она расположена в горах, на Оттернберге. — Лапидиус взял из горшка новую порцию мази и начал обрабатывать живот. — В ней есть большой грот, своего рода зала с многочисленными ответвлениями, наверное, тебя привели туда.

— Я… я вспоминаю… — Перед ее глазами возникла четкая картина. Провалы в памяти, до сих пор мучившие ее, вдруг закрылись. — Там… там было хорошо… вначале. А потом… потом…

Рука Лапидиуса остановилась.

— Да? Что потом?

— Нет. — Картинка снова растаяла.

Лапидиус готов был завыть от досады. Рука продолжила свою работу.

— Ты говорила, что видела колеблющееся красное. Может быть, это были дьявольские маски?

Фрея прикрыла веки. Внезапно она начала дрожать.