Клеймо дьявола
Шрифт:
Горм и Фетцер, связанные, лежали на полу, однако казались более живыми, чем минуту назад. Возможно, хлопок вывел их из транса. Они принялись рвать свои путы.
— Отпустите нас!
— И не подумаю. Марта, сюда! Бежим! — Лапидиус схватил служанку за руку и потянул за собой. — Скорее, скорей!
— О Боже, Боже, хозяин, дак как жа…
По дороге из пещеры Лапидиус подхватил оставленную лампу.
— Идем, Марта, идем! Скорее, скорей!
Пару раз, несмотря на лампу, он больно налетел на скалу, но несся вперед сломя голову и таща за собой Марту. Наконец показался выход. Марта, скорее по наитию, чем осознанно, ковыляла за ним.
Когда они выбрались из пещеры, первый луч солнца
В ночной мгле на фоне темного неба мерцал огромный круглый валун… Лапидиусу пришла в голову идея. Если скатить его вниз ко входу в пещеру, убийцы будут заперты там, как в темнице. Все. Трое. И Гесселер, дьявол во плоти, который мечется где-то в ее глубинах.
— Идем, Марта, идем! — Он потащил ее на пятачок земли, на котором покоился камень. Потом уперся в него плечом.
— Давай, Марта, помоги, жми, жми… да поддай же!
Бесполезно. Он должен был это знать. Естественно, камень был неколебим, как скала. Не оставалось ничего другого как бежать с Мартой дальше. И надеяться, что «дьяволы» освободятся не слишком быстро. А ведь он все так хорошо продумал: намеревался пригрозить убийцам оружием и заставить связать друг друга, а потом спуститься в Кирхроде и поднять тревогу. Там было бы уже несложно схватить Filii Satani на месте преступления! Посередь всей их дьявольской кухни!
Теперь же выходило так, будто это он спасается бегством, а все потому, что Гесселер сбил его с толку своим огненным шаром.
— Скорее, Марта, скорее!
Он бежал и бежал, спотыкаясь, и чуть не пахал носом землю. Снова эта корзина! Он споткнулся о ее крепежки. Проклятые палки! Палки? Постой-ка! Может, еще не все потеряно.
— Марта! Скорее, подними корзину и подопри палками камень!
— А? Чё, хозяин?
То, на что Лапидиус даже не надеялся, произошло. С помощью Марты он сдвинул валун с места. Сначала камень чуть-чуть качнулся вперед и тут же вернулся в прежнее положение, в следующий раз он продвинулся немного дальше, снова вернулся назад, вперед-назад, вперед-назад, каждый раз немного больше, пока, наконец, не покатился, грохоча и сотрясая землю по пологому склону в сторону Оттернберга, чуток поднялся по нему и улегся, словно сам Господь Бог его направлял, точнехонько у входа в пещеру.
— А-ооо-ааа! — донесся до ушей Лапидиуса и Марты крик, будто с того света.
Он раздавался от входа, где под валуном отчаянно скребла рука. Рука Горма. Подмастерье Тауфлиба, видно, бросился за ними. И вот теперь рука тщетно пыталась освободить из-под камня зажатое тело.
— А-ооо-ааа!
Но горы сильнее даже нечеловеческой мощи Горма. Мановения руки становились все слабее. Крики отчаяния все глуше.
Несмотря на жуткую картину, Лапидиус вздохнул с облегчением. Больше Filii Satani никому не причинят вреда…
— Идем, Марта, идем! Скорее, домой!
ДВАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ
Ах кабы я знала тя, Юлия, кабы знала!
не-е, не знала, а будто знала.
Вона, плела ты свои корзины здеся наверху,
а в городу-та и не бывала,
нее, не бывала,
а все ж таки правильная ты была, Юлия,
как есть правильная,
все энто скажут, и я тожа.
И вот щас ты у Господа нашего на небесах.
И вот туточки твоя косточки,
Упокойся с миром, Юлия.
Амен!
Марта положила крестное знаменье, Лапидиус последовал ее примеру, хоть и не был к этому привычен. Они стояли над могилой Кривой Юлии, и Марта, у которой глаза всегда-то были на мокром месте, лила слезы.
— Идем, Марта, идем, пора! — Лапидиус хотел как можно быстрее спуститься в город.
— Ага, хозяин. Иду. Токо мертвым тожа нада отдать должныя. Не-е? Помолиться лишняй раз не помешат.
— Да, да, но пойдем! — Лапидиус потащил служанку за собой.
— А я-та и не знала, хозяин, што Крива Юлия упокоилась.
— Она стала жертвой «дьяволов». Она и две другие женщины. А возможно, и Вальтер Кёхлин. Кто знает, сколько убийств на совести Гесселера и его подручных!
— О Боже, Боже! Хозяин, да чё ж тако творится-та? Как подумаю, как энтот Горм сунул меня в корзину да притащил в пещеру, ужасть! А тама я и шелохнуться не могла. Ни чё сказать. О-о-о, хозяин, да чё ж тако творится-та? Я и не упомню всего, чё приключилось. Можа, скажете? Времечко-та есть, пока до городу идем.
Лапидиус спросил себя, разумно ли будет рассказать служанке все подробности, но потом решил, что еще сегодня половина Кирхроде будет судачить о произошедших событиях, с помощью Марты или без нее. Трое «дьяволов» заперты в пещере. Судье Мекелю ничего не останется, как взять их под стражу — доказательства против них неоспоримы. Фрею же судье придется объявить полностью невиновной. Так что она сможет наслаждаться свободой, когда выйдет из жаровой камеры. И случится это сегодня вечером.
Если бы она окончательно выздоровела! На выздоровление дают надежду тщательность, с которой он провел лечение, и ее юность. Когда она выйдет из камеры, надо будет дать ей легкую пищу, чтобы не перегружать желудок. Ужин можно будет накрыть в его лаборатории, надо только немного освободить стол от колб и тиглей. Долго сидеть Фрея все равно еще не может, так что после короткого ужина он уложит ее в свою постель…
— Дак скажете, хозяин, али нет?
— Что? Ах да, конечно.
И Лапидиус поведал Марте все, что знал сам — она это заслужила. Несмотря на все давление, на все угрозы, которыми ей постоянно докучали, она твердо держалась на его стороне, на свой лад, с собственными достоинствами и слабостями, и этого он ей не забудет.
Когда Лапидиус закончил повествование, солнце уже посылало свои первые лучи в долину, а они добрались до восточных ворот.
Вышагивая по Шелленгассе, Марта не переставала причитать:
— О Боже, Боже, хозяин! Дак как в тако верить-та, как! Вот скажу Трауте Шотт, дак и она не поверит!
Лапидиус остановился.
— Это, Марта, подождет. А сейчас надо, чтобы судья Мекель как можно скорее узнал о «дьяволах» в пещере, пусть и час еще ранний, и воскресный день сегодня. Чем быстрее он упрячет убийц за решетку, тем будет лучше. Беги-ка ты, Марта, к судье. А я пойду посмотрю, как там Фрея. Если у судьи возникнут вопросы, а они непременно возникнут, я охотно отвечу на них после обеда. Пусть на этот раз он сам нанесет мне визит. Все поняла?