Клеймо дьявола
Шрифт:
— Вампира и вервольфа… — тихо прошептал Риммон, почесывая переносицу. Его не очень-то изумило это сообщение. Было ясно, что нечто ещё раньше натолкнуло его на подозрения о том же… Сообщение же о Лили и вовсе его не задело. Что-что, а в этом он и сам не сомневался ни минуты. Но вскоре в нём проступило и смутное недоверие.
— Постойте… Но я слышал, все эти вампиры терпеть не могут чеснок…
— Ну, и что?
— А Мормо обожает баранину под чесночным соусом…
Хамал усмехнулся.
— Вампиры — мертвецы, а Мормо жив и наделён прекрасным аппетитом. У него склонности вампира, он может обернуться нетопырём, но никаким чесноком вы его не
— Вот пакость…
Хамал неожиданно напрягся.
— Невер?! Вы о чём это?
Морис вздрогнул и потёр лоб рукой. Он задумался об этом ещё у себя в имении, а сейчас слова Хамала просто вдруг осветили такую-то часть его внутренних потаённых знаний, в которых он не отдавал отчёта даже самому себе.
— «Все развратились и непотребны были…» — еле слышно проговорил он. — Вы видели пятно на лице Мормо, Хамал? — Гиллель кивнул. — Такое же было у Виллигута, на локте. У Хеллы Митгарт оно на шее, где яремная вена. Такое же было на груди Лили, — он брезгливо поморщился. — В общей бане я видел такое же на плече Нергала, на бедре у Митгарта, у Риммона в районе седьмого ребра. И у вас, Хамал, на запястье, — Гиллель отодвинул манжет и посмотрел на руку. — И, что удивительно, форма — подковы — у всех одинакова. Или копыта дьяволова, Бог его знает… У себя я такого не видел, но когда избили Эммануэля, на его спине, у правой лопатки я опять увидел такое же пятно. Это натолкнуло меня на мысль…
— Ясно. Вы нашли пятно и у себя? Я, кажется, даже помню, где…
— Угу. Я его там и обнаружил. — Морис почесал нос, а Хамал усмехнулся. — Пришлось смотреть в карманное зеркало, стоя нагишом перед трюмо. Да, там оно и оказалось.
— И что это может значить?
— Не знаю, — Невер сегодня явно изумлял Хамала, то и дело останавливавшего на нём взгляд своих внимательных недоумевающих глаз, — но мне кажется, что все мы в той или иной мере… оборотни.
В гостиной повисло гнетущее, тягостное молчание. Первым пришёл в себя Сиррах.
— … Вздор, Невер! Чтобы девушки, или Ригель, или я? Не умею я ни в кого превращаться!! Вздор это всё. — Риммон был просто шокирован. Помолчав несколько мгновений, он добавил тише, — в любом случае, если оборотень и есть — он всего только один… — он неожиданно осёкся.
— Эрна? — Хамал наклонился над Риммоном. Его глаза странно блеснули. Он и сам знал это, но предпочитал не распространяться. — Почему вы о ней вдруг вспомнили?
Риммон восторженно поглядел на Гиллеля.
— Действительно мысли читает…
— Риммон, умоляю вас, сейчас не до пустяков!
— Ладно-ладно. Я просто вспомнил, что когда мы с Эстель и Симоной обыскивали комнату Лили, вдруг появилась Эрна…
— Ну и что?
— А ничего. Просто, когда Эстель меня позвала, и я понял, что они хотят, я наружную дверь в их гостиную запер. Запер и засов задвинул. Она, что, сквозь стену прошла? — Хамал и Невер ничуть не удивились сообщению, но Эммануэль недоумённо взглянул на Сирраха, — а Митгарт? — неожиданно спохватился Риммон. — Я своими ушами слышал пистолетный выстрел в его комнате на Рождество. Сказал, вешалка упала. Как будто я не отличу звук падения вешалки от выстрела… И мой Рантье, как увидит его или Нергала, захлебывается лаем, аж шерсть искрит на загривке! С чего бы это?
— А… Эстель? — Хамал не сводил с Сирраха тёмных глаз.
— …Что… что… Эстель? — растерянно прошептал
Риммон.Хамал молча ждал, не сводя глаз с Сирраха. Риммон занервничал.
— Ваша Эстель — принимает чужой облик, не так ли?
— …Моя… моя Эстель? Вы с ума сошли, Хамал!! Никакой она не оборотень! Ничего подобного, просто баловство! Ну, просто… в полнолуние иногда… полетает на метле. Сущие пустяки это, уверяю вас. Не умеет она принимать чужой облик… я бы знал. — Торопливой скороговоркой пробормотал Риммон.
Невер, Хамал и Ригель потрясённо переглянулись. Сиррах поспешно продолжил:
— А малютка-Симона?!! Вы когда-нибудь слышали, как она гадает на своём хрустальном шаре? Это же дьявольщина!
— Мне казалось, что вы и сами, Сиррах, в некотором роде — адепт дьявола. — Хамал сморщил нос и впился глазами в Риммона. — По крайней мере, вы-то уж нергаловы чертослужения посещали, это точно.
— Я? Чёрта с два! — Сиррах даже задохнулся от возмущения. — Ну, был там пару раз от скуки. И что? После той фенрицевой мерзости на этой…как её… их мессе, его скандала в борделе и попытки отравить моего пса, — я послал негодяя ко всем чертям собачьим с его дьяволом и ночными оргиями!!
— Фенриц пытался отравить вашего Рантье? Зачем, Господи? — Хамал даже привстал от удивления.
— Понятия не имею, но я случайно увидел, как он бросил в тарелку псу кусок мяса. Хорошо, что собаку выгуливали. Выскочила крыса, схватила кусок — и тут же в корчах издохла. Свинья ваш Нергал.
Хамал задумался.
— Свинья? Он вообще-то вервольф. Впрочем, одно другого, безусловно, не исключает. А ваш Рантье…извините, я не разбираюсь в породах, кажется, лайка?
— Ну что вы, Гиллель! Рантье — овчарка, волкодав.
— А-а-а…
— Подумать только! — вернулся к теме Сиррах. — Я не поверил Митгарту… Фенриц — свинья. Ну, можно напиться. С кем не бывает? Но избить несчастную Жанет? Ещё и упиваться этим? Ударить женщину? Я просто поверить не мог… — На лице Риммона отпечаталось полное недоумение и жесткое неприятие фенрицевых забав. — Но теперь всё ясно…Волк — он и есть волк.
Хамал, закусив губу и побелев, промолчал, с трудом слегка кивнув головой в знак согласия, а что касалось Мориса де Невера, то, припомнив Эрну, он, спокойно взглянув на Сирраха, мягко улыбнулся и благодушно проговорил:
— Мерзость, конечно, но Фенриц есть Фенриц.
Его поддержал и Эммануэль, заметивший, что сочетание в инфернальной натуре Нергала черт свинских и волчьих при всей их внутренней антиномичности — вопрос сугубо академический.
— Ну, а что вам напророчила Симона, Сиррах? — Невер был явно заинтригован.
Риммон снова замялся.
— Предсказали ему всего-навсего денежные расходы и опасность пожара, поразило же нашего дорогого друга совсем не это. — Хамал улыбнулся, радуяnbsp;сь возможности сменить неприятную для него тему. Риммон смотрел на него с выражением экзальтированного восторга. — В его прошлом обнаружились наилюбопытнейшие факты. Когда ему их изложила Симона, он и сам стал наводить справки. Всё подтвердилось, не так ли, Сиррах? Его отец — Бегерит Риммон — обладал феноменальной меткостью, проще говоря, не промахивался вообще никогда. А мать Сирраха заклинала пламя, подчинявшееся ей, как змея — факиру. Впрочем, надо отдать должное Сирраху — он действительно, рано осиротев, ни о чём не знал. Симона через свой хрустальный шар может разглядеть забавные вещи… Кстати, Риммон, вы ведь тоже феноменально метки, не правда ли? Третьего дня вы подстрелили лису с шестидесяти ярдов.