Клим'с клан

– А, новенький! Ты что заплатил?

Повисла пауза, пока другой мальчик, застилавший кровать, ни уточнил:

– Он хотел спросить: "из какой ты страны?" Павел не очень хорошо пока говорит по-французски...

Атлет Павел был из Болгарии, имел внешние данные "кинозвезды" и очень хотел общаться - невзирая на отвратительное знание языка. Он забросал Клима вопросами: "На какой ты странице?" и "Какая щека у слова?". Смуглый мальчик Салам из Марокко не без труда переводил с этого корявого французского на более-мене понятный ("Сколько тебе лет?" и "Какие роли ты играешь?"). Потом лн отпросился идти на завтрак, а Клим заявил, что хочет успеть к началу занятий. На это Павел ответил, что сегодня в столовой "только яд" (видимо, имелась в виду рыба) и занятия по расписанию - "ночные" (скучные - начал понимать Клим), после чего недовольно повернулся на другой бок. Салам коротко объяснил Климу, как тому найти свой класс, а сам побежал в столовую.

Про театр что-то значилось только в третьей строчке длинного названия языкового летнего лагеря "Лагуна", но Лиза не зря определила Клима именно сюда - театр оказался единственным занятием для его обитателей, а французский язык - только предлогом. Однажды, например, Клим видел постановку вовсе не на французском, а чуть ли ни на суахили, причем зрители, ни слова не понимавшие, всё равно бешено хлопали и кричали "браво!". Семинары вело два типа педагогов - либо старики в бабочках, либо очень богемные личности - обычно в узких черных очках и с шёлковыми шарфами на шеях. Последние любили вытаскивать слушателей на кафедру и заставляли изображать что-нибудь нелепое - то ворону в ожидании поезда, то неандертальца, изучающего холодильник. Старички в бабочках бубнили про Софокла и Станиславского, но время от времени тоже пытались кого-то вытащить из зала - правда, сил им на это обычно не хватало - самые щуплые из учеников, наученные горьким опытом, прятались за спинами более сильных собратьев. Но и эту скромность приходилось забывать на практических занятиях - все обитатели лагеря участвовали и были зрителями во множестве постановок. Ставили обычно десятиминутные сцены - педагоги репетировали их одновременно двумя-тремя составами. Климу по жребию выпал Сирано де Бержерак Ростана.

После театральных и языковых занятий в дело вступали воспитатели лагеря - видимо, задача этих вечно бодрых людей заключалась в том, чтобы "убить" всё свободное время обитателей. В ход шли детсадовские конкурсы с выигрышем бутылки колы, квесты, спортивные мероприятия и ещё многое другое, отчего голова у Клима быстро пошла кругом. Он занялся, было, пинг-понгом, но после серии сухих проигрышей Таю - соседу-вьетнамцу, с которым они вместе ехали из аэропорта, разочаровался и в спорте, после чего принялся бесцельно бродить по окрестностям. В лагере располагалось небольшое озерцо, в котором можно было купаться, а через парк вели удобные тропинки - когда-то на них сплошь лежала плитка, но и сейчас можно было не таращиться себе под ноги, потому что выбоины и щели отчего-то располагались крайне удобно для ходьбы. Таких же, как Клим, противников организованного досуга, оказалось довольно много, и всегда находилось, с кем модно было поболтать на прогулке или во время плавания в озере. Другое дело, что такими собеседниками становились каждый раз случайные люди, а вот на близких друзей Климу пока не везло. Ни разгадывать же безумные языковые ребусы болгарина Павла? Ни слушать же непрерывные жалобы марокканца Салама на недостаточный халяль в столовой? Ни тешить, наконец, излишне серьёзное самолюбие вьетнамца Тая, проигрывая ему всухую тридцатую подряд партию в пинг-понг?

Первое публичное выступление Клима было назначено на четвертый день его пребывания в лагере. Когда-то столь малый срок ужаснул бы его, но только не сейчас - три дня казались отдельной большой прожитой жизнью. Внутри Клима как будто рухнули заборы - он мог обратиться и совершенно непринужденно поболтать минут двадцать с какой-нибудь красавицей гречанкой, на которую неделю назад побоялся бы взглянуть. Он будто заразился свободой - последствий его поступков больше не существовало. Последнее, что его волновало, был упавший в первый день велосипед. Теперь ему просто нужно было выйти и показать Сирано - гуляку и несчастного влюбленного, романтика и урода.

В гримёрке измождённая тётка, сильно пахнувшая табаком, напудрила ему лицо и неловко прилепила длинный нос. Клим пошутил было над таким гримом, но тётка отрезала, что пусть скажет спасибо, а то бы ушел с табличкой "Сирано" на шее. Клим уже привык к стилю здешней шутливой грубости, поэтому не обиделся. Перед выходом на сцену он долго вглядывался в зеркало - странно, но с огромным носом его лицо стало как будто совсем другим - глаза съехали к переносице, а и без того небольшие рот с подбородком и вовсе пропали. Он действительно стал уродом, а ведь раньше уродство Сирано казалось ему художественным преувеличением. Когда же его выталкивали из-за кулис, он почувствовал, как нос предательски отваливается. Но Клим не зря решил, что больше не будет бояться - он сунул нос в карман и вышел просто играть - зритель должен был узнать его Сирано без бутафории и табличек. За несколько мгновений перед его взором мелькнуло уродское лицо из зеркала - во всех подробностях, после чего ослепительный свет софита отпустил будто взведённую в груди пружину.

Играть во французском лагере оказалось - совсем не то же самое, что в московской студии. И прошедшие три дня не пропали зря. Клим вдруг в полной мере ощутил, что значит отсутствие сомнений, что значит ничем не стеснённая игра. Плевать, что златокудрую Роксану играла смуглая девушка из Алжира с чудовищным французским. Плевать, что из декораций - только вырезанная из картона зубчатая башня, а креслами служат пластиковые стулья. В атмосфере витал такой густой дух творчества, а от зрителей, которые не только сидели, но и стояли и даже лежали на полу, исходила такая положительная энергетика, что Клима понесло:

– "Скажите сами: как мне быть? Ведь ум всегда скрывает чувство, а я хочу его открыть!" - и растерянность действительно придавливала его к земле.

– "Я чувствую, мгновенья торопя, как ты дрожишь, как дрожь проходит мимо по ветке старого жасмина..." - и от растерянной улыбки алжирской девочки его самого охватывала лихорадка.

Когда раздались финальные хлопки и "браво" с ударением на последний слог, Клим не смог выйти на поклоны - расталкивая всех, он выбежал на улицу и принялся глубоко дышать. Воздух плотными хлопьями наполнял грудь - Климу пришлось заорать, чтобы освободиться от них. Напряжение волнами покидало его тело, только в плечах и икрах ног ощущалась странное сочетание слабости и дрожи. Клима совсем не пугало это состояние - оно не было похоже на болезнь. И никакого другого слова, кроме как "счастье", не приходило на ум, чтобы хоть как-то обозначить его.

Когда он вернулся в зал - уже зрителем, - куратор Эльза подошла к нему, положила руку на плечо и шепнула на ухо: "замечательно", а потом внимательно взглянула ему в глаза. Именно этот взгляд сделал дежурное "замечательно" запредельно высокой оценкой. Климу понадобилось не меньше десяти минут, чтобы окончательно восстановить дыхание и начать понимать, что на сцене продолжается спектакль про Сирано. Теперь его играл чисто французский состав с идеальным произношением, но действие совсем не впечатляло.

Ещё через несколько минут внимание Клима привлек оператор, который стоял рядом с камерой на треножнике с присоединенным к ней ноутбуком. Спектакли учеников снимали несколько камер для того, чтобы потом разобрать на семинарах. Оператором был француз с традиционными волнистыми волосами и столь же традиционно лёгкой небритостью. Необычным было то, что он то и дело бросал на Клима долгие взгляды через плечо, а один раз даже подмигнул. Климу подобное внимание не понравилось - в памяти всплыли предупреждения отца по поводу французских извращенцев, но бояться совсем не хотелось. В конце концов, вокруг слишком много людей.

Оператор оказался настойчивым - Клим обнаружил его на выходе из столовой после обеда. Тот снова подмигнул и произнёс заговорщицким тоном:

– Клим, я знаю твою маленькую тайну.

Мальчик обернулся, чтобы позвать кого-нибудь из взрослых, но оператор, внимательно наблюдавший за ним, добродушно рассмеялся и быстро заговорил:

– Меня зовут Жиль Седан, и я работаю в этом лагере. Если ты решил, что я представляю для тебя опасность, можешь, конечно, заявить в администрацию, но тут такое дело... Я знаю, что ты не совсем обычный человек... Дело в том, что я - тоже необычный... Такой же, как и ты!

Видя недоумение на лице Клима, оператор всплеснул руками (в одной из них был зажат ноутбук) и уже совсем серьезным тоном произнёс:

– Похоже, ты действительно не понимаешь, о чём речь... В таком случае я буду первым, кто посвятит тебя. Расскажет, кто же ты на самом деле. Выбери любое место, которое покажется тебе безопасным. И где можно показать тебе кое-что на компьютере.

– В буфете, - произнес Клим и сам удивился сказанному - ему совсем не хотелось продолжать этот странный разговор, но его новая смелость уже сама по себе совершала поступки.