Клим'с клан
Шрифт:
– Не смей!
Клим вскочил и убежал от неё за деревья. Вернулся он оттуда минут через десять, красный и с горящими глазами, на ходу застёгивая ремень на штанах. Лин с обречённым отчаянием наблюдала за ним, а потом каким-то чужим голосом произнесла:
– Вот за это тебя точно Бог накажет.
– Что такого?
– Конечно, накажет - это всё равно, что подглядывать за другим человеком. Нет, ещё хуже - щупать спящего или беспомощного...
– Лин, с твоей Габриэллой ничего плохого не случилось. Формально я осмотрел своё тело, а вот её драгоценное - осталось при ней, в полной неприкосновенности. И говоришь
Лин задумалась и уже неуверенно отвечала:
– Я понимаю, что это - ты, Клим, но почему мне кажется грехом, когда ты находишься в теле девушки?
– Потому что ты привыкла ставить знак равенства между человеком и его телом, а у нас, оборотней, очутиться в чужом теле - всё равно, что маскарад. Ты же не будешь осуждать кого-то, кто сшил и надел похожую на твою одежду? А метаморфоза - и есть переодевание, хотя мы с тобой ещё не понимаем, как нам это удаётся, как мы нащупываем эти самые мыслеформы. И что это вообще такое - мыслеформа?
– Я думаю, тут всё правильно, всё как раз встало на свои места: внешность человека определяет воля Всевышнего, а не какие-то подозрительные гены и хромосомы. На самом деле они, эти гены, сами подчиняются мыслеформам. А мыслеформы не могли взяться ниоткуда - их только Бог и мог создать - по своему облику и подобию...
– У тебя сегодня просто религиозный приступ! Но, посмотри, как все-таки чудно: я - и в теле совершенно другого человека! Руки - другие, кожа - другая, даже запах - другой! Это же волшебство, не иначе! Мы с тобой, на самом деле, особенные. Просто нет слов...
Клим, действительно, задыхался от переполнявших его чувств. Кажется, он впервые в полной мере ощутил свой необычный дар. И теперь ему хотелось непрерывно ощупывать, осматривать, обнюхивать творение своего собственного воображения. С гордостью взирал он в зеркальце на ухмыляющееся девичье лицо, будто только что собственноручно изваял его. Если бы не было сейчас рядом строгой в своем религиозном негодовании Лин, он бы точно скинул с себя всю одежду и принялся бы скакать по лугу, как сумасшедший. Но под ее взглядом Клим изобразил благоразумие - насколько мог в эту минуту, - и нехотя принялся за возвращение своей обычной внешности.
По дороге в лагерь они с Лин спорили, в кого бы им ещё превратиться.
– Давай в Роже - вот смеху будет, - предлагал Клим.
– Как тебе, друг Роже, удалось так вырасти за время твоего побега?
– шутливо отвечала Лин - она уже отбросила свою строгость.
– Понял! Я хочу превратиться в животное, - сам неожиданно для себя произнёс Клим и замер, будто во что-то вслушиваясь. Лин развернулась и испуганно взглянула ему в лицо - снова шутит? Но тот уверенно продолжал.
– Такой опыт должен быть толчком, выходом из замкнутого круга, ведь не может же бесконечно продолжаться: вдвоём уже умеем, а поодиночке - никак.
– Мы ничего не знаем о метаморфозах в животных, - осторожно, как обычно, возразила Лин.
– Это может быть опасно. Надо сначала расспросить Жиля.
– Жиль нас видеть не хочет! Думаю, опять скажет: записывайтесь на наши лондонские курсы и ничего руками не трогайте! Так ты поможешь мне или нет?
Лин неопределенно передёрнула плечами - видно, что ей не нравилась затея, но сил сопротивляться у неё тоже не хватало.
– Давай в дельфина, - Клим всё больше распалялся.
– Мне всегда нравились дельфины, мне даже снилось когда-то, что я плаваю вместе с ними, как один из них. Вон у нас и озеро есть!
– Может, в собаку или ослика?
– Лин в тихом отчаянии пыталась избежать наиболее страшного, как ей казалось, варианта.
– Вдруг ты захлебнёшься или кто увидит.
– Значит, встречаемся у мостков после ужина!
– скомандовал Клим и снова энергично
В столовой на обеде объявили, что Роже видели в ближайшей деревне, когда тот с рюкзаком на плечах садился в автобус. Взрослые от этой новости заметно повеселели, семинары были возобновлены. На танцах мадмуазель Одри опять тасовала партнёров - в какой-то момент в паре с Климом оказалась крупная девушка из Польши. Её звали Агнешка, она была выше него и килограмм на десять тяжелей. Отец у неё был известный кинорежиссер, который однажды проводил в лагере семинар. Агнешка пару раз мелькала в его картинах, но снималась уже довольно давно, когда её габариты ещё не сильно выбивались из нормы. Теперь она активно снижала вес - Клим натыкался на неё в парке, когда она, потная, в толстом спортивном костюме, который почему-то оглушительно шуршал, топала по дорожке. Вести такую девушку в вальсе оказалось непростой задачей - она, как бегущий носорог, не могла по чужой воле сменить траекторию своего движения. Поэтому Клим просто смирился и терпеливо ждал другого партнёра. Но мадмуазель Одри в своём привычном стиле внезапно завопила:
– Раз-два-три! Девушки - вы ангелы! Раз-два-три! Вы легки и воздушны!
Клим взглянул на свою пыхтящую партнёршу и не смог сдержать смех - он даже опустил руки и затрясся в приступе хохота. Внезапно у него в глазах потемнело. Когда он их снова открыл, то увидел склонившуюся над ним мадмуазель Одри. Потом осознал, что лежит на полу. Вокруг них столпились ученики, продолжала громко играть музыка. Клим сел, и отлившая от головы кровь вдруг резко запульсировала болью в подбородке.
– Что случилось?!
– мадмуазель Одри кричала ему в лицо, перекрикивая музыку и делая круглые глаза. Клим пощупал подбородок, потом увидел хмурую Агнешку и всё понял - ему опять досталось! В этом лагере его бьют уже второй раз - больше, чем за последние пять лет в Москве. Он замотал головой и тоже почему-то закричал:
– Ничего! Душно!
– и попытался встать.
Один из мальчишек бросился ему помогать. С другой стороны его тянула мадмуазель Одри. Когда навязчивая мелодия вальса осталась за дверью, Клим снова ощупал челюсть - боль появлялась только при сильном надавливании. Глупая ситуация в квадрате - неразумно было смеяться над габаритами Агнешки, но и драчливая девчонка - тоже детский сад какой-то!
– Я видел, как она тебя ударила!
– Клим внезапно заметил, что парнишка, который помогал ему подняться, всё ещё рядом.
– Ты правильно, что не пожаловался, а то бы её из лагеря выгнали...
Клим понимающе закивал, но мальчишка продолжил:
– Надо её самим проучить - нечего руки распускать!
Действительность стремительно ускользала от Клима - теперь ему самому предлагают драться, причём с девчонкой! Объем рукоприкладства на французской земле начинал превышать все разумные пределы. Неужели обратная сторона здешней свободы - это примитивное решение любых конфликтов кулаками? Клим покачал головой и, не обращая внимания на злобные подначки мальчишки ("что, забоялся?"), поднялся навстречу людскому потоку, который показался в дверях танцевального зала.
– Агнешка!
– он догнал польку, которая пыталась проскользнуть мимо.
– Разговор есть!
Девушка остановилась, но даже не взглянула на Клима. А тот вдруг почувствовал прилив вдохновения - взял Агнешку за локоть и повлёк в сторону парка. Та неожиданно послушно следовала за ним, что трудно было представить после её носорожьего вальсирования.
– Во-первых, я хочу извиниться за свой неуместный смех, - заявил Клим, как только они остались одни.
– А, во-вторых, чтобы ты не считала, что я испугался твоих оплеух, хочу сообщить тебе одну вещь... Ты, конечно, можешь снова начать драться, но мне уже не привыкать... Так вот: Агнешка! Ты - крупная девушка!.. Подожди, дослушай! Крупная! Но у тебя красивое лицо! И в тебе есть харизма! Поэтому нельзя стыдиться своих размеров!