Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник)
Шрифт:
– Ты пойми…
Они обнялись с нежной грустью.
– Конечно. – Лена положила руку ему на плечо, от ее тела веяло таким теплом и покоем, что Георгию захотелось плакать. – Я могу чем-то помочь? Хочешь, буду вам готовить, пока она в больнице.
– Спасибо тебе, но незачем. Сын у бабушки, я целыми днями на работе, в столовой поем.
Георгий никак не мог пустить Лену в кухню их с Мариной общего дома. Он чувствовал, Марина простила бы ему даже секс с чужой женщиной в их супружеской постели, но если другая станет распоряжаться на ее кухне и кормить его… Этого надругательства над семейным очагом она не перенесет.
– Может быть, устроить консультацию? Говори, не стесняйся.
– Не тревожься, я потихонечку справляюсь.
Он почувствовал, как Лена напряглась в его объятиях, и сообразил, что невольно причинил ей боль. Это «за нас»…
Скрывая обиду, она закурила.
– То есть мое участие не потребуется тебе ни при каких обстоятельствах? – уточнила она.
– Да, Лена, так будет лучше.
– Как хочешь. Жаль, я ведь очень хорошо к тебе отношусь.
– Я к тебе тоже, и ты это знаешь.
– Я не про любовь.
– Понимаю.
– Вот и ладненько. У тебя сейчас куча забот, так что ты не думай хотя бы о нас с тобой. Было и прошло, а лучше – будто ничего не было!
Лена засмеялась, звонко поцеловала его в щеку и убежала, оставив Георгия размышлять о том, какой он старый и неудалой. Легко сказать – было и прошло. Неужели у нее все перегорело так быстро?
Он загрузил принесенный Леной диск и попытался сосредоточиться на работе. Страдать от несчастной любви недопустимо в его положении, а главное, глупо. Мучиться имеет смысл, если у тебя есть хотя бы тень надежды, а у него ее не было. Бросить Марину в беде будет так гнусно, что счастливая жизнь с Леной не принесет ему радости.
Черт побери, нужно немедленно перестать думать о Лене, но как? Если ему удается не бежать за ней, только вцепившись в ручки кресла?
…Чем же нам разнообразить завтрак, посластить, так сказать, начало трудового дня? Кстати, домашние, зная, что их ждет приятная и вкусная трапеза, легче и быстрее встают, не досыпая минутки на унитазе и перед раковиной с зубной щеткой во рту.
С точки зрения медицинской науки если каша закрывает углеводную составляющую нашего рациона, то вкусненькое должно состоять из белков и жиров. Говоря по-простому, это рыба и мясо. Сыр тоже можно, но не часто. Покупайте дорогой сорт и подавайте не чаще раза в неделю, тогда в семье к этому продукту сформируется здоровое европейское отношение, то есть сыр – это деликатес.
Марина захлопнула блокнот. Очередная порция готова, Юля на днях заедет, заберет. Марина писала от руки, потому что в последний момент отказалась от ноутбука – побоялась, что в больнице его могут спереть.
Накинув куртку, она вышла в больничный сад. Она заставляла себя гулять все отпущенное для этого время, нарезала круги по парку. Встречая других пациентов, вежливо здоровалась, но знакомиться ни с кем не хотела. Не то чтобы она боялась психически больных, просто инстинктивно сторонилась чужих проблем.
Золотая осень быстро отошла, голые ветви деревьев рисовали на небе грустные узоры, и даже вечнозеленая трава на газонах намокла, почернела. Очень скоро на земле воцарится сумрак, и серые тени будут прятаться за каждым деревом, пока не выпадет первый снег.
Солнце село, лужи на дорожке засияли отражением редких фонарей, и Марине вдруг подумалось, что сбежать отсюда не составит труда, в сумраке никто и не заметит, как она перелезет через забор. Хотя она и так может в любой момент уйти домой совершенно официально. Но что ее ждет тогда? Администрация воспользуется ее нежеланием лечиться в стационаре и уволит, значит – никаких выплат по больничному. Да Марина и сама чувствовала себя бомбой замедленного действия. Ладно, в первый раз ей просто померещились пришельцы из ада, а вдруг в следующий она примет за них мужа или, не дай бог, ребенка?
В конце аллеи она заметила колоритную фигуру. Высокий мужчина, облаченный в кожаные одеяния с головы до ног. Марина узнала и куртку-косуху со множеством заклепок,
и узкие штаны, и альпинистские сапоги по колено, со сверкающими в темноте белоснежными шнурками. Длинные густые волосы ниспадали красивыми волнами, а в руках человек нес замечательную розу – огромную, на длинном толстом стебле, с мясистыми лепестками.– Вот смотрю я на тебя и не пойму, кто это меня посетил – то ли новый глюк, то ли главный медбрат приемного покоя!
Марина взяла цветок и расцеловалась с Валерой. Он галантно предложил ей руку. Через рукав куртки она почувствовала исходящую от Валеры волну спокойной, деятельной доброты…
Они неторопливо двинулись в обход парка.
– Все за вас переживают, – сказал Валера. – Психиатр, который ваш психоз купировал, организовал сбор средств на ваше лечение.
– Да ладно!
– Честное слово! Сам не пойму, откуда у него такая здравая идея? Он вообще-то за много лет работы поднабрался от своих пациентов, обычно с ним общаться… Прости, мозг! Всему верит, что ему психи говорят, а потом начинает меня в этом убеждать. Бабушка девяноста лет придет, скажет, что беременна, он ее к гинекологу отправляет: а вдруг?
– Действительно, Валера, всякое в жизни бывает. Далеко не все сходят с ума с такой помпой, как я. Некоторые сползают с катушек незаметно.
Валера кивнул и пробормотал, что, столько лет отработав в приемном отделении, он не встретил еще ни одного нормального человека, кроме Марины Львовны, а теперь вот и она…
– И все равно по сравнению с некоторыми персонажами вы просто эталон нормальности! Вот вчера, например. Двенадцать ночи. Являются родители с пятнадцатилетней девахой. Она засунула себе в ухо яблочную косточку. Непонятно зачем, ну да ладно. Я говорю, что дежурного лора у нас нет, до утра семечко не заколосится, милости прошу завтра в поликлинику, даже дам сигнальный талон, чтобы без номерка. Папаша тут же начинает орать: неоказание помощи! Зачем вы здесь сидите, раз даже косточку из уха вытащить не можете?! Или немедленно лечите моего ребенка, или завтра на рассвете вас расстреляют у Кремлевской стены! Делать нечего, берем с Козыревым ребенка и ведем в перевязочную. Он руководит, я беру самый тонкий зажим, говорю: «Подставляй ухо, будем доставать». И вроде я ее вижу, эту косточку, а достать не могу. Козырев мне светит, в азарте прыгает вокруг, советы подает… Да я уже и сам распалился, думаю: неужели не достану? Так проходит минут двадцать, и мы понимаем, что не достану. Что придется выйти к родителям и признаться в собственной некомпетентности, после чего они немедленно разорвут нас на куски. Девчонка при этом лежит совершенно спокойно, не пищит, не жалуется, а потом вдруг говорит: «Доктор, а у меня вообще-то косточка в другом ухе». Я чуть ее не убил!
– И что?
– Что?! Легче достать яблочную косточку из уха, если она там есть, правда? В две секунды уложился. Я это к тому рассказал, что, по-моему, лучше периодически видеть чертей, чем быть таким идиотом, как эта девчонка и ее папаша. Вот о чем она думала, когда подставила мне не то ухо и позволила двадцать минут в нем ковыряться? Никакой логике это не подвластно.
Они дошли до скамейки, Валера потрогал белые доски.
– Мокрые, не посидишь. Марина Львовна, может, расскажете еще раз, что вы видели, когда на вас накатило?
– Зачем?
– Да хочу вам консультацию организовать. Но если вам неприятно вспоминать, то не надо, – встревожился Валера.
Марина вздохнула.
– Главным героем в моем бреду был товарищ с книжной обложки. Что еще? Летучие мыши, чудовища – все это я видела на картинках и репродукциях. Сплошной плагиат, ни одной продуктивной мысли.
– А что они делали, эти ваши чудовища?
– Что обычно. Лезли изо всех углов и роились.
Валера хмыкнул:
– Если бы я точно не знал, какая вы положительная женщина, был бы уверен, что вы грибов объелись. Мухоморов. Я их сам по молодости употреблял, очень похожее состояние!