Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник)

– А деньги? Он же фармаколог, а сейчас эта индустрия процветает. Если он придумал новый препарат, давно должен был озолотиться.

– Не все так просто. Сама знаешь, на одного генератора идей приходится сотня дармоедов, а потом у нас очень жесткое законодательство в этой области. Я просила его запатентовать вакцину, пока не поздно, но он уперся, мол, это безнравственно. Нигде в мире нет патентов на изобретения, связанные с медициной. Зато, по его мнению, очень нравственно, что все огребут на его изобретении кучу денег, кроме него самого. Я иногда думаю, что у него какой-то иммунитет к деньгам, ему даже грантов не дают.

– А тебе не все равно? Он обязан о тебе заботиться, делать подарки. Они, кстати, нужны не тебе, а ему в первую очередь, ибо мы любим тех, кому доставляем радость.

– Прекрати, у меня от тебя передозировка гламурной мудрости, – замахала руками Марина.

– Ничего, потерпишь. Если он будет зарабатывать нормально, покупать тебе человеческую одежду, а не этот кошмар и оплачивать регулярные походы к косметологу, то и смотреть на тебя станет как на продукт собственного труда. А ничто на свете не нравится нам так, как продукты собственного труда. Вытащи из него кучу денег, оденься, приведи себя в божеский вид, и он тут же перестанет шляться по бабам!

– Что?

Юля осеклась, опустила глаза, нервно поправила без того безупречную прическу…

– Что ты сказала, Юля? – спросила Марина спокойно, надеясь услышать разумное объяснение, что подруга просто увлеклась и заговорила образно, а на самом деле она ничего такого не имела в виду.

– Ну, это не точная информация… Я весь день думала, сказать тебе или не надо… Но ведь кто предупрежден, тот вооружен.

– Не томи.

– Светка Юрченко видела твоего мужа с женщиной.

– Ну и что? Он мог с аспиранткой встречаться, допустим. По работе.

– У нее дома? По два раза на неделе? Светка с собакой гуляет, вдруг бац – твой прется под руку с ее соседкой. Она сначала решила, что обозналась, а потом стала частенько встречать его то одного, то с ней вместе. Один раз он вообще утром от нее выходил.

Марина чувствовала, как сердце сковывает вечная мерзлота, каждый удар его давался все с большим и большим усилием, и она подумала – вот бы оно остановилось совсем. Стало трудно дышать, Юля виделась как в тумане…

Остро пожалев, что под рукой нет бутылки водки, Марина закурила.

– Сигареты кончаются, – заметила она и удивилась, как спокойно ей удается разговаривать. – Сейчас докурим и сходим в ларек на воротах. А кто эта женщина?

– Светка не знает. В соседнем подъезде живет, они даже не здороваются.

– А это точно Жора? Она же видела его раза три всего… – Задумавшись, Марина стряхнула пепел в чашку с чаем. – Ну да, три раза. Мы ходили вместе на твою свадьбу, один раз в ресторан к ней на тридцатилетие, и год назад она приезжала ко мне, просила ее мамашу проконсультировать. Может, она ошиблась?

– У Георгия приметная физиономия. Дай бог, конечно…

Юля попыталась обогатить Марину очередной порцией житейской мудрости, но Марина слушать не стала. Она выпроводила подругу под предлогом, что нужно сходить за сигаретами, а там и приемные часы кончаются.

В палату ноги не шли. Стоит ей оказаться там, стены сомкнутся и раздавят ее. Она попросила охранника на входе, чтобы выпустил ее на часок, и отправилась бродить вокруг больницы.

Марина никогда не думала, что может так страдать от измены мужа. Наоборот, считала это чем-то веселым, несерьезным, отчасти комическим. Поздние возвращения Георгия она не держала за угрозу семейному очагу и даже любила пошутить на эту тему, мол, я прогрессивная женщина и смотрю на твои гулянки сквозь пальцы, но ты порядочный человек и никогда не изменишь мне на самом деле…

А теперь… Получается, она чужая ему вовсе не потому, что он целиком посвятил себя науке. Не потому, что на общение с женой не остается ни времени, ни сил, а в голове столько мыслей, которые надо продумать, записать и снова продумать. Просто ему нужна другая женщина, не Марина!

Не Марина, которая столько времени обхаживала его и полностью освободила от бытовых забот и мыслей о хлебе насущном! Не Марина, которая родила ему сына! Не Марина, шестнадцать лет безропотно несшая бремя жены бескорыстного ученого!

Вся ее самоотверженность, весь труд на благо семьи, бессонные ночи и тощие дни – все это не имеет значения по сравнению со стройными ножками посторонней бабы!

Она специально не выспрашивала Юлю, как выглядит счастливая соперница, хотя знала, что Светка Юрченко дала самую подробную информацию по этому вопросу. Наверняка красивее Марины, а подробности не имеют значения.

Ее уже подташнивало, но она упорно курила сигарету за сигаретой.

Ох, Марина, не лукавь сама с собой, дело не в ножках и глазках! И даже не в упругой груди. Так думать – значит недооценивать соперницу и выгораживать себя. И в конечном счете оскорблять Георгия больше, чем он оскорбил себя сам, решившись на измену. Ты сейчас упиваешься своей самоотверженностью, тем, что была Георгию надежной опорой в его нелегкой жизни. Да, ты помогала ему в трудностях, сочувствовала горестям, но ты же никогда не радовалась его радостям!

Да ему, наверное, и не хотелось делиться радостями с тобой, он боялся, что они покажутся мелкими и даже стыдными такому серьезному и трагическому человеку, как ты. Ты радовалась снисходительно, так же как Юля разговаривает с тобой, как квалифицированная, но хладнокровная нянька радуется достижениям питомца.

Так что сама виновата. Может, эта тетка весит девяносто килограммов и каждый день бреет усы, зато она приходит в восторг, когда выходит Жоркина статья, или… Господи, да мало ли что доставляет ему радость!

Блин, что же делать? Заняться собственной внешностью, как советует Юлька, и культивировать психическое заболевание, ибо оно служит хоть какой-то гарантией их брака? Ведь в порядочности Георгия она не сомневалась никогда. Больную жену он не покинет, и этим, черт побери, придется пользоваться!..

Георгий пил чай с рогаликом, как вдруг услышал звук открывающегося замка. Воры, что ли? Отложив булочку, он с интересом выглянул в коридор – в своем подавленном состоянии он готов был к любым приключениям, лишь бы отвлечься от тоски по Лене и от тревоги за жену.

Однако распахнувшаяся дверь явила ему собственного сына.

– Фу, Славик, напугал. – Георгий снял с плеча ребенка тяжелую сумку. – Я думал, ты к бабушке поедешь.

– По тебе соскучился, – пробасил сын.

Георгий, стоя в дверях кухни, наблюдал, как его сын-подросток снимает куртку и расшнуровывает кроссовки.

«Он, оказывается, скучает по мне… Я-то считал, что ребенок относится ко мне как к наполнителю кресла возле компьютера. Черт, красивый парень, высокий, стройный, но не такой жидкий, как я был. Скоро четырнадцать, усы вон пробиваются, а я и не замечал. Словно в спячке или как в бразильских сериалах – пятнадцать лет в коме, и вот вам, пожалуйста, взрослый сын. И скучает по мне!»