Клинок заточен

– Я понял с первого раза граф, - стиснув зубы ответил я, - не нужно повторяться.

Он тяжело взглянул на меня, и обратился не только ко мне, но и остальным паладинам.

– На сегодня всё, всем отдыхать, завтра будет тяжёлый день.

Проснулся я от шума и звяканья железа, так что пришлось открыть глаза и посмотреть, что происходит – паладины, после утренней молитвы, одевались в доспехи. Зачем и почему они это делали, ведь мы находились в обычной деревне, мне было непонятно, но я решил не выпендриваться, а встать, умыться во дворе у колодца и позавтракав в одиночестве, также облачиться в доспехи.

Когда я вышел во двор, граф начал опрашивать свидетелей «бесчинств ведьмы», начав со старосты. Он рассказал, что Велеса (так звали девушку) пошла не в мать, поскольку та была знахаркой и весьма сильной, но никогда не причиняла людям вред. Деревня даже была местом паломничество соседей, поскольку её мать помогала всем всего лишь за еду. К концу жизни она стала натаскивать дочь, на своё ремесло и вскоре умерла, так деревня осталась без единственного своего лекаря, а Велеса отказалась лечить всех подряд бесплатно, и теперь изредка принимает, но за очень большие деньги.

– «Конечно, лишился народ халявы, - хмыкнул я, выслушав речь старосты, - мамуля задарма старалась для людей, так была хорошая и паладинов никто не стремился вызывать, а как их стали лечить за деньги, так тут же все кричат – ведьма! Сволочи не благодарные».

Один из паладинов всё старательно записывал, граф лишь задавал вопросы и вызывал нового человека.

– Может её покормить хотя бы? – когда они сделали перерыв, спросил я у старшего паладина, - девушка в холодном подполе, без еды сидит.

Он удивлённо пожал плечами и нехотя приказал одному из своих товарищей.

– Дрейк, посторожи, чтобы ведьма не сбежала, пока виконт её будет кормить.

Тот кивнул и присоединился ко мне, видимо в их планы не входила кормёжка узника, если мне пришлось доставать свои запасы еды и открыв подпол, спускаться вниз.

Внизу было темно, так что пришлось попросить спустить мне лампадку и поставить её на полке, рядом с лежавшей на тряпье девушке.

– Милорд, развяжите меня, прошу вас, - слабо произнесла она, когда я опустился рядом, - я вижу, вы не такой жестокий как они, пожалуйста, у меня затекли руки и ноги.

– «Не очень хорошая это идея, - подумал я, - граф если разозлится на моё самоуправство, так и вообще не даст разрешения навещать бедняжку».

– Пожалуй покормлю тебя сам, - принял я решение и усадив девушку, стал разламывать хлеб, чистить яйца и кормить её с рук.

Вскоре оказалось, что это было не очень хорошей идеей, так как когда она прикасалась своими пухлыми и чуть влажными губами к моим пальцем, у меня мурашки начинали ходить по телу строевым шагом, к горлу подкатывалась истома и трудно было сосредоточиться на её кормлении. Если бы я не был женат, то не устоял бы перед её заигрыванием, а сейчас я лишь собрал в кулак всю свою силу воли и скормил всё, что у меня было с собой. Девушка была заметно разочарована отсутствием моей реакции, так что стала пытаться меня разговорить, узнать откуда, кто я, чем занимаюсь, при этом всё время смотрела мне в глаза и я просто тонул в её взгляде, таких зелёных и проникновенных глаз как у неё, я не встречал в своей жизни.

– Мне пора, - я закончил с едой и поднялся на ноги, чтобы забрать лампадку.

– Милорд, оставьте хотя бы мне свет, - она умоляюще взглянула на меня, - такая малость для вас, а я так сильно боюсь темноты.

Против такого я не смог устоять и кивнув, стал подниматься на верх, запирая за собой люк подпола. Выйдя на улицу, я подметил, как много людей успели опросить, поскольку стопка бумаги всё пухла и пухла на столе у графа. Поскольку мне никто ничего не запрещал, я подошёл ближе и полюбопытствовал, что там было написано. Некая Гули из семьи Нар обвиняла Велесу, что колдовством и приворотом увела у неё парня, с которым порочно сожительствовала, а потом бросила его, тот не выдержав расставания, пошёл и утопился.

– «Бабы!
– я пожал плечами, вспомнив в содроганием, как меня касались губы девушки, - да тут любой в этой деревне за ней пойдёт, только она рукой помашет. Пожалуй только паладины устоять смогут против такой красоты».

Весь день я маялся от безделья, пока паладины были заняты, я пару раз навещал пленную, кормил её, разговаривал, и с каждым разом в сердце разгоралась злость на то, что на неё наговаривает вся деревня только из-за того, что она родилась красивой, да к тому же отказывалась лечить бесплатно. Не спорю, прикосновения Велесы были хоть и мимолётны, но такие, что я вздрагивал и отодвигался, вызывая её недоумение. Вечером, когда я принёс ей ужин, она даже попыталась поцеловать меня, я увернулся, так что девушка упала мне на грудь и я ощутил, что в меня упёрлись два упругих шарика с острыми сосками. Вот тут я сразу пожалел, что снял броню, прежде чем спуститься к ней и постарался быстро усадить её на место, отодвинув от себя, девушка излучала собой похоть и соблазн, так что даже просто находиться с ней рядом, мне становилось тяжело.

– Странно, что она тебя ещё не соблазнила, - ухмыльнулся граф, когда я поднялся и сел на свой топчан, тяжело дыша, - мы тут поспорили, что ты и дня не продержишься. Я дал тебе целых два!

– Я женат, - буркнул я, и стараясь не смотреть на их ухмылки, поплёлся к колодцу, чтобы холодной водой успокоить себя. Это было сделать очень трудно, после посещений Велесы было тяжело, сердце бухало в груди, едва не выпрыгивая оттуда, взор был затуманен, а запах трав и каких-то притираний, который исходил от неё, не выветривался из моей одежды, даже когда я полностью сполоснулся холодной водой. Казалось, что она всё время рядом со мной.

***

Когда, спустя два дня, граф закончил с деревенскими, я был удивлён, сколько людей, узнав о том, что по душу Велесы прибыли паладины, заявились нажаловаться а неё. Ей вменялись сглазы, рухнувшее на ногу бревно, отравления скота, даже выкидыши и те записались в актив псевдо-ведьмы. Я читал бумаги и поражался, насколько же гнусны люди, которые ради обвинения такой чудесной девушки, которая была виновата лишь в том, что родилась красивой и умной, готовы на любую подлость.

Я поучаствовал в двух беседах графа с девушкой, когда он стал предъявлять ей доказательства её занятия колдовством, но больше меня во время этих разговоров в дом не пускали, поскольку я парой фраз разбивал все обвинения в её адрес. К любому обвинению, из той горы, что лежали перед ним, можно было найти контраргументы, я лишь высказывал самые очевидные, руша всю нить его разговора. К тому же взгляд Велесы, с которой мы сдружились за эти дни, был такой горячий и благодарный, что в конце концов граф не выдержал и выгнал меня на улицу, запретив появляться, пока они беседуют.

***

– Ты такой хороший Максимильян, - её пальцы касались моей руки, заставляя вздрагивать, - кормишь, ухаживаешь за мной, даже пытался отстаивать перед этими ужасными людьми.

– Я лишь гость, - хмуро прошептал я, - если тебя обвинят, я ничего не смогу сделать.

– Не правда, - головка, с чудно пахнущими волосами, легла мне на плечо, - можешь ведь развязать меня и выпустить утром, пока все спят.

Сердце моё и так билось в груди со скоростью мотора машины, поскольку её руки, будучи связанными, касались то моих пальцев, то бедра, забираясь всё выше с каждым разом.