Клипп

– Эту песню я исполняю специально для Сибиллы "К": "Не проходи мимо..."

Туман застилал глаза, но даже сквозь его хлопья я видел, как плакал Зал. Или это мои слезы? Я пел на-пре-де-ле, чувствуя, что могу свалиться в любую, самую неподходящую секунду. Пусть. Впервые в жизни дорвался до людей, которым могу сказать всю правду - и я скажу ее, открою им глаза. Постараюсь...

"Уберите бомбу с нашей крыши!

Разломайте на части, закопайте на помойке!"

Потом я пел: "Я закрываю..." Нет. Второй раз? Я не пою дважды. Достаточно одного. Повторение - роскошь.

"Hе рубите сук, на котором сидите.

Не спиливайте дерево, на котором птицы

свили гнездо.

Даже если вы хотите приготовить из него

бумагу, для книг и газет..."

Я осилил еще два шага вверх:

"Ведь Земля - это наша Душа!

Сапогами не вытоптать Душу!"

И:

"Возвращаются все, кроме лучших друзей".

Музыка стихла, Зал сжался пружиной концентрированного пространства, я приподнялся на носки, надеясь заглянуть в Зал сверху, из точки слияния Харт-энд-Соул... и попал в ловушку: пружина распрямилась, опрокинув на дощатый пастил. Я перевернулся на живот, подтянул к груди коленки, встал на четвереньки, постанывая, надеясь:

"Сидя на красивом холме..."

И скис... скис... кис-кисс...

Меня куда-то несли, везли, тащили, волокли, как тюк, мешок, ящик с паклей, ватой, дерьмом; катали-переворачивали разноцветные люди с разнокалиберными целями; тени-пятна лиц, блики-выкрики волос. Вместо нашатыря меня пробуждали плясками белых халатов: хо-о-шень-ки-э де-э-воч-ки в бее-ээнь-ких хаа-ти-ках. Их разогнал неприятно-сердитый бас, заполнив пространство, жидкое, как кисель без крахмала: "Приходит в себя!" Ба-шой шут-ник по-па-ася. Кто при-ходит в меня? Лицо: Сиби, Кесс, Милена. Зачем-почему она?

Болезненный укол в руку, фиксированно-горизонтальное положение тела - отдых...

Я спал-спал-спал... Знал, что сплю и не беспокоился. Лишь напевал: "Баю-бай, спи до тех пор, пока не проснешься..."

Нежданный гость: меня посетило солнце! Привет! Но глаза открылись нехотя. Задрапированные окна сдерживали напор света, но крохотная щелка-точка пропускала луч, выстреливая в глаза. Мучала жажда, как с похмелья. И общая слабость - головокружение с примесью желудочного дискомфорта. Я повернул голову к стене, прошуршал волосами о накрахмаленное одеяние подушки. "Человек свалился в реку, помогите..." Ого! Куда меня занесло!

Фотообои ласкали видом берега Лазурного Моря - нежнобелый песок, ананасовые пальмы, банановая трава, баранчики волн. Девочки, играющие в прибрежной воде. Девушки, бронзовеющие на поцелуе океана и суши. Знакомый пляж. Знакомая комната. Я влез - когда-то - по водосточной трубе, надеясь позагорать в постели, всю ночь, с хозяйкой дома, Принцессой. Миленой. Но она оказалась проворнее и хитрее, чем я. Смешно вспоминать прошлое, связанное с неудачными любовными попытками. Ага! Радостная весть - если я могу смеяться - я жив, что само по себе приятно, без приправы.

Познать край постели, как вчера и позавчера не удалось: слабость, черт побери! Значит, я смеялся не в открытое пространство, а над собой. Веселость прокисла, оборотившись кефирной грустью. Хотелось написать трагикомедию на шестистах страницах для театра Миражей. Я еще раз попытался выбраться, но не смог сесть - а так хотелось покинуть вязкую мягкотелость перины. Действительно, братец кролик, ослабел ты за сутки. Полежав на пляже, я вернулся в комнату, уставился в дверь с богатой резной отделкой. За ее скрупулезно-отточенным хребтом, в соседней комнате, кто-то шуршал, скрипел, позвякивал - шумовые эффекты сопровождались мелодичным посапыванием, скорее всего, тихим женским пением. Милена дома петь не станет, значит...

– Эгей!
– крикнул я, как заправский конюх, жаль седла подо мной нет.
– Помираю от тоски и обезвоживания!
– и задышал, высунув язык, как после скачек.

Дверь тяжело повернулась в мою сторону, откликнувшись на мой взвыв стуком каблучков: вошла миловидная девушка-прислуга, я следил за ее появлением сквозь неплотно сомкнутые веки.

– Кто ты?
– спросил я и открыл глаза.

– Здравствуйте, Владислав, - тихо сказала она и поклонилась. Ну и выучка! А что вы хотите: Берлога Мэтра Города!

– Как тебя зовут?

– Меня зовут Лика, - сообщило нежноголосое существо, погруженное в километры белорозовых лент, рюшечек и оборок, даже на мягких туфлях крепились прозрачнотканные искуственпые розочки.

– Я служу...

– Не надо, не объясняй!
– взмолился я. Может, прерывать рассказ не слишком вежливо, но выслушивать слова благодарности в адрес "Добрейшего Мэтра Города и Дочери Его" - ну уж дудки!
– Не сердись! Лучше объясни, как я сюда попал?

– Мэтр Города, Его Дочь Милена, Их Родственники - присутствовали на концерте...

– Вот как?!
– изумился я, чуть было не вскочив с постели. Год назад они обходили Шпорт-халле стороной.
– Обитатели Этого Дома посетили рок-концерт!

– Да-да, - засуетилась Лика.
– Когда они узнали, что Вы вернулись и будете выступать, то заказали билеты. Даже для прислуги. Бони возил нас на автобусе...

Она покачала головой, сжав щеки ладонями:

– Мы так Вам благодарны, В. В.! Ох, извините, я Вас так назвала...
– и тут же, в испуге закрыв ладонью рот, округлив глаза, зашептала: - Извините, Владислав, я забыла...

– Что случилось?
– я зашевелился, скрипя простынями, правой рукой судорожно ощупывая лицо, шею, гладкие щеки и подбородок - больного уже побрили!

– О, простите, я напугала Вас...

– Да, - сознался я.

– Забыла спросить, как Вы себя чувствуете?

– Местами не чувствую. И слабость, - вздохнул я.
– Принеси попить, хорошо?

– Конечно-конечно, - засуетилось существо - ленты и ленточки обесценивали женственность, придавали Лике оттенки среднего рода - и, стуча каблуками, выбежало из комнаты. Секундой позже она вернулась с подносом и кувшином. На серебряном подносе стоял один - но хруста.и.ныи стакян. Для меня. Я выпил залпом два стакана апельсинового сока, а Лика стояла рядом, почти по стойке ""Смир-но!". Я заглатывал сок, раздумывая о порядках Дома Мэтра Города. Почему Лика носит мягкие туфли с каблуками? Специально пришили? Чтобы не подслушивала?

Скрипнула дверь, Лика аж вздрогнула. Я отдал ей стакан, и она быстро ретировалась в другую комнату...

В дверях красовалась Принцесса Милена - умеет появляться тихо и незаметно, как послеполуденная тень, как навязчивый призрак угрызений совести. Но сейчас она появилась "со скрипом". С чем ты явилась, любовь моя безрадостная?

Прр-фи Нцесса быстро пересекла пляжную комнату, подошла к моему лежаку и села, да не на стул, а на постель, на белоснежность простыней - Чудо! Она - Милена - Дочь Мэтра Города, никогда себе не позволявшая подобного! Наверное, это ее первый антиобщественный поступок за всю жизнь! Если, конечно, его можно возвести в ранг нарушения правопорядка.