Клокотала Украина (с иллюстрациями)

Сотники возвращались к воротам. Мусий Опара растерянно и виновато улыбался, а Данило Городченя стискивал тонкие губы. Он шел так быстро, что толстому Опаре приходилось почти бежать за ним, чтобы не отстать.

Когда их кони зацокали подковами, увозя всадников, в шатер вошел Богдан Хмельницкий. Он был собран и стремителен, как человек, принявший какое-то решение.

— Видели, как Городченя погнал коня? Торопится. Нам тоже следует спешить. Они рассчитывают перехватить меня одного возле Базавлука, а мы их перехватим в плавнях.

— Как, в чистом поле? — оторопело спросил Капуста. — А не лучше ли здесь их встретить?

— Нет уж! Тогда мы будем иметь впереди черкассцев, а с тылу, возможно, еще и левенцев. По мне, так пока и одних хватит.

— И то правда, пане сотник! Хотя левенцы уже ищут с нами согласия.

К ночи в лагере осталась только скотина да при ней несколько казаков, укрывшихся за крепко запертыми воротами. Весь отряд, чуть ли не десять сотен, с Богданом Хмельницким во главе, двинулся на юг. Только казак Пивень, на этот раз один, зашагал на Микитов Рог.

За Микитовым Рогом верстах в семи начинались плавни, заросшие густым, как орешник, камышом, и тянулись они до самого Базавлука. Бесчисленные рукава, на которые делился здесь Днепр, образовали в этом месте больше десяти тысяч больших и малых островов, известных одним только казакам. Протоки в густых камышах служили самой лучшей системой обороны. Тут погибло немало турецких галер, пытавшихся преследовать казаков, когда те возвращались из морских походов. Заплутавшись между островов, они не могли найти дороги назад, а из-за камышей их расстреливали невидимые казаки. С того времени турецкие галеры больше не заходили в Днепр дальше чем на четыре-пять миль от устья. Именно потому казаки и устроили тут свою войсковую скарбницу: здесь укрывали все оружие, чайки и деньги. Отнятые у турок пушки и фальконеты тоже прятали в протоках под водой, а кое-кто хранил в тайничках и добытые в походах сокровища, которые не могли пострадать от воды. Здесь же строились казацкие челны. Сейчас все протоки сковал мороз, а снег укрыл лед и пушистыми белыми кистями повис на камышах.

Часть казаков Хмельницкий оставил на первом рукаве, куда вел след всего отряда, а остальных, углубившихся в плавни, разбил на две части и послал направо и налево, приказав так укрыться, чтоб утром и птица не могла заметить среди камышей ни коня, ни человека.

Теперь у Богдана Хмельницкого была одна забота: устроить так, чтоб полковник Вадовский погнался за ним всем полком, чтоб в Сечи не оставил ни одного человека. Потому-то никто и не думал прятать следы: пусть видят, что Богдан Хмельницкий, напуганный расспросами сотников, бежит со своей голытьбой еще дальше на юг.

Утро настало розовое и прозрачное. Едва рассвело, как от Микитова Рога отделилась группа всадников, и видно было, что они скачут по свежему следу. За передовым отрядом выползла черная и длинная колонна. У Богдана Хмельницкого было хорошее зрение, он сразу определил и размер колонны и количество сотен в ней, но, для того чтобы еще крепче увериться, спросил у Тетери:

— Ты что видишь, Павло?

— Да вроде будто весь полк двинулся, батько.

— Верно, весь полк. — И Хмельницкий улыбнулся. — Выходит, что Пивень пригодился!

Удовлетворение, оттого что полковая страшина поддалась на его хитрость и вывела за ворота Сечи весь полк, владело Хмельницким только какой-то короткий миг и сразу же перешло в озабоченность: теперь этот полк отлично вооруженных, вымуштрованных казаков надо было одолеть руками голытьбы, наполовину безоружной. Хмельницкий больше надежд возлагал на реестровых казаков, часть которых, наверно, не захочет драться со своими, надеялся также и на то, что нехватку оружия заменит жажда мести.

За версту от плавней колонна остановилась и стала разворачиваться в боевые порядки, а разведка углубилась в камыши.

Передовые не проехали зарослями и двухсот шагов, как их со всех сторон окружили. Слышались выкрики и в других местах.

— Эх вы, дерьмо, а не казаки! — ругался Метла. — Едут, как на ярмарку. Слазьте, собачьи души!

Один из верховых побелел, как мел, двое других только молча нахмурили брови. Метла догадался и тут же крикнул:

— Отведите эту глисту к сотнику! Видно, шляхтич: вишь, уже душа в пятках. — Когда за польским жолнером затихли шаги. Метла даже ногами затопал от злости. — Вы что ж это, собачья кровь, на своих идете? Метла жить вам не дает, заставляет на папу римского молиться?

— Да что там на своих, — отозвался один из всадников, — за нами вся сотня перейдет. Так и уговорились, коли примете.

— А то как же, — все тем же тоном, продолжал Метла. — Еще, собачий сын, спрашивает! Когда же эта сотня будет переходить? А ты не брешешь, панский холуй?

— Дайте мне камышину! И не очень-то лайтесь!

— Ишь ты!

— Вот тебе и «ишь ты»!

К камышине верховой привязал тряпицу, поднял кверху и замахал ею над головой. Белую полоску, извивавшуюся, как змейка, заметили в полку, и движение усилилось.

Метла взобрался на спину другому казаку, и ему все было видно.

— Так ты им знаки подаешь, анафема! — закричал он.

— А к кому же им переходить, коли вас тут нет?

Метла уставился на разведчика: прав, чертов сын! Он снова посмотрел сквозь камыши. Полк уже приблизился к зарослям. В одном месте вдруг отделилась группа и побежала.

— А какая твоя сотня, хлопец?

— Да не из пугливых.

— Пана Лозенко, — отвечал второй, который уже тоже начал волноваться.

— А ну, глянь... вон там... Погоди, сам уже вижу. Прокоп скачет. А может...

Но в это время передовой всадник выхватил белый платок и замахал им над головой. Позади послышалось несколько выстрелов, тогда от лавы отделилась еще одна сотня и тоже замахала белыми платками. За ними, стреляя вдогонку, кинулись другие сотни...

— Давай закурим люльки, за чубы взялись, — сказал Метла. — А Хмель, гляди, гляди, уже конницей окружает. Вот это вояка! Лупи, лупи их!

В это время из камышей выскочило десятков пять всадников на степных лошадях.

— Это кто еще? — удивился Метла. — Да ей же богу, не иначе как левенцы. Ну да. Гречка впереди!

Левенцы скакали наперерез обеим сторонам, и определить сразу, на кого они ударят, было невозможно.

— Разбойники! — закричал Метла. — Вам что, паны уже родней стали? — Но левенцы повернули и ударили во фланг полякам. — Я ж говорил... Слава левенцам! Хлопцы, вперед!

— Вперед! — раздалась команда Золотаренко, назначенного старшим по сотне.

Казаки двинулись разом — и пешие и конные, камыш закачал метелками, как в бурю, и затрещал, точно на огне. К плавням бежала только часть реестровых казаков, а остальные, обернувшись, уже стреляли по своим.