Клоунада фиктивного брака
Шрифт:
«Мама не горюй»? Откуда он такие выражения знает? Разве в кругах элиты могут проскальзывать идиомы? Фёклу удивило только последнее высказывание, а то, что речь Дениса пестрила подколами, похабными шутками и прочим мусором, почему-то не вызывало в ней изумления, только отвращение и неприязнь.
Девушка облокотилась на свои колени, подпёрла лоб рукой, ответила:
– Не надо. Всё нормально. Пожалуйста, оставь меня. Отойди от двери куда-нибудь подальше.
Растягивая губы в улыбке, Денис заворковал:
– Что ты такое говоришь? Как я могу оставить друга в таком плачевном состоянии?
Гнев
– Скройся!
Денис похлопал ладонью по двери, капитулировал:
– Ладно-ладно, не ругайся. Только вот потом не надо обвинять меня в чёрствости.
Фёкла уже во всех смыслах не могла терпеть. Сжав кулаки, до боли вонзив ногти в ладони, она заорала:
– Да при чём тут вообще это?! Уйди-и-и!!!
Неформал хохотнул, сверкая своими клыками. Утешил невесту:
– Всё-всё, какайте спокойно. Меня здесь нет. – И действительно послышались удаляющиеся шаги. Девушка облегчённо вздохнула и расслабилась, насколько могла позволить расслабиться бунтующая микрофлора кишечника.
Фёкла достала телефон и открыла ВБес, печатая своей подруге отчёт-смс:
«Я не умерла. День выдался сумасшедший. В командировке. В ***. Жарко и море, как я всегда мечтала. Отравилась. Временно ослепла. Выхожу замуж за извращенца. Брак фиктивный. Заплатит хорошо. Да, это того стоит: закрою ипотеку и ещё останется. ПлАчу, потому что забыла погадать, перед тем как уснула: «Сплю на новом месте, приснись жених невесте».
Как дела у тебя? Там холодно? Ходят слухи, что в тех краях комары даже медведей крышуют.
Скучаю, крепко-крепко обнимаю».
Час спустя согнувшись в три погибели, сливаясь со стенами, обезвоженная героиня брела по коридорам. Кое-как она дошла до спальни, бесшумно приоткрыла дверь; свет коридорных ламп мягко прорезал темноту спальни тёплым оранжевым светом, падая аккурат на неразобранный розовый чемодан.
Фёкла прокралась, словно вор, за своим добром. Она была в шаге от цели, когда загребущие руки, неожиданно вылезли из-под одеяла, обхватили тонкую талию зрячего ока и втянули её в душное и жаркое пододеяльное пространство. Девушка мгновенно взмокла, то ли от липкого страха, то ли от пухового, мягкого куска материи, накрывшего её с головой.
– Попа-а-а-алась, малыш. – Фёкле и видеть не надо, чтобы понять, что это очередная проделка глупого начальника.
– Пожалуйста, убери свои руки и… Да, отлипни от меня наконец! – трудяжка завозилась, капельки пота скользили по спине, щекоча и раздражая хрупкие нервы менеджера.
– Неть. – Впал в кризис трёх лет креативщик, – я хотю спать с тобой. Тем более, это прописано в контракте. Мы ведь должны наладить контакт, иначе родители и репортёры нас раскусят! Неужели Фёкла Бумажкина не держит данных обещаний?
– Какие ещё обещания? Тебе напомнить, как я поставила подпись?! – девушка крутанулась на сто восемьдесят градусов и говорила теперь, предположительно, в грудь Дениса.
– Не копошись, малыш, если проснётся Евдоким, а он спит в соседней комнате, то всем мало не покажется. – Директор озорно нашёптывал в самое ушко менеджера.
Видимо, угроза Дениса подействовала: девушка притихла. Спустя минуту креативщик скинул с их лиц одеяло, оба жадно глотнули свежего ночного воздуха, гуляющего сквозняком от открытого окна к двери и обратно.
Зелёноволосый плавным, едва уловимым движением
убрал намокшие пряди волос со лба невесты. От такого неожиданного прикосновения сердце Бумажки сделало непривычный одноразовый гулкий стук о рёбра, словно слабым разрядом тока прошибло грудину. Обычно о таком говорят: сердечко ёкнуло, но таких слов в голове трудяжки в данный момент не наблюдалось.– Спи… – успокаивающе прошептал мужчина.
Фёкла за весь день так устала, будто вагоны разгружала. Поэтому у неё не осталось сил, чтобы отстоять своё право спать отдельно от извращенца. Дыхание выровнялось, стало мерным, медитативным, быстро укачало на своих волнах девушку и погрузило её в сон без снов.
День, когда героиня стала лицедеем [2]
Светлая комната: белый потолок, белые стены, белое напольное покрытие, белые жалюзи, белые прикроватные тумбочки и огромная кровать, покрытая постельным бельём с леопардовым принтом. Пожалуй, от такой безвкусицы любой мало-мальски толковый дизайнер выколол бы себе глаза. Но наша парочка дизайнерами не являлась, им было вполне комфортно спать в обнимку, раскинувшись на пятнистой шёлковой ткани.
Будильник надрывным пением петуха, эхом отражаясь от стен полупустой комнаты, известил всё живое в радиусе десяти метров, что пора вставать. С кряхтением, недовольным сопением и прочими звуками плохо выспавшихся людей, неформал и трудяжка открыли сонные, слипшиеся глаза.
2
Лицедей – (старин.) актёр; перен. притворщик. В этой и последующих главах замена буквы р на л в диалогах одного конкретного персонажа намерена. Глаз это не режет, текст остаётся читабельным.
– Дайте мне просто сдохнуть, – хриплым со сна голосом сказал куда-то в пустоту Денис.
В спальню вошёл Евдоким, произнося неохотно, лениво:
– Ты говоришь это каждое утро. Совсем не оригинально. – Сказал, казалось бы, не своему брату, а туда же в пустоту. Гендиректор подошёл к прикроватной тумбочке и выключил противную трель будильника. Выполнив свою миссию, черноглазый мужчина покинул комнату.
– М-м-м… который час? – подала голос Фёкла.
– Шесть утра, малыш.
– Зачем? – плаксиво спросила она.
Обнимая подушку, жених произнёс с закрытыми глазами:
– Скоро мой стилист прикатит, надо вставать. Ты же сама хотела, чтобы тебя никто не узнал. – Ответил полусонный Денис.
Спустя двадцать минут они проснулись от крика Марго:
– Это что за разврат?!
Фёкла открыла глаза. В тридцати миллиметрах от её лица сонно щурился креативщик. Трудяжка нахмурилась.
Холодная подошла к кровати, грозно посмотрела на зелёноволосое чудо. Спокойным тоном произнесла:
– Так, мои раскрепощённые, пора распутываться.
Трудяжка попыталась встать, но не смогла сдвинуться с места, что-то мешало оторвать тело от кровати.
– Что произошло? Где моё тело?
Ответил ей Денис:
– Твоя рука под моей шеей.
– Так вот почему я её не чувствую.
– Малыш, твои ноги оплели мою ногу.
– Я отдам твою ногу, когда ты снимешь с моей груди свою вторую ногу, – с ленцой проговорила менеджер. Она была настолько вялой и невыспавшейся, что её гнев и возмущение не могли пробить наст утреннего пофигизма.