Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра
Шрифт:
— Вы требуете доказательств, Карякин, — майор взглянул прямо в его белесоватые глаза. — Это ваше право. Вы их получите. А сейчас объясните нам, как попала к вам икона Иоанна Крестителя, или Ангела пустыни.
На лице Карякина в первый, пожалуй, раз за время допроса мелькнула тревога. Он отвел глаза и пробормотал:
— Какого Крестителя? Их много, этих досок с крестителями. В моей коллекции штук семь наберется.
— О вашей коллекции мы еще поговорим, а пока я спрашиваю о доске, которую сдала на Большую Полянку Рагозина. Той самой, что по новой записана, под Николая Угодника. — Голубев встал, открыл сейф и извлек из него «Ангела пустыни». — Узнаете?
Карякин бросил косой
— Ваша взяла, гражданин начальник. Слышал я такую поговорку: лучше быть хорошим свидетелем, чем плохим обвиняемым. Так вот, я предпочитаю первое... и потому прошу учесть мое чистосердечное признание.
— Мы все учитываем, Валентин Семенович. Продолжайте.
— Было дело, записал я этого Ангела. Упросил меня один фирмач, очень уж ему понравилась эта доска.
— Что за фирмач, как с ним познакомились?
— Фамилию не знаю, англичанин он. Татьяна на выставке одной работала переводчицей, там и познакомились. — И, предупреждая неизбежный, весьма неприятный вопрос о паспорте, добавил:— А паспорт я нашел, в переходе метро на Дзержинской, выронила какая-нибудь дуреха. Вот и все.
— А икона эта у вас как оказалась? — задал вопрос и Чобу.
Карякин удивленно взглянул на него, как бы увидя впервые.
— А разве я не сказал? У Воронкова взял, у кого же еще. Его надо потрясти, а то все обо мне да обо мне.
— Машина у этого Воронкова имеется? — снова спросил Чобу.>
— Имеется, получше моей старой тачки. «Жигуль» у него новый.
— Какого цвета машина?
— «Коррида», красный такой... А при чём тут цвет? — удивился Корякин.
Степан промолчал. Не станет же он в самом деле объяснять этому типу, что ни один из свидетелей машину красного цвета на месте происшествия не видел.
— И еще один вопрос, так сказать, неофициальный.—Голубев снова вступил в разговор.—У вас, Валентин Семенович, интересная работа, и заработок — дай бог, как говорится, каждому. И мастер вы настоящий, так все о вас отзываются. Зачем вам вся эта возня с куплей-продажей? Неужели ничему не научились? Было, кажется, время...
— Как зачем? Странный вопрос. Деньги лишними никогда не бывают. А у меня семья и... подруга, вы знаете... Кормить-поить и одевать надо. И потом, — продолжал он после паузы, — скажу вам откровенно: сами вроде деньги эти в руки шли, без особого труда. У одного купил, другому продал, у третьего выменял... Всегда что-нибудь останется. Трудно удержаться, а риска почти никакого. Нет состава преступления, как у вас говорят.
— Это как сказать, Валентин Семенович. По крайней мере в эпизоде с записанной доской состав преступления налицо.
— Согласен, гражданин майор, нечистый попутал. — Карякин сокрушенно потупился. — Однако много все равно ведь не дадут. Я статью знаю.
— Тем лучше, Валентин Семенович, — Голубев невольно улыбнулся. — Приятно иметь дело с разбирающимся в кодексе человеком. А сейчас едем за вещами, которые вам передал, как вы утверждаете, Воронков. Вот постановление о производстве обыска, ознакомьтесь.
Карякин на бумагу не обратил внимания.
— Если можно, .гражданин майор, давайте без обыска. Вещи у Татьяны, неудобно как-то с обыском, да еще понятых придется среди соседей искать. В общем, без шума не получится. Я вам все сам выдам, кроме Левитана. На атрибуции он, в Третьяковке.
— Ну что ж, пусть будет по-вашему, — согласился после некоторого раздумья майор. Ему не хотелось терять контакт, который как будто наладился с Карякиным. Похоже, что тот был не прочь оказаться хорошим свидетелем. А именно это и было важно сейчас для расследования. —
Пусть будет по-вашему, — повторил Голубев, — но требуется еще одна формальность. — Он протянул Карякину бумагу. — Это подписка о невыезде. Надеюсь, вы не повторите ошибок молодости, — напомнил майор о двух побегах из мест заключения.— Куда от вас убежишь, все равно найдете, — невесело ухмыльнулся Карякин. — И еще у меня есть к вам просьба, Алексей Васильевич, — он впервые обратился к Голубеву по имени-отчеству. — Вы, я так думаю, с женой моей будете беседовать... допрашивать словом. Не говорите ей о Татьяне. Ни к чему ей это знать.
— Эх, Валентин Семенович, запутались вы, как я посмотрю, основательно, а ведь не мальчишка уже. Ладно, мы в семейные дела не вмешиваемся. Без необходимости, конечно, — добавил Голубев. — Пока же такой необходимости не вижу.
Разговор в музее
Телефонный звонок прервал на полуслове выступление полковника Ковчука на утренней оперативке. Он недовольно покосился на аппарат, но трубку взял, и его озабоченное, усталое лицо прояснилось. Очевидно, новости были хорошие. Обсудив утреннюю оперативную сводку и получив задания, сотрудники стали расходиться. Поднялась и Андронова, но начальник попросил ее задержаться.
— Сейчас звонил Чобу из Москвы, — сообщил полковник. — Кое-что проясняется. Не зря мы его в столицу командировали. Нашли человека, у которого лампаду украли, помните, Чобу еще подробно докладывал об этом мошенничестве, некий Карякин, москвич. У него обнаружены также культовые вещи, похищенные в Молдавии. Этот Карякин, как сообщает Чобу, личность весьма подозрительная, имел судимость, однако, видимо, в кражах не замешан. По крайней мере, прямо. Он сдавал в комиссионный магазин антикварные вещи, которые ему передал, по его словам, житель Кишинева Воронков Олег Георгиевич. Карякин действительно летал в Кишинев, это по билетам установлено. Однако его показания нуждаются в проверке. Тем более, что уж слишком быстро он раскололся, так Чобу считает. Не оговаривает ли Карякин Воронкова? Вот в чем вопрос. Карякин утверждает, что Воронков — коллекционер, и довольно известный. Вам не приходилось с ним встречаться или слышать эту фамилию? Вы же, Лидия Сергеевна, эту публику хорошо знаете.
— Меньше, чем хотелось бы, Никанор Диомидович. Эта' публика скрытная, я уже говорила. Каста. Если Воронков действительно коллекционер, то его найти не составит труда.
— Адрес мы, конечно, узнаем через полчаса,— лицо полковника приняло свое обычное озабоченное выражение. — Не в адресе сейчас дело. Важно установить, откуда у Воронкова эти вещи.
— А если прямо спросить, Никанор Диомидович?
— У кого спросить? — Ковчук бросил удивленный взгляд на Андронову.
Лидия Сергеевна, видимо, сообразив, что сказала что-то не то, смущенно пояснила:
— Ну, у Воронкова этого.
— А он скажет: не суйте нос не в свое дело, не посмотрит, что дама. — Полковник жестко усмехнулся. — И будет прав, между прочим. Нет, здесь по-другому надо действовать, сначала факты, потом уж обвинения, а не наоборот. Ладно, — заключил он, — не обижайтесь, Лидия Сергеевна, вы розыскник еще молодой. У вас все впереди, не то, что у некоторых, — он вспомнил о - своем скором уходе на пенсию. — Начальство опять интересовалось церковными кражами, а я подзакрутился, без зама уже который день, — доверительно добавил полковник. — Но это ничего, лишь бы на пользу дела, как говорится. Приезжал на днях Кучеренко, докладывал. Вроде рисуется, и интересное рисуется. А у вас что слышно? Пора кончать уже с этими христославцами. У меня они вот где, — он провел рукой по горлу. — Сейчас, правда, затаились. Не иначе, как почуяли неладное.