Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра

— У тебя что новенького, Петр Иванович? — спросил полковник Кучеренко.

— В принципе ничего, все то же. Дают показания эти субчики, разговорились, на Хынку, конечно, всех дохлых кошек вешают. Как обычно. Он, значит, змей-искуситель, а они вроде ни при чем. Кроме Ботнаря. Чистосердечно признается, кажется, дошло, в какую историю вляпался. Детали сейчас уточняем.

— А сам этот искуситель, заговорил, наконец?

— Молчит, прохиндей, комедию ломает. — Кучеренко достал из папки, которую держал в руках, лист бумаги. — Вот заключение психиатрической экспертизы, сегодня поступила. «Отец испытуемого, — прочитал он вслух, — смолоду злоупотреблял спиртными напитками и в настоящее время находится на лечении по поводу хронического алкоголизма. По словам матери, в детстве был ребенком очень неспокойным, непослушным, озлобленным. В школе вел себя плохо, дрался, ссорился, грубил учителям. На работе не уживался. Начал пить с молодых лет. По словам жены, однажды в состоянии сильного опьянения избил ее, пытался задушить, облил керосином и пытался поджечь. При поступлении на экспертизу выявил ясное сознание, однако с самого начала старался произвести впечатление несобранности, непонимания. Даже на элементарные вопросы отвечал заведомо неправильно, считал на пальцах, какой он по счету ребенок в семье. Старался также показать отсутствие заинтересованности, однако было заметно, что нервничает. Из обстоятельств дела явствует, что приспособлен и самостоятелен, умело совершал кражи, проявляя сообразительность и смекалку. Диагноз: установочное (симулятивное) поведение с признаками психопатии возбудительного круга. Признать вменяемым».

— Действительно, прохиндей. — Ковчук с видимым удовольствием повторил вслед за Кучеренко это словечко. — Черт с ним, пусть молчит. Посмотрим, что он запоет, когда узнает, какую телегу на него дружки катят. Не заговорит, а заорет благим матом. Тут и дураку ясно, что надо шкуру спасать, а он, судя по всему, не дурак. У нас доказательного материала и так достаточно. На данном этапе, по крайней мере. Не так ли, Лидия Сергеевна? — В последнее время Андронова занималась в основном Воронковым и поняла, что начальник ждет ее доклада. Она порылась в сумочке и достала изящный блокнотик.

— Воронков на работе характеризуется исключительно положительно: трудолюбив, исполнителен, требователен, замечаний не имеет, одни благодарности. Инициативен. В интересующих нас районах в последнее время в командировках не был, я по книге приказов проверила.

— Это еще ни о чем не говорит, — вставил Кучеренко. — У него же своя машина. В выходной мог смотаться, впрочем, и в рабочий день тоже, найдет отговорку на службе, сообразительный.

— Вот именно, — продолжала Андронова. — Среди коллекционеров антикварного искусства пользуется репутацией знатока, особенно изделий из серебра и фарфора. И в музее тоже. К нему даже специалисты за консультацией обращаются. В музее свой человек. Но вот что любопытно: раньше регулярно продавал музею антикварные вещи, а в последнее время ничего не приносит, однако недавно купил машину. Откуда деньги? Спекулирует. Из показаний Сухаревской следует, что Воронков, воспользовавшись ее неосведомленностью, купил у нее скульптуру и вазу и продал в много раз дороже, в Москве.

— Положим, не он лично продавал, а его дружок Карякин. И еще не известно, сколько ему Карякин денег отдал. Не сомневаюсь, что надул. Тоже прохиндей порядочный, — повторил Ковчук полюбившееся ему словцо. — А картины, которые Карякин в комиссионный сдал, у этого знатока откуда, выяснили? Помнится, не шла у вас эта разработка.

— Выяснила, Никанор Диомидович, и не только с картинами. — Андронова улыбнулась одной из своих самых обаятельных улыбок. — У одного старика-пенсионера. Очень нужны были деньги старику, тут наш фигурант и подвернулся.

— И подзалетел, — с ехидцей вставил Чобу. — Левитан-то оказался поддельным. Карякин его в Третьяковскую галерею на атрибуцию носил.

— Пусть сами разбираются. Вор у вора дубинку украл. Ваза, картины — это все эпизоды, конечно, весьма выразительные. Не будем умалять «заслуг» нашего фигуранта, — Ковчук усмехнулся. — Он на большее тянет. По 17-й [19] вполне может пройти, хотя сам и не лазил по церквам. Предпочитал, чтобы другие таскали каштаны из огня. Кстати, Лидия Сергеевна, сколько всего он натаскал?

19

Статья 17 предусматривает уголовную ответственность за соучастие в преступлении.

— Вы хотите сказать — они, Никанор Диомидович, — поправила начальника Андронова. — Трудно точно подсчитать. Сами церковники затрудняются ответить. Справлялась я в епархиальном управлении, показывала вещи, изъятые у Карякина. Даже главный эконом не мог оценить. Говорит, вещи старинные, серебряные, намного дороже тех, что получают сейчас из Московской епархии. У них там мастерская или фабрика имеется. Придерживайтесь, говорит, цен, которые называют священники.

— Что значит — придерживайтесь? — проворчал полковник. — Мы должны точно знать. Священники ведь и завысить могут. Умышленно или по неведению.

— Я тоже об этом подумала, Никанор Диомидович, — Андронова снова раскрыла свою сумочку. — Вот акт экспертизы торгово-промышленной палаты.

«Дарохранительница шестиэтажная с пятью крестами высотой 49 сантиметров,— прочитал Ковчук,— серебряная, 84-й пробы, вес 935 граммов, с четырех сторон изображены житейские рельефы, стоимость — 1935 рублей. Дарохранительницачетырехэтажная с изображением воскресшего спасителя, серебряная, 84-й пробы, вес 327 граммов, стоимость 727 рублей. Крест напрестольный серебряный — 400 рублей, крест на стойке серебряный — 530 рублей...»

Перечень был довольно длинным. Ознакомившись с ним, Ковчук задумчиво сказал:

— Порядочно... Однако в списке об иконах ничего не сказано. Сколько же они всего заграбастали?

— Трудно сказать, по крайней мере сейчас,—заметил Кучеренко, — они ведь только серебряную утварь отбирали, а остальное в колодцы выбрасывали, мерзавцы, когда с «дела» возвращались. Сейчас вспоминают, где эти самые колодцы находятся.

— А в церквах, как известно, описей имущества нет, к сожалению, — продолжила Андронова, — священники и старосты сами точно не знают, сколько и чего украдено. Может, теперь, наконец-то, перепишут, как положено по закону. А иконы, Никанор Диомидович, на экспертизу в палате не взяли. Нет, говорят, специалистов. Они и при оценке утвари в основном на вес ориентировались. А там редкой красоты старинные вещи есть, глаз не оторвешь.

— Вот именно, — оживился Степан Чобу. — Мне в МУРе ребята говорили, что икона «Иоанн Ботезаторул», «Ангел пустыни» еще ее называют, не меньше тридцати тысяч долларов стоит. Я даже не поверил, думал разыгрывают. Оказалось, все точно, у них там какой-то знаменитый эксперт есть, женщина, она определила.

Ему никто не ответил. Все сидели молча, наблюдая, как начальник сосредоточенно перелистывает папку с делом. Переложив последний лист, полковник оторвал голову от стола. Его обычно добродушные голубые глаза смотрели жестко. Начальник управления принял решение.

— Будем брать, пора. И сразу ко мне. — Он обвел глазами подчиненных. — Других предложений или возражений как будто нет? Так и запишем, — улыбнулся Ковчук, и снова его взгляд приобрел обычное выражение.

Очная ставка

Воронкова привезли сразу после обыска в его квартире. С выражением крайнего негодования на холеном лице он нервно, энергично шагнул в дверь и направился было к маленькому столику, приставленному к массивному столу хозяина кабинета, но Ковчук указал на стул, одиноко стоящий посреди комнаты:

— Сюда, пожалуйста.

Воронков правильно истолковал этот жест. На побледневшем лице выступили красные пятна.

— Может быть вы, наконец, объясните, что все это значит? — он говорил тихо, как бы сдерживая переполнявшее его благородное негодование. — Сначала вот эти люди. — Воронков кивнул в сторону сидящих возле окна Кучеренко, Чобу и Андроновой, — врываются в мой дом с обыском, а теперь вот вы, извините, не имею чести знать ваше имя и отчество, обращаетесь со мной как с преступником. По какому праву?