Клуб радости и удачи

Она посмотрела на меня озадаченно:

— Разве этот неправда?

— Правда, но ты сказала это со зла, чтобы причинить мне боль, чтобы…

— Ай-йя, почему ты так плохой про твой мать думать? — Ее лицо стало старым и очень печальным. — Ты думать, я так плохой. Ты думать, я иметь задний мысль. Но это твой задний мысль. Ай-йя! Она думать, я так плохой! — Она сидела на диване, прямая и гордая, крепко сжав губы, сцепив руки, на глазах у нее сверкали сердитые слезы.

Ох уж эта ее сила! Ее слабость! Я разрывалась на части: ум говорил мне одно, а сердце — другое. Я села рядом с ней на диван; мы обе считали себя обиженными.

Я чувствовала себя так, словно проиграла сражение, хоть знать не знала, что в нем участвую, и ужасно устала.

— Поеду домой, — сказала я наконец. — Мне что-то не по себе.

— Ты заболела? — прошептала мама, положив ладонь мне на лоб.

— Нет, — ответила я. Мне хотелось уехать. — Я… я просто не знаю, что со мной происходит, что творится у меня в душе.

— Тогда я могу объяснять, — сказала она просто. Я уставилась на нее с изумлением. — Одна половина в тебе, — заговорила она по-китайски, — от твоего отца. Это естественно. Они кантонцы из клана Чжун. Добрые, честные люди. Хотя иногда со скверным характером и скуповаты. ТЫ знаешь по отцу, каким он может быть, пока я его не одерну.

Я никак не могла взять в толк, зачем она мне это рассказывает. При чем здесь это? Но мама продолжала говорить, широко улыбаясь и размахивая руками:

— А вторая половина у тебя от меня, с материнской стороны, от клана Сун из Тайюаня. — Она написала на обратной стороне какого-то конверта иероглифы, забыв, что я не умею читать по-китайски. — Мы энергичные люди, очень сильные, хитрые и прославившиеся своими победами в войнах. Ты ведь знаешь Сун Ятсена, а?

Я кивнула.

— Он из клана Сун. Но его семья переехала на юг несколько сот лет назад, так что он не совсем из этого клана. А моя семья всегда жила в Тайюане, еще до времен Сун Вэя. Ты знаешь Сун Вэя?

Я отрицательно замотала головой. Мне стало спокойнее, хотя я все еще не понимала, к чему она клонит. Казалось, впервые за долгое время мы разговариваем почти нормально.

— Он сражался с Чингисханом. И когда монголы стреляли в воинов Сун Вэя — ха! — их стрелы отскакивали от щитов, как капли дождя от камней. Сун Вэй изготовил такую непроницаемую броню, что Чингисхан считал ее волшебной!

— Тогда Чингисхан, должно быть, изобрел волшебные стрелы. Он ведь в конце концов завоевал весь Китай.

Мама продолжала, будто не расслышала моих слов:

— Это правда, мы всегда умели побеждать. Ну вот, теперь ты знаешь, что у тебя внутри, почти все лучшее — из Тайюаня.

— А я думала, мы добились побед только в производстве игрушек и на электронном рынке, — сказала я.

— С чего ты это взяла? — резко спросила она.

— На всем написано: «Сделано в Тайване».

— Ай! — громко вскрикнула она. — Я не из Тайваня!

Тоненькая ниточка, которую мы было протянули между собой, мгновенно порвалась.

— Я родилась в Китае, в Тайюане, — сказала она. — Тайвань — это не Китай.

— Мне просто показалось, что ты говоришь «Тайвань», — звучит одинаково, — сердито бросила я, досадуя, что она придала значение этой непреднамеренной ошибке.

— Совсем по-другому звучит! И страна совсем другая! — сказала она обиженно. — Там люди только воображают, что они в Китае, потому что если ты китаец, то в мыслях никогда с Китаем не расстаешься.

Воцарилась тишина, шах. И вдруг ее глаза загорелись:

— Послушай, вместо Тайюань ты можешь говорить Бин. Его там все так называют. И тебе легче выговорить. Бин — это вроде прозвища.

Она написала иероглиф, и я кивнула, как будто от этого все полностью прояснилось.

— Так же самый здесь, — добавила она по-английски. — Нью-Йорк называть Большой Яблоко, а Сан-Франциско — Фриско.

— Никто так Сан-Франциско не называет! — рассмеялась я. — Кто так говорит, ничего лучше придумать не может.

— Теперь ты понимать, что я иметь в виду, — сказала мама победно.

Я улыбнулась.

Я и вправду наконец поняла. И не только то, что она только что сказала. Я поняла, как все было на самом деле.

Я увидела, за что с ней воевала: за себя, испуганного ребенка, спрятавшегося много лет назад в безопасное, как мне казалось, убежище. И, забившаяся в свой угол, укрывшаяся за невидимым барьером, я считала, будто знаю, что находится по другую сторону. Ее коварные нападки. Ее тайное оружие. Ее ужасная способность отыскивать мои самые слабые места. Но выглянув на мгновение из-за барьера, я наконец смогла увидеть, что там на самом деле: старая женщина, с казаном вместо щита, со спицей вместо меча, ставшая немного ворчливой за время терпеливого ожидания того момента, когда ее дочь выйдет из своего укрытия.

Мы с Ричем решили отложить нашу свадьбу. Мама сказала, что для медового месяца в Китае июль не лучшее время. Она это знает, потому что они с отцом только что вернулись из Пекина и Тайюаня.

— Лето слишком жаркий. Ты будешь весь пятна, и лицо красный, — говорит она Ричу.

Рич усмехается, тычет большим пальцем в сторону мамы и говорит мне:

— Ты веришь тому, что слетает с ее губ? Теперь я знаю, от кого ты унаследовала такую нежную и тактичную натуру.

— Вам надо ехать октябрь. Это лучший время. Не слишком жаркий, не слишком холодный. Я тоже туда ехать октябрь, — авторитетно заявляет она. И поспешно добавляет: — Конечно, отдельный от вас!

Я нервно смеюсь, а Рич шутит:

— Ну и зря! Это было бы замечательно, Линьдо. Вы бы переводили нам все меню, чтобы мы по ошибке не съели змею или собаку. — Я его чуть не убила.

— Нет, я не этот иметь в виду, — упорствует мама, — я не напрашивать. На самом деле.

Но я-то знаю, что она думает на самом деле. Ей бы очень хотелось поехать с нами в Китай. В таком случае я бы там извелась: три недели ее жалоб на плохо вымытые папочки и холодный суп, по три раза на дню, — ну нет, это было бы настоящим кошмаром.

Но все же где-то в глубине души я считаю, что это прекрасная мысль. Мы втроем, оставив все наши различия позади, вместе поднимаемся на борт самолета, садимся бок о бок, взлетаем и движемся на запад, чтобы попасть на Восток.

Роуз Су Джордан Когда недостает дерева

Когда-то я верила всему, что говорила моя мама, даже не понимая, что она имеет в виду. Когда я была маленькой, она говорила, что если заблудившиеся духи кружат под нашими окнами и воют: «Ву-ву-ву», просясь, чтобы их впустили в дом, значит, скоро пойдет дождь. Она уверяла, что если дважды не проверить перед сном, что двери заперты, то они сами собой раскроются среди ночи. Она утверждала, что, в отличие от зеркала, видит меня насквозь, даже если я нахожусь совсем в другом месте.