Клубничное убийство

Пеструхину было странно, что он не помнит своего имени. Однако признаваться в том, что допился до беспамятства, было стыдно. Удар в живот был столь стремителен, что выпал из его сознания, и потому он его в I расчет не принимал. Каскадеры тоже вылетели у него из головы, оттого‑то бедолага все списывал на «кровавую мэри», перемешанную с вермутом.

Клара честно дотащила пострадавшего до второго этажа. По дороге она насвистывала бодрый мотив и делала шумные выдохи.

– Ну вас к черту, – наконец сказала она, свалив его на первый же диван, встреченный ею в коридоре второго этажа. – Дальше сами решайте, что делать.

Коридор был длинный, хорошо освещенный, с реалистичными пейзажами и натюрмортами на стенах – вазы, розы, стога, деревья, яблоки и дохлые утки. Еще здесь стояли банкетки, фикусы в горшках и этажерки с журналами. Пеструхин со стоном припал к подголовнику, радуясь тому, что его разгоряченная щека касается холодной кожаной обивки.

– Хочу в свой кабинет, – плачущим тоном пробормотал он и протянул ключ на кольце, к которому не было приделано никакой опознавательной бирки.

– Где он? Где кабинет? – спрашивала Клара, тормоша Пеструхина изо всех сил. Тот попискивал и отбивался.

Тогда Клара попробовала воткнуть ключ в замок ближайшей к ней двери. Ничего не вышло – замок чудесным образом перемещался, оказываясь все время в разных местах. Когда Клара наклонялась, она видела два одинаковых отверстия – слева и справа. Тогда она прицелилась и воткнула ключ ровно между ними. Ключ не подошел. Она переместилась к следующему кабинету, затем к следующему. Таким манером она ушла довольно далеко от своего подопечного, и вдруг за одной из дверей услышала горький женский плач.

Клара считала себя сильной. Если кто‑то обижал женщин, она приходила в совершеннейшее неистовство, зная, что не каждая способна защищаться. Однако будучи пьяной, она была готова постоять не только за себя, но и за других.

Находилась она, разумеется, перед кабинетом Зимина, который как раз сделал Анжелине прощальный подарок и жестоко рвал с ней отношения. Однако Анжелину отношения устраивали, и она пыталась сохранить статус‑кво. Сначала она язвила и наскакивала, потом начала рыдать. Зимину это надоело, и, чтобы прекратить концерт, он высказался очень‑очень резко. Знай Евгений Иванович, КТО его подслушивает, возможно, он и воздержался бы от обидных слов. Но он не знал и говорил то, что считал нужным.

Когда, промокшая от злых слез, Анжелина, прихватив подарок, выбежала в коридор, она даже внимания не обратила на высокую рассерженную даму, болтавшуюся поблизости. Просто оттолкнула ее плечом, вихрем пронеслась к лестнице и исчезла навсегда. Клара же налегла на дверь всем своим весом, и когда Зимин через некоторое время тоже захотел выйти, она его не выпустила. Услышав, что с той стороны громко дышат, он сердито крикнул:

– А ну! Кто там такой сильный и смелый? Отойдите немедленно. Я хочу выйти!

– Фиг тебе, – немедленно ответила Клара. – Ишь, какой! Думаешь, ты будешь бабе всякие гадости говорить, и тебе все с рук сойдет? Негодяй! Посиди там, подумай о своем поведении.

Зимина уже много лет никто не называл негодяем.

По крайней мере, в глаза. Он раздраженно хмыкнул и схватился за мобильный телефон. Его шофер Андрюша сидел внизу, в серьезном черном автомобиле. Когда случались неприятности, Андрюша выполнял функции телохранителя, для этого у него были все необходимые данные.

– Андрюша, – сказал Зимин, как только его соединили. В его голосе ясно читалось удивление и раздражение. – Меня тут взяли в заложники…

Договорить он не успел. Клара Шурьянова ворвалась в кабинет и выбила у него из рук телефон одним мощным ударом. Потом подобрала телефон с пола и со злорадным выражением лица отключила.

К несчастью для всех, Андрюша в этот момент взошел на крыльцо офиса – выкурить свою вонючую сигаретку. В машине он себе такого не позволял, чтобы не пропитать неподобающим запахом эксклюзивные сиденья цвета слоновой кости. Компанию ему составил один из охранников, карауливших вход, и двое вертлявых журналистов, вечно рыщущих в поисках сплетен по тусовкам и вечеринкам.

– Алло, босс! – кричал Андрюша, выронив сигаретку изо рта на запорошенное снегом крыльцо. – Что значит – взяли в заложники?!

Тусклые глаза журналистов загорелись голодным огнем. Свежая гадость – что может быть прекраснее? Поэтому когда взъерошенный Андрюша бросился за помощью, они сели ему на хвост.

Тем временем задубевший Милованов пытался согреть остекленевшую Люсю Антипову, колотя ее ладонью по спине. У них не было пальто, не было пригласительных, не было денег на такси. Мозги у обоих тоже заиндевели и отказывались соображать. Один раз, взявшись за руки, они обежали здание по периметру, черный вход не нашли, зато увидели открытую форточку, но – на втором этаже. Они остановились прямо под ней и задрали головы.

Наверх было страшно смотреть. Взгляду открывалась сумасшедшая высота, перед лицом которой легкие надувались, как паруса, а утренние грандиозные планы выглядели копеечными. Плоская луна катилась краем неба, оставляя за собой дорожку золотой пыльцы. Космос разинул черный рот, выплюнув на ладонь круглые камушки звезд.

Люся была так очарована открывшейся картиной, на которую обычный человек даже не обращает внимания, что даже перестала дрожать. Милованову пришлось тащить ее обратно на буксире.

Теперь парочка стояла в предбаннике и строила планы относительно того, как можно добраться до этой форточки и при этом остаться в живых.

Удивительно, но их разговор страшно заинтересовал двух мужчин, которые тоже во что бы то ни стало хотели попасть на праздник, но их не пускали, потому что какой‑то Пеструхин не отвечал на звонки.

– Да его вообще TVT нет, вашего Пеструхина! – заявила Люся. – Я для него календарь в пакете носила‑носила, а он так и не появился.

– Нам все равно надо аванс отработать, – сказали те. – Покажите нам открытую форточку, и мы все устроим. К слову сказать, мы профессиональные каскадеры.

– Сильные? – спросил Милованов.

– В каком смысле?

– В прямом. Нас внутрь сможете затянуть? В конце концов, выбору нас с Антиповой невелик – или окостенеть, или разбиться на мелкие кусочки.

…Пока Клара Шурьянова воевала с Зиминым, оставленный без присмотра Пеструхин неожиданно почувствовал неодолимую жажду. Он встал с дивана, подергал ближайшую дверь и, не добившись результата, постанывая, пустился в обратный путь – по лестнице вниз, в гущу праздника. Шагнув с последней ступеньки, он налетел на незнакомых женщин, одной из них отдавил ногу и начал униженно извиняться.