Клубничное убийство

– Ну, а какие у вас мысли относительно убийства? – прицепился он к Сильвестру. – Вы меня на ум навести должны. Когда ваша Майя потеряла все документы, кто ей помог – быстро и совершенно, заметьте, бескорыстно?

Я не потеряла, у меня украли! – возмутилась Майя, едва не подавившись пряником. – И почему это бескорыстно? Кто вам в прошлый раз убийцу преподнес на блюдечке с голубой каемочкой?

Ее глаза полыхнули неукротимой кошачьей дерзостью.

– Ладно‑ладно, – попытался примирить их Сильвестр. – Есть у меня одна зацепка.

– Ну да? – спросил Половцев, выпрямляясь на своей табуретке. За время разговора он уже успел растечься по ней, привалившись спиной к батарее. – Какая же это?

– Зеленые зажигалки.

Стас с Майей молча воззрились на него. Глаза у них стали одинаково оловянными. Кажется, что угодно они готовы были от него услышать, но уж точно не такое неожиданное заявление.

– В последний раз, когда мы виделись, я как раз подавал Аршанской пальто. Я упоминал об этом. Так вот, она сунула руку в карман и достала оттуда зажигалку. Обычную одноразовую зажигалку, ярко‑зеленую. Скорчила рожу и говорит мне: «Господи, опять! Ума не приложу, откуда они берутся. И именно зеленые, обратите внимание. Появляются каждый день. То в кармане, то на сиденье машины, то в пакете с продуктами, который я из супермаркета домой приношу… Просто наваждение какое‑то. Я уже всех в редакции одарила этими зажигалками, а они все прибывают и прибывают. Как вы думаете, что это может означать?»

– Ну? И что же? – с напряженным вниманием глядя на него, спросил Стас. – Что это означало?

– Откуда я знаю? – пожал плечами Сильвестр. – Я тогда этому значения никакого не придал.

– А как же ваш изощренный ум? Неужели не зацепился за такой ребус?

Сильвестр посмотрел на старшего лейтенанта с изумлением:

– Почему это у меня ум изощренный? По‑моему, самый обычный. Только работает не на холостых оборотах, как у некоторых.

– Значит, вы заявляете, что незадолго до убийства кто‑то подкладывал Аршанской зеленые зажигалки? – на всякий случай уточнил Стас.

– Я не заявляю, а говорю с чужих слов.

– И что мне с этим делать?

– Вы спрашиваете меня так, как будто я ваш папа.

– И все‑таки?

Половцев смотрел на Сильвестра с напряженным вниманием, как кот, наблюдающий за вялой мухой. Он был уверен, что у этого типа есть готовый рецепт. И то, что он посоветует, лучше исполнить без обсуждения.

– Думаю, что нужно побывать в редакции, поспрашивать у людей – что видели, что слышали про эти зажигалки. Только сделать это следует деликатно. Пусть Майя туда поедет и покрутится. Она всегда сопровождала меня на совещания, к ней там все привыкли.

– Но она ведь дилетантка! Я уж имел случай убедиться…

– В нашей ситуации лучше неумелые женские пальчики, старший лейтенант, чем ваши опытные грабли.

– А может, сами? – неуверенно предложил Стас, глянув на свои грабли и поразившись тому, какие у него желтые пальцы. От никотина, точно. Сдохнет он когда‑нибудь от этой заразы, как пить дать. – Может, сами заглянете в редакцию?

Сильвестр отказался наотрез. Уже в коридоре, провожая гостя, Майя торопливо оглянулась и шепотом пояснила:

– Не предлагайте боссу сейчас выбираться из дому. После того случая с банановым убийцей у него был серьезный приступ. Его теперь вообще на улицу калачом не выманить. Он из‑за этого нервничает. Лучше уж я…

– Чего так обреченно? – хмыкнул Стас и передразнил: – Лучше уж я… Как на смерть собрались. Героиня. А всего‑то и надо, что пошустрить по кабинетам. Пофлиртуйте с кем‑нибудь. Вы флиртовать умеете?

– А вы что, сомневаетесь?

– Помню, помню, как вы мне пытались глазки строить! Топорная работа.

– Что?!

Старший лейтенант Половцев, ухмыляясь, одним прыжком покинул квартиру номер девятнадцать. Дверь за ним захлопнулась с такой силой, как будто хотела догнать его и сплющить.

Похороны Ирины Аршанской.Соболезнования убийцы?

Погода вдень похорон Ирины Аршанской была самой подходящей для такого печального события – свинцово‑серое низкое небо, откуда без устали сыпал мелкий колючий снег, сводя на нет любые усилия дворников с лопатами и водителей специальной снегоуборочной техники.

Проводить Ирину в последний путь собралось неожиданно много народа, поэтому перед кладбищенскими воротами, от которых, согласно утвержденной церемонии, гроб должны были на руках нести физически крепкие родственники и друзья, образовалось некоторое столпотворение и неразбериха. Было заметно, что завхоз редакции, пожилой лысый дядька, полковник в отставке, на которого и была возложена организация похорон, нервничал и излишне суетился. Однако боевое прошлое полковника наконец возобладало над эмоциями: ему удалось организовать всех прибывших в некое подобие колонны по четыре. Грустная процессия двинулась к месту «последнего пристанища усопшей», как высокопарно выразился хорошо проплаченный накануне и оттого чрезвычайно любезный кладбищенский администратор.

Чувствуя себя здесь абсолютно чужой и лишней, Майя с видом бедной родственницы пристроилась в самом конце траурной процессии. Монотонное однообразие черного ничто не нарушало – букеты и венки были почему‑то преимущественно белого цвета и оттого растворялись в пелене падающего снега.

«Интересно, откуда столько народа? Редакция, вероятно, в полном составе, а это – человек двадцать, а то и больше. Во всяком случае, знакомых ей лиц сотрудников журнала много. Родственники, в том числе дальние, подруги, знакомые… Кто еще?» – строила догадки Майя.

Становилось зябко от слабого, но отчетливо холодного ветерка, за шиворот противными холодными струйками стекал таявший на ее непокрытой голове снег. «Слава Богу, обошлось без оркестра, а то бы тут такое началось…» К счастью, Майя за свою жизнь была на похоронах всего два раза, но запомнила, как печальная, рвущая душу музыка придавала скорби такой невыносимый характер, что рыдать в голос начинал и даже закаленные крепкие мужики. Сжимая замерзающими руками букетик с четным количеством белых гвоздик, она попыталась было направить мысли в конструктивное рабочее русло. Например, как умудриться выделить из толпы и зафиксировать подозрительных лиц, если все вокруг одинаково черные и печальные. Но тут ей прямо в ухо насмешливо бухнули:

– А последнее пристанище ничего себе!

Испуганно отпрянув, Майя обернулась на наглеца, осмелившегося шутить шутки в такое время и в таком месте. Наглецом оказался Половцев. Он дышал на нее перегаром, был небрит, помят лицом и одет для похорон несколько вызывающе – голубые джинсы, светло‑коричневая кожаная куртка и кроссовки. На голове дикая шапочка, в которой, похоже, дедушка героического оперативника сдавал школьные нормы на значок «Готов к труду и обороне».

– Вы с ума сошли! – ахнула Майя и испуганно огляделась – не смотрит ли на них кто. – Почему вы такой… ужасный? Это же похороны, а не бразильский карнавал.