Клубок со змеями

Мои слова вывели ее из ступора.

Она яростно набросилась на меня:

— Не смей так говорить со мной!

Я помахал мечом перед ее носом:

—Не забывай, что клинок теперь у меня. Я хоть и держу оружие второй раз в жизни, но смогу доставить тебе неприятностей.

Ее рот перекосился от злобы, глаза метали искры. Трудно было поверить, что еще несколько минут назад эта бравая женщина вся тряслась, словно пальма на свежем ветру, при виде гиен.

— Так что с тобой, а? — я сделал пару шагов назад, помня о ее резвости и прыти, — лучшая разведчица Азамата, не знающая среди разбойников равных по владению мечом, боится гиен?

Бастет промолчала, продолжая злобно метать молнии из глаз в мою сторону. Лицо нубийки раскраснелось, а грудь высоко вздымалась в такт учащенному дыханию.

— В чем дело?! Тебе нечего ответить?!

И тут ее прорвало.

— Да! — выпалила она, — да, я боюсь этих тварей больше смерти! И это единственная вещь на земле, что вызывает у меня такой страх!

— А Азамат?

— Что?!

— Разве он не вызывает у тебя страха?

Она слегка вздрогнула, но взгляд не отвела:

— Его я боюсь меньше смерти.

— Хм.

— Ты доволен?!

— Нет, — тихо и задумчиво ответил я.

Ее слова озадачили меня. Сильно озадачили.

«Какая же из тебя разведчица, если ты теряешь голову при виде гиен?».

Тем временем Бастет, видимо, испытав сильное напряжение, покачнулась, а затем рухнула на колени, при этом закрыв лицо руками. Ее плечи сотрясались от беззвучных рыданий.

Я дал ей немного времени, прежде, чем спросил:

— Насколько я могу судить по тому, что видел и знаю, Азамат очень ценит тебя, как разведчицу. Так как он может держать человека на такой должности, да еще и в пустыне, если тот до ужаса боится гиен?

Бастет отняла руки от лица, принявшего отрешенное выражение.

— Он не знает, — мрачно ответила она.

— Чтобы Азамат и не догадался? — хмыкнул я. — Сильно в этом сомневаюсь.

— Я не давала повода усомниться. Он никогда не сопровождает меня в вылазках.

— И давно у тебя этот страх?

— Давно. С детства.

— Тебя покусала гиена?

— Нет. Но она могла меня съесть, — она продолжала мрачно отвечать, уставившись отсутствующим взглядом в песок.

Я начинал понимать, что ее рассудок лишь частично находится здесь. Какая-то ее часть в данный момент вернулась в то далекое прошлое, когда зародился этот всеохватывающий страх перед гиеной. И ей явно было неприятно вновь переживать те эмоции. Но выбора, судя по всему, не оставалось.

Внезапно в моей голове вновь зазвучал голос. Но на этот раз это было не отчаянное взывание совести, пытавшейся вернуть обратно на «путь истинный». Нет, голос имел другой, доселе мне незнакомый оттенок. Сладкий. Вкрадчивый.

«Ну, чего же ты стоишь? Неужели не видишь, что сейчас самый наиподходящий момент! В твоей руке меч. Она даже не смотрит на тебя, полностью погрузившись в свои переживания. Просто подойди и перережь ей горло, а затем седлай того верблюда, тюки которого полнятся сокровищами, и ты свободен! Богат! Свободен и богат!».

Мне стало слегка не по себе от этого нового, вкрадчивого голоса.

«Свободен и богат!».

Бастет продолжала сидеть на песке, молча, уставив отрешенный взгляд в пустынный покров, песчинки которого вяло перекатывались под слабым и горячим ветерком.

«Свободен и богат!».

Я почувствовал, как мои пальцы крепко сжали деревянную рукоять меча. Медленно, не сводя глаз с этой прекрасной женщины, я стал приближаться. Ноги, обутые в кожаные сандалии, бесшумно ступали по раскаленной поверхности пустыни, однако мне казалось, будто они мгновенно налились свинцом. И хотя расстояние было всего в четыре или пять локтей, я был уверен, что на его преодоление ушла целая вечность. Я стоял и смотрел на Бастет, не в силах принять окончательное решение.

«Давай же! Всего один удар, и не нужно будет рисковать жизнью. Грабить караван. Придумывать планы, как обезопасить себя от Азамата. Как разбогатеть и зажить припеваючи. Всего лишь один удар. Один удар — и весь мир у твоих ног!».

Сжав рукоять с такой силой, что костяшки пальцев побелели, я медленно занес руку с мечом для удара. В то мгновение я осознал, что голос совести, похоже, покинул меня навсегда.

Глава 10

Я вернулся в палатку и грузно опустился на циновку. Взял кувшин с водой и сделал несколько больших глотков. Заметив к своему удовлетворению, что пальцы не дрожат, поставил сосуд обратно, а затем лег, запрокинув руки за голову. Меч положил рядом с собой. Ветер снаружи немного усилился, и стены шатра слегка колыхались, успокаивая нервы.

«Правильно ли я поступил? Не знаю. Но могу с уверенностью сказать, что „правильно“ не всегда значит „логично“. Да, уж в этом я убедился на собственной шкуре».

Я глубоко вздохнул и закрыл глаза.

«Слишком много событий для одного вечера».

Полог шатра внезапно откинулся, и внутрь вошла Бастет. На всякий случай я положил ладонь на рукоять меча, но она не попыталась его отнять. Лишь, молча, села на соседнюю циновку. Я буквально ощущал на себе ее взгляд.

Прошло некоторое время прежде, чем я услышал голос нубийки:

— Почему?

— Что, «почему»?

— Почему ты не убил меня?

— С чего ты взяла, что я собирался?

— Хватит, — ее тон был одновременно печальным и резким.

Я решил, что скрывать бесполезно:

— На то есть причины.

— Какие?

— Я отвечу, если ты объяснишь кое-что.

Она промолчала, поэтому я спросил:

— Ты даже не попыталась помешать мне. Не побежала. В чем дело?

— Не знаю, — она замялась, — видимо, в тот момент мне было все равно, выживу я или нет. Это похоже на волну, которая захлестывает тебя целиком, и на какое-то время ты перестаешь воспринимать опасность.

Я вспомнил, как испытывал несколько раз нечто подобное. На Дороге Процессий, когда Этеру и Тиридат тащили меня по жаре, закованного в кандалы в сторону храмовой темницы. В клетке тюрьмы после того, как узнал о гибели Сему. И после издевательств Тегим-апала.

Поэтому, не раздумывая, ответил:

— Могу понять.

— Нет, не можешь.

Я поднял веки и посмотрел на Бастет. Она не сводила с меня взгляда своих темных глаз. На лице не осталось даже следа того замешательства и отчаяния, что еще так недавно обуревали ее. Но, все равно, это была не та самая Бастет, с которой я встретился в первый раз. Словно что-то надломилось внутри нее. Треснуло, но не рассыпалось до конца.