Клубок Сварога. Олег Черниговский

При этом его руки с жадным нетерпением гладили грудь и бедра мачехи сквозь ворсистую тёплую парчу. На Оде было длинное платье вишнёвого цвета с темны ми узорами на рукавах и по нижнему краю подола. И тщательно прибранных волосах посверкивали заколки, украшенные драгоценными камнями.

–  Мы можем где-нибудь уединиться?
– прошепчи ла Ода.

Давыд словно ждал этого. Вскочив, он потащил Оду за собой в соседнюю светёлку, где царил беспорядок и витал запах пролитого вина. Лучи бледного зимнего солнца, с трудом пробиваясь сквозь разноцветные оконные стекла, разгоняли по углам душный полумрак. В центре светлицы стоял длинный стол, застеленный белой скатертью и уставленный блюдами с объедками. Вокруг стола были расставлены стулья, о которые Давыд дважды запнулся, таща за собой Оду.

За печью находилась дверь в небольшую комнатку. Там стоял сундук с книгами, небольшой стол, два стула, ларец с письменными принадлежностями на полке у окна. Там же было ложе за занавеской.

Эта комната была хорошо знакома Оде. В прошлый свой приезд она несколько раз уединялась здесь с Давыдом.

Княгиня брезгливо оглядела мятую постель:

–  Я вижу, ты частенько балуешься тут с рабынями. Я в такую грязь не лягу.

Давыд смутился:

–  Я немедленно велю служанкам застелить чистую простынь, принести другое одеяло и подушки.

Он метнулся было к двери, но Ода удержала его.

–  Ладно, не суетись, - промолвила она с небрежной усмешкой.
– Попробуем все сделать стоя. Помнится, у нас это получалось. А постель велишь обновить ближе к ночи.

Давыд запер дверь на засов.

Он быстро разделся и помог раздеться Оде. Сначала они целовались, стоя обнажёнными на полу среди разбросанных одежд, возбуждая друг друга прикосновениями рук. Едва дело дошло до главного, как в дверь неожиданно постучали.

–  Кого там черт принёс?
– рявкнул Давыд.

Из-за двери прозвучал голос челядинца, сообщившего, что к князю пожаловал его тесть, боярин Ингварь.

Давыд выругался и крикнул слуге, чтобы тот проводил покуда гостя к княгине.

–  Я приду чуть попозже.

Челядинец также сообщил, что супруга Давыда желает видеть Оду, но не может нигде её найти.

Давыд опять выругался и велел слуге убираться.

–  Нам надо идти, - прошептала Ода.
– Закончим в другой раз.

–  Хорошо.
– Давыд принялся торопливо одеваться.
– Надеюсь, ты не уедешь скоро?

–  Время покажет, - неопределённо ответила Ода.

Боярин Ингварь при встрече завёл разговор о том, что после смерти Олега и Романа было бы неплохо посадить князем в Тмутаракани Давыда или Ярослава.

–  Всеволод Ярославич уже взял Тмутаракань под свою руку, - сказала Ода.
– Там ныне сидит посадником его воевода.

–  Не по закону это, - проворчал Ингварь.

–  Ныне Всеволод Ярославич сам себе закон.
– Ода вздохнула.

–  Мне эта Тмутаракань и даром не нужна, - заявил Давыд.
– Неужели Ярослав туда рвётся?

Он посмотрел на Оду.

–  В том-то и дело, что не рвётся. Ярославу и в Муроме хорошо.

Ингварю же хотелось видеть своего зятя на тмутараканском княжении, поэтому он стал уговаривать Давыда бить челом Всеволоду Ярославичу, а Оду просил посодействовать. Но Давыд наотрез отказывался менять Ростов на Тмутаракань и даже рассердился па тестя, который возжелал лишить его спокойного житья и отправить на юг в обиталище воинственных племён.

Ода подзадоривала Ингваря, говоря, что тмутараканский князь сидит на злате-серебре, собирая мыту [93] с купцов иноземных, коих съезжается в Тмутаракань каждое лето видимо-невидимо. Боярин продолжил убеждать Давыда, а тот упирался, твердя своё: мол, ему Ростов милее и за златом он не гонится.

[93]

Мыта– пошлина.

Находившаяся тут же Любомила в разговоре не участвовала. Ей было чуждо всякое честолюбие, было ясно, что она целиком на стороне мужа. Родной край был Любомиле дороже тёплого моря и богатств, которые скапливаются на его берегах.

Ода незаметно присматривалась к этой миловидной двадцатишестилетней женщине с немного грустными глазами и длинной русой косой. Она старалась представить её в гробу, находя в этом странное удовольствие. Задуманное зло грело душу. Она с большим удовольствием отравила бы самого Давыда, но ей хотелось сначала помучить его за то, что он не встал на сторону Олега и Романа, за то, что не может скрыть своей радости по поводу гибели родных братьев.

Яд постоянно был у Оды, которая каждый день выжидала подходящего момента, чтобы подсыпать его в питье Давыдовой супруге. И вот наконец такой случай представился.

Служанка принесла чаши с медовой сытой [94] для Оды и Любомилы, которые сидели за пяльцами одни.

Любомила зачем-то вышла из светлицы. Ода вынула медальон, висевший у неё на шее, и уже протянула руку к чаше, но тут какая-то неведомая сила остановила её.

Она вдруг вспомнила про детей Давыда, которых видела каждый день и которые так и тянулись к ней, особенно семилетняя Варвара. А Любомила носила под сердцем третьего ребёнка.

[94]

Медовая сыта– разварной мед.

В смятении Ода встала и стремительно вышла из светлицы. Она пришла к себе и, упав на постель, залилась слезами.

На другой день Ода уехала из Ростова, ничего не объясняя Давыду, который был очень огорчён внезапным её отъездом.

* * *

После Рождества в Муром пожаловал посол из Киева - боярин Богуслав, отец Бажена. Всеволод Ярославич требовал выдать ему Людека, на котором была кровь Изяслава Ярославича.

Богуслав передал требование великого князя Ярославу в присутствии Оды, являвшейся главным советником своего сына.

–  Коль не выдашь ты Людека, княже, то не быть тебе князем в Муроме, - добавил в конце Богуслав.
– Зело сердит на этого ляха Всеволод Ярославич. Людек подговаривал Регнвальда и Инегельда умертвить Ратибора, но не уступать Тмутаракань киевскому князю.

Сидевший на троне Ярослав побледнел, его беспокойный взгляд метнулся к матери, восседавшей чуть в стороне на стуле с высокой спинкой.

–  Этого и следовало ожидать, сын мой, - с холодной торжественностью произнесла Ода.
– Я думаю, что Людек - это лишь предлог, чтобы изгнать тебя из Мурома.

–  На Ярослава Святославича великий князь зла не держит, токмо на Людека, - поспешно сказал Богуслав.
– Выдайте этого ляха и вся недолга.

–  Людек не один к нам из Тмутаракани прибыл, - проворчал Ярослав.
– С ним больше тридцати Олеговых гридней и слуг. Они стеной за него встанут.

–  Может, хитростью как-нибудь скрутить иль опоить чем, - неуверенно проговорил Богуслав, поглядывая то на Оду, то на Ярослава.

–  Покумекать надоть, боярин, - задумчиво сказал Ярослав.
– Ступай покуда. Да держи язык за зубами!