Клякса бифуркации
Шрифт:
Ба, да у них здесь веселье в полном разгаре!
Товарищ Лейман, поставив голого и связанного товарища Отто в удобную для себя позу – прицеливался резиновым самотыком в одно из его, так сказать – «естественных отверстий»:
– Ну и где он? Я, счас тебе жоппу порву!
Тот, плаксиво, всхлипывая:
– Прошу тебя – не надо! Консьерж сказал – через три часа… Давай, ещё подождём, Давид!
– Уже четыре часа прошло! Сцука, счас я тебя…
Однако, надо спасать резидента.
Поколебавшись минуту, с великим усилием отогнав довольно навязчивый собственный
– Это ничего, что я без стука, друзья? Извиняюсь за опоздание: должно быть виной - разность в часовых поясах…
***
«Немая сцена», как на широко известной и весьма популярной в народных массах картине Репина «Приплыли»…
Или, «Не ждали»?
Товарищ Отто, более известный в миру как Мсье Андре Айвен, резко взбледнув (побледнев как смерть) как-то подозрительно ойкнул, закатил глазки и обмяк… Должно быть, чувств лишился от радости меня лицезреть. Давид Лейман напротив - ликом начал красно-свекольно багроветь.
Воспользовавшись замешательством, по-шурику проскочил к балкону, отдёрнул плотную штору, открыл дверь и уселся задницей на перила, свесив ножки.
Сравнительно быстро опомнившись, реальный Давид взревел библейским Голиафом:
– ТЫ?!
И, с грацией орангутанга - удивительной для столь громоздкой туши, вмиг оказался подле меня, потрясая огромным резиновым членом в не менее громадном кулаке…
Предупреждающе качнувшись назад на перилах, восклицаю:
– СТОЙ!!!
Он, в нерешительности замер.
– Ближе не подходи, а то рискуешь не узнать много чего интересного!
Здесь, в такой ситуации - только дрогни-сморгни и ты пропал!
Он вновь, словно глазам своим не веря:
– ТЫ?!
Судя по его реакции – порвёт голыми руками, даже не прибегая в помощи резинового самотыка – всё ещё находящегося в руке.
Однако, я с такими типами имел дело ещё в наши «Лихие-90-е, там даже покруче изредка попадались, поэтому уставившись своими наглыми зенками в его выкатившиеся бельма:
– Да, это я! А кого ты ожидал увидеть, Давид? Иакова с сыновьями, что ли?
Уставившись на меня, переведя дикий взгляд в сторону спальни, вновь на меня, ошарашенно-недоумённо вопрошает:
– Откуда?
– Оттуда!
Не давая опомниться, сую ему под нос картонку из-под шляпы и несколько дурашливо, приложив ладонь к «пустой» голове:
– Разрешите доложить, товарищ командир: задание выполнено!
Тот, явно сбит с толку и растеряно:
– Что это?
– Отчёт о проделанной работе для твоего Ягодки.
С подозрением на меня глядя, с опаской принюхивается:
– Воняет…
Я, с брезгливой гримасой на лице:
– Как говорил Цезарь: «Труп врага хорошо пахнет»… Кстати, если не секрет - что вы с товарищем Отто не поделили?
– Не люблю пидарастов… Особенно среди товарищей.
Поискав глазами куда бы положить фаллоимитатор и не найдя лучшего - как метнуть его в товарища Отто, угодив тому со шлепком плашмя по голой тощей
заднице. Затем, вновь подойдя, взяв из моих рук коробку и взвесив её в руках, он не был бы евреем – если бы не спросил:– Где деньги?
Маякнув на «третьего лишнего»:
– Только не в присутствии человека - работающего как минимум на три разведки и РОВС.
Леймана, это не интересовало. Напряжённо уставившись мне в очи, с нажимом:
– Но их можно будет заполучить? Так?
Раслабленно-спокойно, как отвечая на хорошо выученный урок:
– Конечно это будет трудно… Но теперь, когда нас двое – вовсе не нереально, сделать.
За этим стояло: «Без меня ты, Давидка, до этих грошей не доберёшься. Поэтому если у тебя в отношении меня имеются какие-то гнусные помыслы – отрекись от них ещё на стадии робких замыслов».
И он это отчётливо понял!
Здесь, надо ещё учитывать один немаловажный нюанс…
Из нашей «троицы» прибывшей в Берлин накануне происшествия в отеле, архитектор-немец Рудольф Вульф - почти не таясь открыто демонстрировал свой культурно-европейский антисемитизм. Наш Александр Александрович Прасолов, конечно же, тщательно скрывал свою дико-пещерную русскую жидофобию…
Но «шила в мешке не утаишь»!
Неприязнь того к Давиду Лейману, читалась в каждом его взгляде, каждом слове, каждом жесте и даже на спине – демонстративно к нему повёрнутой при каждом подходящем случае.
Я же, проживая уже вторую по счёту жизнь - ещё в первой половине первой понял: открыто показывать человеку своё неприязненно-отрицательное отношение – есть самая непроходимая глупость, из всех возможных. Поэтому, отнюдь не набиваясь в друзья, всегда помня об своём подчинённом положении, я тем не менее - всячески являл нашему нежданно-нежелательному попутчику самое благоприятное отношение.
И уверен – Давид Лейман это ценил.
***
Однако, непонятки между нами ещё остались:
– Это были твоих рук дело? Там – в берлинском отеле…?
Вижу, он на грани нервного срыва – значит, ответ для него однозначен и врать бесполезно. В том, что он догадался про мою роль в своём гипертрофированном сексуальном возбуждении – приведшем его в немецкую кутузку, ничего удивительного. Ведь, это я маячил последним возле его ужина в тот вечер и, значит только я мог подсыпать туда какое-то средство - приведшее к столь «неоднозначному» результату.
И никто другой.
Моё скорбное молчание он понял правильно - поэтому больше с укоризной, чем с угрозой взревел:
– …ЗАЧЕМ?!
С простодушно-покаянной улыбкой на роже лица, состроив как можно более невинные глазища, я:
– Как говорил в таких случаях один мой хорошо-шапочно знакомый: «Хотели как лучше, а получилось как всегда!». Видя, как та «блонди» воротит от тебя свою арийскую мордашку - я из самых благих пожеланий, подсыпал в твой ужин противоротное зелье…
Тяжело вздыхаю, и:
– Но видно неверно «на глазок» определив твой вес – неправильно подсчитал разовую дозу… Прости, если сможешь, Давид…