Клятва врача

Что примечательно, беседовали по-русски, напрочь исключив из разговора очкарика. Вроде и невежливо, но кто я такой, чтобы правила устанавливать?

– Одна сотрудница совершенно случайно пролила на голову своей коллеге пузырек с зеленкой, – объяснил я. – Следы оперативно убрали, но на волосах остался легкий изумрудный оттенок.

Великий князь хмыкнул. Наверное, представил, как выглядела пострадавшая.

– И как она попалась на глаза государю?

– Так роли были распределены, люди проверены. Обе участницы недоразумения были предназначены на одну и ту же роль. Одна – основной состав, вторая – на всякий случай, на замену.

Я рассказывал об инциденте, а сам все гадал, чего Сергей Александрович такой дерганый. Явно же не вино подействовало. Алкоголь, он в основном наоборот, успокаивает и расслабляет. Наконец, просто взял и прямо спросил. Выяснилось, что великую княгиню тошнит, мучают головные боли, и все это выглядит… да, как токсикоз. Но в беременности до сих пор уверенности нет. А вот Романову горит. Узнать и объявить. Что-то там кому-то, наверное, наобещал, авансировал, какие-то планы с этим всем связаны.

– Вообще есть способ узнать.

– Осмотром?

– Нет, лучше. Анализы.

Тут терпение Сергея Александровича подошло к концу, сразу перешел на немецкий, зачастив скороговоркой. Да так, что я еле успевал понимать сказанное им:

– Господин Петерман! Евгений Александрович имеет способ установить беременность моей жены с помощью специальных анализов.

Очкарик растерялся. Снял пенсне, начал его протирать специальной тряпочкой.

– Но, ваше высочество! Наука еще не знает точного способа установить беременность на таких ранних сроках. Не исключена ошибка…

– И тем не менее! Пожалуйста, займитесь этим немедленно! И доложите мне после осмотра!

Великий князь встал и ушел, не попрощавшись.

Я посмотрел на Петермана, ожидая профессионального разговора. Но коллега начал путано вещать, что, может, в хирургии я что-то и понимаю, но в повивальном деле вряд ли, а потому самое разумное, что можно сделать, – довериться мнению специалиста и потихонечку отчалить в сторонку, чтобы не мешать взрослым дядям и не светить тут непроверенными методами. Понятно, что ни хрена не понятно.

– Давайте представим, что я пока ничего не знаю. Вы, доктор, введете меня в курс дела, а я буду задавать вопросы, если чего-то не пойму. Так мы сэкономим кучу времени и душевных сил.

На колу висит мочало, начинай трындеть сначала. Опять словесные кружева. Может, у них тут заведено перед началом работы забить голову собеседнику до состояния невменяемости, но мне такое сильно не по душе.

– Что с великой княгиней? – не выдержал я.

– Ее императорское высочество сейчас в сложной ситуации. Меня вызвали в связи с возможной беременностью. Я наблюдаю пациентку в течение недели, но пока точно ответить не могу. Накануне великая княгиня почувствовала недомогание, боль в животе, тошноту. Я назначил постельный режим во избежание…

– Так пойдем к пациентке, зачем медлить? Там и расскажете, что и как.

Ах, как сильно я хотел увидеть Лизу. Только сейчас понял, что соскучился неимоверно.

– Что же… пойдемте. Только имейте в виду: княгиня сильно не в духе.

– Думаю, наш визит поднимет ей настроение!

Глава 20

Проход по лестнице, коридору, поворот – и мы перед дверью. Сразу видно, что не абы кто там, за ней, солидное препятствие. Петерман аккуратно постучал, дождался, когда горничная откроет и впустит нас.

Лиза лежала на постели, голова ее скрывалась в нагромождении подушек. Бледновата, но внешне ничего страшного – ухоженная, с прической. Хотя сейчас мне к осмотру доступно даже не всё лицо, не говоря уже об остальных частях тела.

– Здравствуйте, ваше императорское высочество! – поклонился я.

Лицо Лизы вспыхнуло, глаза засияли. Но княгиня себя блюла. Подала руку для поцелуя, крепко сжала мою ладонь.

– Прекращайте, Евгений Александрович. Давайте без титулов.

– Как вы себя чувствуете? Беспокоит что-то? Сергей Александрович переживает весьма сильно. Вот прямо очень.

– До вчерашнего дня всё было замечательно. Разве что вкус немного изменился, и запахи будто сильнее стали. А накануне, наверное, съела что-то. Тошнота появилась, рвота была. Я уголь ваш выпила, но не помогло. И сейчас мутит.

– Живот не болит?

– Нет, разве что… совсем немного, – ответила Лиза, подумав.

Я на всякий случай прощупал живот. Ничего необычного, никаких вздутий, спазмов.

– С вашего позволения, я переговорю с врачом, – снова чуть поклонился я и потащил Петермана в уголок.

Спальня была таких размеров, что в дальнем углу, наверное, можно и погромче разговаривать, никто толком не услышит. Акушер даже не сопротивлялся, пошел за мной.

– Какие признаки беременности вы заметили? Базальная температура повысилась?

– Не измеряли.

– Шейка матки? Цвет изменился? Синюшность есть? Ареолы молочных желез? Сами железы? Высота стояния дна матки? Консистенция?

Через минуту я понял, что этот индюк сюда приехал исключительно для порядку. Засунуть термометр в анус он постеснялся, об изменении цвета шейки матки не знал, про молочные железы промямлил что-то невразумительное. Наверняка еще какие-то признаки есть, я ведь по памяти, что осталось после кафедры акушерства с гинекологией. Вот только дно матки немец и прощупал, но и ответ о консистенции дал уклончивый.

– Что же, коллега, пойдемте, осмотрим пациентку совместно, – вздохнул я.

На этого специалиста даже обижаться нельзя. Брать на себя ответственность за это не хочется, хоть и пришлось наблюдать родную сестру сюзерена. Полезешь смотреть в зеркалах – а вдруг чего случится, виноват ты. Поинтересуешься базальной температурой – оскорбление. И так далее.

Хотя когда Петерман понял, что вся ответственность легла на мои плечи, оживился. И действовал вполне профессионально: живот щупал как надо, осмотр в зеркалах провел замечательно, причинив минимум неудобств этой не очень приятной для дамы процедурой. Что за люди эти придворные? Что угодно сделаю, лишь бы не оказаться в их числе.

Выяснилось, что приборы для измерения артериального давления до Гессена еще не добрались. Пришлось послать слугу ко мне в комнату за саквояжем. Как знал, на конгрессе не все раздарил нужным людям.

– Ваше мнение, коллега? – спросил я его после осмотра.

– Беременность восемь-десять недель, рвота беременных легкой степени. Но его императорское высочество… требует веских доказательств.

Повздыхали, попереглядывались.

– До шевеления плода еще много времени. Но есть одна задумка… Прикажите, пусть подготовят три… как это по-немецки… самки кролика. И столько же самцов лягушки. Елизавета Федотовна, будьте готовы сдать сейчас мочу для анализа.