Клыки и монеты
Шрифт:
К счастью, Франциск не успел сделать ничего непоправимого. Когда на склад вошло двое жандармов, внешне беззубый остался спокойным. Старший жандарм в высокой шляпе с красным петушиным пером выслушал рассказ приказчика, подкручивая ус. Потом проверил значок у каждого охотника.
— Уважаемые, я не сомневаюсь в ваших способностях определять вампиров. Но не забывайте, что бремя доказательств лежит на обвинителе.
— Понимаю, — согласился Герхард. — Наш друг благоразумно вырвал себе клыки, а это единственное внешнее отличие вампира от человека. Но это и не главное. Вампиру нужна кровь. Посадите его под замок
— Я не буду этого делать. Я обычный человек и честный работник. И не буду садиться за решетку. Это просто оскорбительно.
— Если наши обвинения окажутся ложными, то я готов заплатить пятьдесят марок серебром в качестве извинения. Плевать, даже сто марок. И каждый день буду приносить еду из таверны «Под красным медведем». А там лучшие в городе повара, как по мне.
— Десять марок в день? — присвистнул жандарм. — Отличный заработок. Готов выбить лучшую камеру в магистратской тюрьме. Я думаю, это хорошее предложение.
Было заметно, что такое решение понравилось старшему жандарму в качестве компромисса. Герхарду оставалось только продавить оборону беззубого и можно было сдать его в магистрат.
— Нет, я не согласен с этими условиями.
Сумма в сто серебряных марок впечатлила всех окружающих. Шрайбер был увлечен торговлей и не заметил, как Франциск медленно и как бы невзначай приближался к вампиру. Вместе с тем заводил правую руку за спину. И когда беззубый начал говорить, стоявший сбоку от него охотник нанес удар в голову.
Беззубый не произнес ни звука и рухнул на пол. Удар пришелся в висок. Герхард увидел латунный кастет на руке Франциска.
— Стоять! — выкрикнул жандарм, хватая дубинку с пояса.
Но охотник ограничился одним ударом. Он медленно стянул с пальцев массивный кастет.
— Их убивать надо! А не разговоры разговаривать. Это — вампир! Кровосос и убийца! Никакой тюрьмы и никаких договоров!
Герхард и Эзра склонились над беззубым. Из раны на виске текла кровь, образую вокруг головы красный нимб.
— Он еще жив, — Эзра приложил палец к шее и почувствовал пульс. — Нужно остановить кровотечение. Есть тряпки, которыми можно перевязать голову? Герд, зажми пока рану руками.
Герхарду не нравилась идея спасать беззубого. Но пока он не доказал окружающим, что это именно вампир, нельзя было просто оставить его умирать. Приказчик зашел в контору в поисках материала для перевязки. Жандармы тем временем обезоружили Франциска, забрали кастет и кинжал и обыскали на предмет другого оружия. За голенищем сапога у охотника был спрятан небольшой нож.
Эрза смог остановить кровь. Вампир так и не пришел в сознание, и Герхард предполагал, что тот может и не очнутся вовсе. Все-таки удар был сильным и пришелся в висок. Старший жандарм после недолгого размышления решил поместить беззубого в камеру магистратского подвала. А Франциска посадить в соседнюю — пока не было доказано, что Дирк вампир, охотник считался преступником, который напал на невиновного человека.
Беззубого погрузили на приписанную к складу телегу. Франциск сел на козлах рядом со старшим жандармом и возницей. Смотря вслед уезжающей повозке, приказчик покачал
головой и укоризненно сказал охотникам:— Вы не могли прийти вечером? У меня вся погрузка набекрень пошла из-за вас.
— У каждого своя работа, друг мой, — сдержанно ответил Герхард.
— Вы оговорили и покалечили хорошего человека. Такая себе работа.
Охотники не стали спорить и скорым шагом покинули склад.
— Видишь, Герд, во что превращается мой напарник. Я пока не буду просить за него в магистрате.
— Это неприятно. Но, подводя итог, события сегодняшнего дня можно посчитать успехом. По меньшей мере четверо беззубых убиты без потерь с нашей стороны. Остался только неизвестный Бригант и дурная ветвь рода Нойрад. Но у меня есть мысль, как можно до него добраться. У нас самих сил не хватает. Но в городе остаются люди, куда как могущественнее нас.
— Не поделишься?
— Пока нет, не хочу загадывать. Сейчас мне пора встретиться с Симоном, надеюсь, они уже справились со своим беззубым.
— Вы будете потрошить своего первого?
— Попробуем успеть.
* * *
Младший Эйбенхост сидел в таверне и нервно крошил хлеб. Перед ним стояла тарелка остывшей пшеничной каши. Поначалу охотник хотел поесть, но кусок не лез в горло. Он ждал Герхарда уже больше часа.
— Ты доедать не будешь?
Симон вздрогнул от неожиданности. К нему подошел нищий и просительно показал на еду. Охотник поморщился и пододвинул ему тарелку.
— Храни тебя Бог.
Через четверть часа в дверях таверны показался Герхард. На плече у него висел короб со склянками. Встретившись взглядом с учеником, он махнул рукой, призывая идти за собой. Симон вскочил с места и быстро покинул «Под красным медведем». На первым взгляд с учителем все было в порядке, но присмотревшись, Эйбенхост заметил:
— У тебя кровь под ногтями. Как у вас все прошло?
— Странно. Наш Каттаро решил выдать себя за человека и прикрыться законом. Я загнал его в угол и почти устроил, чтобы его посадили в клетку. Но тут вмешался Франциск и проломил ему голову. Теперь нужно подождать и посмотреть, выживет ли беззубый. Как прошло у вас?
По пути на северную окраину города, в дом убитого утром фонарщика, Эйбенхост долго и путанно рассказывал о погоне по крышам. Выслушав, Герхард покачал головой:
— Я не сомневался, что Маркус и Луц испортят все, что можно испортить. Но в следующий раз тщательно подумай и взвесь шансы, прежде чем пускаться в погоню по крышам. Повернись все чуть иначе, и на брусчатке оказался бы ты. Значит, шесть беззубых из шести мертвы. У меня есть к тебе просьба. В какую церковь ты ходишь?
— В церковь святого Диметра, — удивленно ответил Симон.
— В следующее воскресенье, когда будешь исповедоваться, расскажи, что узнал про беззубого с Морской улицы. Не стесняйся в подробностях, передай все, что поведал нищий. Как фон Нойрад меняет деньги на человеческую кровь, как она якобы превращается в вино. Я уверен, что этим заинтересуются братья-дознаватели из ордена феррофидеи.
— Ты думаешь, священник нарушит тайну исповеди?
— Да. Уверен. Речь же не о тебе, а другом человеке. Да и когда это священники не доносили о преступлениях против веры?