Ключ к вечности. На солнце!

– Хлоп!– неожиданно мои ладони смыкаются, словно загадочное яйцо испарилось в секунду, и воздух стремительно заполнил образовавшийся на месте предмета вакуум!

– Еще один... фокус!– комментирую я эффектное исчезновение таинственного артефакта ошарашенной публике.

– Как... как это?– лепечет не столько изумленный, сколько разочарованный гитарист. Выражение лица с головой выдает его переживания.

– Престидижитатор своих секретов не выдает,– откликаюсь я с умным видом. Хотя обескуражен ничуть не меньше прочей публики. Даже проверяю исподтишка, не упало ли яйцо в траву. Нет, не упало. Или упало и убежало. Потому что укатиться ему вроде как и некуда. Кончики пальцев горят, и я опускаю руку в карман, охлаждая их о неожиданно холодный медяк.

– Наполеон?– предположительно озвучивает Павел марку напитка, прерывая повисшее молчание.

– Лучше!– с молодецким апломбом заявляет парень, стряхивая оцепенение– стаканчики, правда, одноразовые, картонные, но других нет, так что придется смириться!

– У меня с собой немного орехов,– суетится Паша, высыпая из карманов импровизированную закуску на камень.

Исполнитель бессмертного хита отвечает снисходительной улыбкой. А еще он смотрит на Алису с каким-то затаенным сожалением. Будто отдыхающий, отбывающий с вокзала города Сочи в свой северный город на девушку, отпускной роман с которой был так возможен, но, увы, не состоялся.

Коньяк крепкий, горьковато-миндальный, с нотками шоколадного вкуса. Настолько крепкий, что забирает меня моментально, и дальнейшее я вижу будто со стороны. Алису, подхваченную Пашей в танцевальном кружении по поляне. Али, колющего ручкой пистолета упрямую скорлупу ореха. Виссариона, забрасывающего гитару за спину, будто отстрелявшийся снайпер свою винтовку.

Дальше голова идет кругом и я банально отрубаюсь.

И возвращаюсь к действительности уже в домике на дереве. Утро, солнце янтарным лучом рассекает пространство поляны на две неравные части.

– Паш, а что это вчера было?

– Карманы проверь.

Я, лихорадочно прошерстив карманы, ощупываю всего себя, едва поднявшись с топчана. Ножа

нет, алтына нет, кубика в нагрудном тоже!

– Твой лабух нас обобрал,– совиные глаза Пашки смотрят на меня без осуждения, но с глубокой грустью.

– Как... как это... обобрал?

– Прикончил. И обнес.

– Убил?

– Ага. Порция кутьи по-праву твоя сегодня. С почином!

– Но... как же! Не может того быть!

Я еще раз, с удвоенным усердием, принимаюсь ощупывать тело. Начал почему-то с шеи. Хотя ничего удивительного. Шрамы Павла и Али сосредоточились именно там. Подсознание сработало на опережение.

– Не ищи. Яд в алкоголе по всей вероятности.

– Стервец! А еще битломан! Паскуда сволочная!

Я пнул что было сил по лежаку. И взвыл от боли в пальцах ноги.

– Для покойника ты на диво энергичен!– рассмеялся Паша.

Я нашел взглядом запястье. Пусто!

– Не паникуй. Чужим атрибутом вору можно пользоваться оставшуюся часть суток. С первыми петухами он исчезает из его инвентаря. И перемещается к законному владельцу. В данном случае– в тумбочку.

– С первыми петухами?– я немного успокоился, несмотря на ужасно саднящую ногу.

– Образно выражаясь. Пошли к столу. Смотреть что наапгрейдилось!

Достав из недр тумбы компас, потянулся, хрустнув суставами. Все-таки странно здесь все. Не по людски как-то. Не то, чтобы я жаловался, но стремно все же. Вчера, выходит, был хладный труп. А нынче снова бодр и весел. Ну как весел... Не совсем, конечно. Позавтракать вот, кофейку бы, потом люлей кое-кому навешать... Нет, люлей в первую голову. Остальное и подождать может.

– А что, нам положены улучшения? Нас же развели, как лохов последних!

Обида на продолжателя дела Борджиа жжет изнутри раскаленным горном.

– Сия досадная оказия, сударь мой велеречивый, к делу государеву касательства не имеет!– перейдя неожиданно на старорусский, выдал Паша.– За предыдущий квест награда ждет героев!

Я не выдержал и рассмеялся. Али уже ждал нас за столом. Я повертел головой, но девушки так и не обнаружил.

– А Алиса где?

Гнев, едва утихнув, принялся разгораться вновь. Я прекрасно помнил тот взгляд, которым поклонник западной песенной классики пожирал Алису. Помнил и ее ответный интерес. Неужели смотала удочки и идет с ним сейчас рука об руку, пристроив головку на плечо? Нет, не могла она так поступить с нами! Со мной в конце концов!

– Профу вон новую осваивает,– махнул рукой рассеянно лидер,– древолазом заделалась.

Алиса нашлась среди переплетения сучьев метра на полтора выше примитивной крыши домика на дереве.

– Алиса, господом богом прошу, осторожнее,– от сердца отлегло, и на месте беспощадно пылающего кострища ярости разлилось тепло.

– Заботишься?– толкнув локтем в бок, подмигнул Пашка.

– Я сейчас,– откликнулась начертательница, запуская руку в дупло.

– Там что, улей медоносных пчел?

– Почти!

Рюкзачок-мишка полетел к моим ногам. Через пару минут к нам присоединилась и раскрасневшаяся от физической нагрузки Алиса.

– Кубики ваши кстати, парни!– она протянула нам по игральной кости.

– А... остальное?– брякнул я, совершенно сбитый с толку.

– Так теперь принято, вместо «спасибо»?– тут же вспыхнула девушка.

– Алиса, мы тебе очень благодарны, но объясниться все же не помешает,– дипломатично заглаживая мою бестактность, вступил в разговор Павел.

– Когда мы от Алевтины уходили, вы вперед ушли, а я задержалась немного. Вот, пока прощались, она меня и предупредила. О том, что ждет нас лихой человек. «Вор и разбойник, что положит глаз и на вас и на добро ваше. И имя ему «смерть бархатная»».

– И ты молчала? Знала – и молчала?– не выдерживая, прерываю я.

– Во-первых вы ж видели Алевтину. Говорит путано, слова проглатывает, да и сомневаешься постоянно, в себе ли она сейчас или просто наяву грезит. А во-вторых...,– тут Алиса зарделась.

Ей поспешил прийти на помощь Паша:

– Во вторых никто из нас не ждал подобной подлости. И, чего уж там, очаровал нас всех этот змей в облике человеческом!

Несмотря на то, что эмоции никак не хотели остывать во мне, я оценил маневр нашего предводителя. Вроде бы и сказал все как есть, и, одновременно, никому не обидно. Ну, или почти никому. Я без промедления призвал опыт пранаямы... Раз-два-три-четре,– вдох, воздух омывает изнутри прохладный, чистый. И пять-шесть-семь, воооссссеееееемь,– буро-грязные гроздья гнева выходят наружу. Кродха. Вспомнил санскритское слово, что упоминал мой уважаемый гуру. Гнев, ненависть. Одна из первопричин страданий человеческого существа.