Ключ к загадке

Китаец ощутил движение у себя за спиной, развернулся, направил луч фонарика в стену пещеры. Невнятное, серое, сливавшееся со стенами грота, мелькнуло и растворилось во тьме.

Он опять вспомнил прошлое, следующие день после ночевки у выемки. Юн почему-то отбился от брата с отцом, заблудился, но не испугался - темноты он никогда не боялся - а наоборот ощутил интерес. Углублялся и углублялся в пещеры, не отзываясь на крики отца и брата. Был чем-то обижен. Шел, будто зачарованный, пока не набрел на грот. Что-то слизкое, неприятное скользнуло по его ногам. Хвост? Щупальце? А потом он увидел нечто неописуемое, безглазую жуткую тварь, тянувшуюся к нему своими отвратительными отростками. Хотел броситься бежать, но с ужасом обнаружил, что не может двинуться с места. Каким-то образом чудище заманило его, как муху манит венерина мухоловка. А может быть его сковал нечеловеческих страх, заставивший сжаться все внутри при виде той жуткой твари? Как бы там ни было, Юн потерял сознание, а когда пришел в себя, над ним склонился перепугавшийся пожалуй не меньше его Линг.

– Тебе же говорили, не ходить по пещере в одиночку! Что бы мы делали, если бы с тобой случилась беда?!
– брат едва не плакал, Юну от этого стало по-настоящему стыдно. Они все-таки прошли подземный лабиринт до конца, выбрались по ту сторону гряды.

– Монастырь, - прошептал вспомнивший прошлое Юн.- Там был какой-то монастырь или храм. Огромный, укрытый под сводом пещеры. Отец говорил, делалось это специально - даже с воздуха строение никто не сможет обнаружить. Строили его очень давно. Только зачем?

Вспомнить ответ на этот вопрос Линь не мог, даже если бы сильно постарался - он никогда внимательно не слушал и не вникал в сказанное отцом, потому не знал, кем и для чего строился храм.

– Нужно поскорее вернуться домой и отыскать Линга, - заключил Юн. Но сначала он пройдет через пещеры и выберется с той стороны.

С опаской поглядывая по сторонам, Линь быстро отыскал выход из грота. По прежнему чувствовал, как кто-то за ним следует, но выяснять, что за невиданные твари обитали в этих загадочных подземельях у Юна не было ни малейшего желания.

Он сильно устал, потому шел медленно, но примерно через час добрался до поворота. Там на стенах пещеры был отчетливо различим красноватый свет. Юн улыбнулся, погасил начавший выдыхаться фонарик, нашел в себе силы ускорить шаг, добрался до поворота и оказался у крутого склона. На верху маячило неширокое отверстие, в которое и проникали лучи заходящего солнца. Юн нашел выход из подземного лабиринта.

2

Осень 1935 года. Где-то в Тибете.

Луи Бюстьен с трудом разлепил, морщась от проникающего в комнату солнечного света. Помимо того, что он практически не спал этой ночью, они еще и здорово пили. Поэтому утро для слабого на спиртное Бюстьена превратилось в настоящую пытку. Налив себе в стакан желтоватой воды из кувшина("Чистейшая вода", - на корявом английском убеждала его служанка-пакистанка, бог его знает как оказавшаяся в Тибете), выпил, достал из под подушки шкатулку, открыл ее, вытащил оттуда бумаги, стал разглядывать наименования селений. Никак не мог сконцентрироваться, разозлился на себя, на своих отца и сына(в первую очередь все-таки на отца), поставил шкатулку на шкафчик у кровати, лег. Начал потирать виски, стараясь ни о чем не думать. Не помогало. Голова продолжала трещать, как деревянный столб при сильном морозе.

Вздохнув, Луи закрыл глаза и вытянул руки вдоль тела, попытался составить план дальнейших поисков Линя. Когда вместе с сыном уезжал из Лондона и подумать не мог, что задача окажется практически невыполнимой. Надеялся на помощь отца, который как раз был в Китае, занимался скупкой представляющих ценность антикварных вещей у простаковатых китайских крестьян.

Вспомнив об отце, Луи не смог не улыбнуться. Старику Жану было уже семьдесят два, но никто никогда не дал бы ему больше пятидесяти. Светлые густые волосы сдобрены небольшим количеством седины, глубоко посаженный голубые глаза сверкают, словно сапфиры, гладковыбритое лицо напоминает слегка помятый лист бумаги - морщин немного, они неглубокие. Добавить к этому всегда витающий в воздухе рядом с Бюстьеном-старшим запах хорошего парфюма, со вкусом подобранную одежду и образ отца Луи окажется полным. Бодрый, живой, любящий кутеж и женщин, он запрещал на людях называть себя Жаном.

– Мой папочка, упокой Господь его грешную душу, - с хитрецой в глазах любил повторять отец, - назвал меня Жаном не подумавши. Ну какой из меня Жан, в самом-то деле. Жаны - это все подряд, а я уникален. И имя мне такое же положено. Потому и называй меня на старофранцузский манер Корентином. Услышу от тебя Жан, не посмотрю на твой возраст и выпорю, как в детстве.

Луи в ответ хохотал и иногда действительно с издевкой называл старика Корентином. Жан молодился, в отличие от сына легко переносил бессонные ночи за столом и быстро становился желанным гостем в любом доме, не смотря на свою хитрость и жажду наживы. Последние два качества были пожалуй единственными, которые Луи унаследовал от отца. Сын не любил кутежи, ни за чужой, ни тем более за свой счет, был прижимист и по натуре своей неряшлив. Лишь работая с клиентами он с великим трудом заставлял привести себя в порядок и подобрать подходящие для серьезной беседы вещи. Отличался Луи от Жана и в положительную сторону - в отличие от старика сын был человеком слова, и обещаниями не разбрасывался. Собственно, его внезапная поездка в Тибет служила ярким доказательством этого.

Напрасно француз надеялся, что в двадцатых шкатулка пропала из его жизни навсегда. Когда Арчибальд со своими друзьями явился к нему в дом, он чуть со стула не упал, увидев вещицу, хоть, как ему казалось, и сумел не подать виду. Одно утешала - шкатулка принадлежала Недведу, как того и хотел Линь.

"Найдите Недведа", - просил его китаец в занюханном кабаке на краю света.

В дверь комнаты Луи постучали. Он поморщился, но ответил:

– Войдите.

То был Жак, тоже с похмелья, мрачнее тучи. Свидетельство последствий вчерашней ночи на лице сына отчего-то развеселило Луи, даже голова стала болеть меньше.

– Чего такой надутый? Не понравился вчерашний праздник?

– Какой еще праздник, - прыснул Жак.
– У нас такие праздники каждый день. Удивительно, как дед их переносит.

– Так это ж прекрасно, когда праздник каждый день. Такой и должна быть молодость, разве нет?

– Отец, мне не нравится это место. Давайте вернемся в Европу, наконец. Мы уже полгода в разъездах, разве вы не убедились, что ваши поиски бесполезны - человека, который вам нужен не найти.

– А я уверен в обратном, Жак. Его либо его детей мы определенно найдем здесь, в Тибете. Просто нужно подождать.

– И как долго вы собираетесь ждать?!
– вспылил Жак.
– Дедушка объяснил вам - в Китае война идет много лет, перебили кучу народа. Даже если нужный вам человек жив, он погибнет по дороге сюда - тибетцы открыто враждуют с китайцами, убивают любого, кто попадется на границе.

– Все так, но Линь прощелыга, каких свет не видывал, не думаю, что тибетцы смогут до него добраться, уж скорее сами себя перестреляют.

Жак вздохнул, присел в уголке на табуретку, та хрустнула и сломалась прямо под ним. Выругавшись он окинул полным ненависти взглядом деревянные стены, потолок и пол.

– Да как же вам не опостылело это место!
– воскликнул он.
– Какие бы обязательства вы не имели перед этим вашим китайцем, оно не стоит того, чтобы мучиться, жить в подобных клоповниках, крутиться с этими мерзкими узкоглазыми обезьянами!

– Ох, ты потише, а то мало ли - тут кто-нибудь говорит по-французски, - улыбнулся Луи, вспомнив, что и сам долгое время с брезгливостью и презрением относился к представителям монголоидной расы.

– Меня не жалко, так дело свое пожалейте, - не сдавался Жак.
– Представьте, в каком упадке находятся наши магазины сейчас. Ими же никто толком не занимается. Клиенты уйдут к конкурентам!