Ключ

— Нравится, — весело сказала женщина, — нравится, — еще раз повторила она и добавила уверенно: — Вы спрашивали меня, согласна ли я стать вашей женой. Так вот, я не стану вас долго томить ожиданием ответа.

В тот вечер Софья ушла вскоре после ужина. В коридоре она неожиданно пошла не к выходу, а свернула к комнате Демида, постучала в дверь, та сразу распахнулась.

— До свидания, Демид, — сказала женщина, — вы ничего не будете иметь против, если я на какое-то время… а возможно, и на всю жизнь, останусь с вами?

— Буду очень рад, — через силу проговорил Демид, — очень.

— Спасибо, — послышалось на прощание. Демид минуту постоял на пороге, проводив взглядом отчима, потом для чего-то, резко надавив на дверь, запер ее на ключ.

Что смутило его, вызвав горькое чувство одиночества? Ревность, обида? Настало время, о котором ему как-то и не думалось прежде. Трофима Ивановича, единственного человека, которого он мог назвать родным, у него намеревались отнять. Он никогда не задумывался над вопросом, любит ли он отчима, а сейчас выяснилось, что любит. И одновременно он ясно почувствовал, что и Софья ему не безразлична. Вдруг пришло воспоминание: когда-то в журнале он видел ее портрет. Она была известной гимнасткой, о ней писали в газетах, как о будущей чемпионке, и вдруг имя ее исчезло, забылось. Позднее в спортивной газете промелькнула заметка о тяжелой травме, полученной ею во время тренировки. Очевидно, гимнастке пришлось бросить спорт.

…Встал, вышел в коридор. Зайти к Павловым или поздно? Конечно, зайти, Семен Александрович недавно вернулся с работы.

— Проходи, проходи, — весело встретил он Демида. — Садись. Чаю хочешь? Лера, угости-ка нас чайком.

Валерия Григорьевна, невысокого роста, стройная, с гладко причесанными густыми темными волосами, с энергичной походкой молодой девушки, всегда улыбчивая, приветливая, неизменно наполняла сердце Демида радостью и покоем: с замиранием он вспоминал, как она мыла его, маленького. От нее пахло мамой…

— Ну, как твои дела, солдат? — спросил Павлов.

— Не знаю.

— А я знаю, — ответила Валерия Григорьевна, — Трофим Иванович собрался жениться? Да?

— Будто бы, — потрясенно ответил Демид.

— Давно пора, — решил Семен Александрович, — противоестественно, когда такой здоровяк холостякует. И жена нужна, и дети…

— А я? — спросил Демид.

— А что ты? Тебя он уже вырастил. Ты солдатом завтра станешь, У тебя скоро своя жена будет. А ему пора и о себе подумать. Странно, что этого не случилось раньше.

— Значит, по-вашему, тут все нормально? — Несогласие все еще терзало сердце Демида.

— Абсолютно и категорически. И пусть тебе не кажется, что у тебя украли отца или отчима, одним словом, родного человека.

Демид густо покраснел: как смог прочесть его мысли Семен Александрович?

— Не о нем, а о тебе разговор, — продолжал Павлов. — Как вернешься из армии, что собираешься делать?

— Пойду к вам на завод.

— Ты видел когда-нибудь, как работает большая электронно-вычислительная машина? Хочешь посмотреть?

— Еще бы! С радостью.

— Ты обязательно будешь счастливым, — засмеялась Валерия Григорьевна и мягкой рукой спутала пышную шевелюру Демида, — иди спать, все будет хорошо.

Глава четвертая

На другой день Семен Александрович постучал к Демиду в семь часов. Красивым был Киев в это свежее осеннее утро. На высоких каштанах и кленах, которые уютно затеняют Фабричную улицу, нет-нет да и сверкнет золотом лист, оттеняя буйную роскошь зелени. Крупные колючие шары выросли на ветках, и в каждом из них притаился готовый упасть на землю крепкий, темно-коричневый, старательно отлакированный природой каштан. Когда-то Демид собирал их корзинами. Раннюю улицу он очень любил. Еще спят служащие и не торопятся на рынок домашние хозяйки, а на тротуарах, на автобусных остановках уже людно. Фабричная улица — это начало старой легендарной пролетарской Шулявки. Рабочие Киева шли на заводы в эту раннюю пору.

Демид Хорол был вчерашним школьником, который через две недели должен стать солдатом. У него, конечно, не было никаких оснований причислять себя к этим трудовым людям, но и он, вливаясь в их поток, ясно ощутил тот момент, когда рабочий человек, выходя из дверей своей квартиры, вдруг внутренне меняется, сливаясь с гигантским «мы», огромной, хорошо организованной единой массой, способной повернуть реки вспять, запускать в космос спутники.

На остановке «Улица Шелуденко» Демид и Семен Александрович сели в трамвай и долго ехали на дальнюю окраину до Большой окружной дороги. Высокие дома подступили к самому заводу. Краны, похожие на гигантских журавлей, высились тут и там на фоне ясного неба. Да и сам завод с его огромным параллелепипедом заводоуправления и приземистыми зданиями цехов еще был, по существу, огромной стройкой. Он разрастался ввысь и вширь и даже в глубину, взгляду открывались все новые и новые цехи, и не видно было конца этому созиданию, этому вечному росту.

Павлов заказал пропуск для Демида еще вчера, и они очень быстро очутились в большой комнате, не зале, а именно комнате, где работала одна из машин заводского вычислительного центра — «Днепр-2». Поначалу казалось, что ничего особенно интересного или необычного здесь не происходит. Стоят большие, чуть не в рост человека, серые шкафы, посредине пульт управления, где мерцают длинные ряды красных и зеленых лампочек. Девушки в белых халатах, похожие на медицинских сестер или врачей, что-то колдуют над пультами. Невероятно быстро стреляет мощная пишущая машинка, отбивая на длинной бумажной ленте буквы и цифры, а машинистки нет…

И почему-то юноше вдруг показалось, будто в комнате, кроме девушек в белых халатах, Павлова и его, Демида, присутствует еще кто-то невидимый, очень умный и внимательный.

Восторг охватил его душу. Простые девчата, которые работали на машине, показались ему удивительными, нереальными. Да, он стоял на самом пороге фантастики, на грани будущего, и до этого будущего можно было дотронуться рукой.

А может, все куда проще? Может, он утрачивает чувство реальности?

Павлов молча стоял рядом с Демидом, хорошо понимая, что сейчас творится в душе парня. Первое знакомство Павлова с машиной произошло уже давно, но и сейчас ему нравилось смотреть, как она работает. Очарование высшей, организованной, умной техники действовало и на него.

Неожиданно в комнате появилась еще одна девушка, тоже в белом халате, и строго сказала:

— Девушки, если сегодня не будут уплачены профвзносы, немедленно ставлю вопрос на профкоме. Стыд и позор!

И сразу Демид из заоблачных, космических высот будущего вернулся на привычную грешную землю. Взглянул на Павлова, тот понимающее улыбнулся:

— Понравилось?

— Очень.

Демида все еще переполняла радость от общения с будущим, и он неохотно вышел из комнаты. На лестнице остановился и спросил:

— Семен Александрович, эта машина живая?

— Нет.

— Но ведь она может сделать все, что сделал бы человек?

— Даже значительно лучше, быстрее и точнее человека, если знает, что делать. Экскаватор в миллионы раз усилил возможности человеческой руки, а машина сможет в миллионы раз усилить и ускорить работу человеческого мозга. Я тоже был поражен, когда впервые увидел ее работу. Но запомни, это только машина. Пока ты не прикажешь ей работать, она будет стоять мертвой металлической глыбой. Делать она может только то, что прикажешь ей ты, человек. Прикажешь вычислить траекторию спутника, — пожалуйста, вычислит, прикажешь играть в шахматы — будет играть, прикажешь писать стихи — напишет, другое дело, какими они получатся, но ритм, рифма и логика будут на месте. И все равно, делает она только то, что ты ей прикажешь.