Ключевые 7 радикалов. Человек 2.0: как понять, принять, наладить взаимодействие

Ивана Петровича Павлова – гениального физиолога, автора теории условных и безусловных рефлексов, далеко вперёд продвинувшего представление человечества о высшей нервной деятельности, поначалу не воспринимали всерьёз. Ему приходилось годами жить впроголодь. Всё, чем он располагал, он тратил на свои опыты с животными.

Он настоятельно рекомендовал жене есть исключительно гречневую кашу с молоком. Дескать, это самый сбалансированный по белкам, жирам, углеводам, витаминам и микроэлементам вид пищи. Подозреваю, что только на эту кашу он и мог заработать. Десятилетия ежедневно поглощаемой гречневой каши – это ли не испытание на прочность! Супруги Павловы выдержали всё. Наградой стала Нобелевская премия и восхищение потомков.

Умирая, Павлов твердил только одну фразу: «Это отёк коры».

Он имел ввиду кору головного мозга. Зная, что его в этот момент окружают ученики, физиологи, которые волей-неволей профессионально наблюдают все неврологические симптомы происходящего с ним, Павлов проводил последний в своей земной жизни эксперимент.

«Отёк коры головного мозга ещё плохо изучен. Смотрите же на меня: я то впадаю в беспамятство, то вновь возвращаюсь в сознание, я с трудом подбираю слова, у меня затруднена речь…», – вот что доносил до научной общественности великий физиолог. Он до конца, буквально, оставался верен себе, своему делу, своей мечте.

Павлов плохо питался, тратя деньги на лабораторных собачек, а Сергей Павлович Королёв вообще никаких денег за научную экспериментальную деятельность не получал. Объединившись с единомышленниками, будущими покорителями космоса, он создал группу исследования реактивного движения. Сокращенно: ГИРД. Члены этой группы шутили, что расшифровывается это как «группа инженеров, работающих даром».

Паранойялы – бессребреники. Они сами готовы вложить в свой проект всё, чем располагают, в материальном и финансовом смысле. В отличие, кстати, от эпилептоидов. Те убеждены, что, если уж они заняты делом, то должны быть полностью обеспечены ресурсами. И бремя обеспечения лежит не на них, а на заказчиках данной работы. И, что греха таить, эпилептоид с трудом удерживается от соблазна часть поступающих к нему ресурсов направить себе в карман – «на чёрный день». А бывает, что и не удерживается. Для паранойялов такое немыслимо. Они, как говорится, с себя последние штаны снимут, лишь бы не останавливалось движение к заветной цели.

Если же паранойяльный радикал присутствует в характере человека, но не доминирует в нём, то это выражается в настойчивости, работоспособности, практической результативности, социальной ответственности в той мере, в какой этот «рядовой» радикал влияет на поведение в целом. Иначе говоря, всеми нашими реальными достижениями, нашей способностью, «взявшись за гуж, не говорить, что не дюж», а довести начатое до конца, мы обязаны паранойяльному радикалу – сколько уж его у нас есть.

«Значит ли это, – спросите вы, – что паранойяльный радикал делает своего обладателя безусловно полезным обществу? А как же быть с диалектикой, согласно которой, грубо говоря, в каждой пользе содержится ровно столько же вреда? Или паранойял – исключение?»

Разумеется, нет. По характеру паранойял упрям, и его мировосприятие зачастую однобоко, безальтернативно, что делает его фанатиком. А хорошо это или плохо – судите сами.

Ф.Э. Дзержинский – убеждённый революционер, один из руководителей Советской России, в ту пору – председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем, как-то заехал домой к своей сестре. Та, обрадовавшись брату, который крайне редко уделял внимание родным, вечно занятый государственными делами, испекла к его приезду оладьи. В голодной Москве это была невиданная роскошь – не из чего было печь.

Феликс Эдмундович, увидев, какое яство сестра поставила на стол, посмотрел на неё своим жёстким, бросающим в дрожь, взглядом и мрачно спросил: «Откуда мука?» Сестра побледнела и потупилась, она уже понимала, чем для неё грозит обернуться её «кулинарный изыск». И не ошиблась. Дзержинский встал, взял со стола тарелку с оладьями и, со словами: «Я надрываюсь, жизни не щажу, чтобы уничтожить спекуляцию, а моя сестра поощряет спекулянтов, покупая у них муку!», вышвырнул оладьи в форточку и уехал голодным.

Что там оладьи! Через руки Ф.Э. Дзержинского прошли колоссальные материальные ценности, изымаемые советской властью у прежних хозяев (в т. ч. для того, чтобы решить продовольственную проблему в стране), астрономические суммы денег, редчайшие ювелирные изделия – реликвии мирового значения – и ни одна «полушка» не пристала к его рукам. «Себе ничего, всё – делу, которому служишь!» – вот девиз паранойялов.

Любопытно, что в исторических анекдотах определение «параноик» закрепилось за И.В. Сталиным, якобы после того, как его осмотрел известный врач-невролог профессор В.М. Бехтерев, который, делясь затем впечатлениями от осмотра пациента, якобы, в сердцах воскликнул: «Сухорукий параноик!»

Ну, во-первых, в отношении Сталина это слово часто употребляется в весьма распространённом значении, которое можно интерпретировать, как «сумасшедший», «психопат» – т. е. в том значении, от которого мы условились здесь отказаться.

Если рассуждать, исходя из предложенных нами критериев, то из руководителей советского государства паранойялом был скорее В.И. Ленин, чем Сталин. Ленин имел характерную цель переустройства общества в интересах всех (своеобразный паранойяльный альтруизм). Сталин же, под флагом социализма, выстраивал, как мне кажется, внеидеологическую общественную систему, основанную на единоличной власти. Он создавал огромную «стаю», в которой отводил себе роль вожака. Это эпилептоидное, а не паранойяльное поведение. Да, он делал это с паранойяльным упорством. В его характере, без сомнения, был этот радикал, но не на первом месте^[43].

Во-вторых, в анекдотец про «диагноз», продекларированный Бехтеревым, мало кто верит из серьёзных психиатров. Бехтерев – врач старой закалки, гуманист и интеллигент. Он ни за что бы не стал объявлять свои впечатления от осмотра пациента во всеуслышанье.

Да и воспитание врача осуществляется в том духе, что использование им диагноза, как ругательства, как оскорбления просто исключено.

Чем больше социальной ответственности и созидательной активности воплощает собой человек, тем охотнее он соглашается с пословицей: лес рубят – щепки летят.

Мы, бывает, побаиваемся эпилептоидов, наводящих вокруг себя железный порядок строгими, подчас – жестокими, мерами. Но не следует забывать, что страшен не сам порядок, гораздо страшнее цель, требующая для своего воплощения наведения жёсткого порядка. А достижение цели – прерогатива паранойялов.

Паранойял жаждет и добивается коренных преобразований во всём, за что ни возьмётся. Он глубоко копает. Во многих случаях это хорошо. Без этого мир застыл бы на месте и погиб.

Управление паранойяльным радикалом. Сложно управлять тем, кто сам создан управлять другими – властно и непререкаемо. Однако управление – это развитие, прежде всего. Развивать необходимо всех, в том числе и паранойялов. И как-то умудряться жить рядом с ними. Поэтому предлагаю не уклоняться от установленной схемы исследования.

Обладатель паранойяльного радикала с детства отличается жаждой деятельности. Он, как губка, впитывает социально значимые идеи и пытается, сколько может, вкладывать свой труд, собственные усилия в их воплощение.