Книга духов и воров

— Это неправда. — сказал отец, качая головой. — Она любит вас обеих в равной степени. Некоторые ее правила могут показаться суровыми, но это потому, что она любит вас.

— Тем не менее. Она ожидает слишком много от меня. Я знаю, что она никогда не будет гордиться мной. Я бы ответила тебе «да», пап. Я бы уехала с тобой. Я бы присоединилась к твоему обществу, которое делает так много, чтобы изменить наш мир.

Его челюсть напряглась, пока он изучал ее, затем нахмурил брови.

— Тебе должно быть шестнадцать, чтобы стать приглашенной. А тебе было всего лишь пятнадцать в то время.

— Ну, сейчас мне семнадцать и… — она глубоко вдохнула — И я хочу этого. Я хочу снова стать частью твоей жизни, пап.

Его брови снова сошлись на переносице.

–  Кристал…

— Я хочу знать больше.

Она прервала его, чтобы закончить свое дело.

— Есть ли кто-то, с кем я должна встретиться? Кто-то кого я должна убедить позволить мне? Я хочу этого, пап. Я хочу снова стать частью твоей жизни. И если то, что ты говоришь, правда — что ты, не знаю, действительно помогаешь спасать мир, будучи членом общества, тогда и я тоже хочу помочь.

Как только она произнесла это, то поняла, что говорила правду. Она хотела быть частью жизни своего отца, и она хотела все знать об этой группе, которая украла его из семьи. Возможно, он был прав, а мама — нет. Это было бы не впервые. Три года назад, когда у них из кассы начали пропадать деньги — от пяти до двадцати долларов несколько раз в неделю, Джулия обвинила в этом Крис, потому что однажды ее подозревали в подобном в торговом центре Итон (хотя это была ее подруга Сара, а не она.) Отец тогда защищал ее. Он и Джулия сильно поссорились, их повышенные голоса можно было легко услышать через тонкие стены квартиры. Оказалось, что деньги брала клерк. Ее уволили и с тех пор дела в магазине вели только члены семьи. Но мама никогда не извинилась, а Крис не смогла забыть. И простить, что ей не поверили. Дэниэл Хэтчер убрал руку от руки Крис, положил камеру на стол и откинулся на спинку стула.

— Ты действительно хочешь этого.

— Всем сердцем. — затем она замолчала. Она все сказала и сейчас решать предстояло ему. Или она продвигалась слишком быстро? Понял ли он, что она что-то знает?

— Есть один человек, с которым я могу поговорить — наконец сказал он. — Его зовут Маркус.

Она оставалась очень спокойной, услышав это имя. «Маркус Кинг украл у нас все — включая твоего чертового мужа — а теперь я украла кое — что у него.» Это был он. Человек, который, как считала мама, способен помочь Бэкке. Человек, у которого Джеки каким — то образом украла книгу. Человек, у которого были ответы, в которых Крис отчаянно нуждалась.

— И обещаю, я поговорю с ним. — продолжал ее отец. — Общество приветствует членов семьи, а ты… моя семья, Крис. Ты — моя кровь. Я сделаю все, что смогу, чтобы устроить встречу, но не обещаю ничего больше. Я не могу требовать, я могу лишь попросить. Окончательное решение не в моих руках.

Она кивнула, ее сердце сильно стучало в груди.

— Я понимаю.

— Я свяжусь как только смогу. — он взглянул на часы на запястье. — Но мне уже нужно уходить.

— Ладно.

Он встал, она тоже и, после короткого колебания, он потянулся к ней и поцеловал ее в щеку.

— Я скучал по тебе, Крисси, — сказал он.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду.

— Я тоже.

Глава 8

Фаррелл

Он проснулся от настойчивого стука в дверь. Утренний свет томно пробивался сквозь оконные щелки, неприкрытые шторами. Застонав, он попытался сесть, прикрывая глаза. Сколько же сейчас времени? Часы у прикроватного столика проинформировали, что было восемь часов. Восемь?

Учитывая то, что его не было дома до пяти утра, он готов был убить любого, кто украл сладкий сон.

Дверь открылась, вошел отец и распахнул полностью шторы.

— Что ты делаешь? — требовательно спросил Фаррелл.

— Хватит лентяйничать. — резко ответил отец. — Это продолжается слишком долго. Вставай.

— Встану, когда высплюсь. Не сейчас.

— Тебе нужно начать думать о своем будущем, Фаррелл.

Тот откинулся на подушки и посмотрел в потолок.

— Сегодня?

— Этот год был трудным. Для нас всех. Но пришло время стать мужчиной, время начать брать на себя ответственность.

Сейчас он не мог справиться с этим.

— Как насчет того, что я начну брать ответственность через несколько часов?

Отец подошел к кровати и одним быстрым движением сдернул одеяла с сына.

— Вставай. Или…

Слова «Или что?» готовы были сорваться с губ, но он сдержал их, прежде чем произнести вслух. Ну что, что? Они собираются отказаться от него? Выбросить на улицу без единого гроша, пока ему не исполнится двадцать один и он не получит наследство? Маловероятно.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он.

— Учеба или работа. Выбирай что-то одно, но тебе нужно сделать этот выбор.

— И я должен выбирать прямо сейчас?

— Нет. Но на данный момент ты можешь быть полезным, поговорив с братом. Он в своей комнате, утверждает, что болен. Он не хочет идти в школу. Это неприемлемо.

— Если он болен…

— Нет, не болен. — губы отца сжались. За бурей, бушевавшей в его глазах, Фаррелл видел беспокойство. — Он не принял события субботней ночи так хорошо, как я надеялся.

Это Фаррелл понял и выругался про себя.

— И, что это значит?

— Это значит, что он нуждается в брате.

Адам замкнулся в себе еще в воскресенье, а Фаррелл отсутствовал большую часть дня и ночи, гуляя с другом, который приехал домой из колледжа на выходные.

Большинство друзей Фаррелла уже уехали из города, рассеявшись по колледжам по всему континенту, оставив его в основном самому находить новых друзей каждую ночь, когда он гулял и которых он обычно забывал к утру.

Фаррелл не побеспокоился даже одеться. Одетый только в просторные черные пижамные штаны, затянутые шнуром на талии, он босиком вышел из комнаты и направился к Адаму. Игнорируя пульсирующую головную боль, постучал в дверь брата.

— Кто там? — спросил Адам угрюмо.

— Это я. Можно войти?

— Нет.

Фаррелл толкнул дверь.

— Спасибо большое. Доброе утро, солнечный свет.

— Я сказал нет.

Фаррелл пожал плечами.

— А я — мятежник.

Адам сидел на стуле возле окна на другой стороне дорогой комнаты, обставленной в стиле остального поместья Грейсонов — дорого и по вкусу их матери, то есть ее любимого дизайнера. Только пара постеров рок — групп, прикрепленных к золотисто — бронзовой дизайнерской стене указывали, что это комната Адама.