Книга монстров

Нарисованные стрелки, все до единой, вели в город — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это увидеть. Книга всегда скорее всего находилась во Фристаде — я так думала, Гус вторил мне, а Аттикус как обычно заговаривал зубы.

— Не сходится, Гус, — сказала я, почесав шею и понадеявшись, что это от нервов, а не от разных существ, населяющих эту кровать. — Если они идут на зов Книги, то почему идут на поверхность? Знаешь, я пыталась сама следовать этому зову…

— И что? — насторожился Гус.

— Ничего. Ну… — я вспомнила, как бродила по городу. — Я так и не поняла. Потом увидела Вольфганта, и мне стало уже не до этого. Но у меня есть версия, что в ту ночь они вылезли либо за Вольфгантом, либо…

Я опять запнулась. Твари шли не на зов Книги, а по следам Вольфганта, это вполне вероятно. Он им, как собакам, обещал мозговую косточку за послушание. Что в итоге он их надул и сам стал сей косточкой, было уже деталями.

— Видишь это все? — я ткнула пальцем в карту. — Они словно стекаются в центр. А потом уходят и все. Прятать Книгу в городе — полное безумие, если Вольфгант знал о Тенях. А еще о ворах, Аскетах и страже, и про них-то он просто не мог не знать. Твари где-то во Фристаде и одновременно во Фристаде их нет. Они вылезают, заметил? Открывают ворота... То есть нам кажется, что они открывают, но что если им, напротив, открывают выход стражники и Аскеты?

Гус смотрел на меня с невинной мальчишеской улыбкой, которая гасла, стоило моей мысли проникнуть в его сознание.

— Хочешь сказать, что…

— Столько стрелок, и все стекаются к центру города. Их манит Книга или то место, где безопаснее всего? Может, они бегут не на зов Книги, а от нее? Да, там, на границах, волнения, но кто сказал, кроме Теней, что Книга приманивает эту дрянь?.. Они не спешат присоединиться к Раскалю, может, боятся его, может, они и сами ему не нужны. У меня впечатление, что они просто прячутся. У тебя такого впечатления нет?

Я едва успела придержать карту, когда Гус вскочил с кровати и замелькал по квартирке, не в силах уже сидеть на месте.

— Слушай, кошечка, Каирны не похожи на самое романтичное место на свете. Даже не пытайся меня туда затащить. Вот на крыши, на берег — сколько угодно, буду ползти следом и целовать песок и прочая любовная ерунда. Ты только позови, и я приду, — он на миг растянул губы в насмешливой улыбке, а потом, увидев, что я серьезна, насупился и остановился. — Ну с чего ты это взяла?

— С того, что там им легко скрыться, — терпеливо повторила я. — Они могут уйти в Каирны и только в Каирны так, что их не достать. Больше некуда. Это раз. Два — если бы они нашли безопасное место там, где влияние Книги слабеет, они успокоились бы, но этого не происходит, напротив. Минутали обрели хоть какой-то разум, мне кажется, что они находят укрытие, сидят там какое-то время, потом понимают, что тоже нехорошо, ищут новое, и так раз за разом. Представь, что ты запихнул в лабиринт крысу и пытаешься ее оттуда достать. Она будет находить новые укромные местечки, но против тебя крысиный мозг слабоват…

— Я понял, понял, — отмахнулся польщенный Гус, хотя я с трудом могла бы назвать это сравнение комплиментом. — Ты хочешь сказать, что они пытаются удрать от влияния Книги, но ума не хватает, чтобы рвануть куда-нибудь далеко, хоть в Моркнотт, к примеру. Они прячутся в привычных местах и надолго их, разумеется, не хватает. Логично.

— Каирны — целый лабиринт с тайниками. Твари безмозглые, Гус. Они никогда не найдут Книгу, запертую в тайнике под подвижной плитой. Или в сундуке под потолком. И Книга как магнит, с одной стороны притягивает их, с другой — отталкивает. Может быть, им даже становится больно…

Мне нравилась эта версия, а вот Гусу — не очень. Глаза его подозрительно бегали, но он, слава Перевернутым богам, хоть сам оставался на месте.

— А нам? — скептично спросил он, все еще возмущенный мыслью о походе в Каирны. — Мы будем бегать от тварей и пытаться выжить, а не искать тайник.

— А мы не безмозглые. Я, по крайней мере, уж точно. Но если есть мысли — слушаю внимательно.

Гус запустил в растрепанные волосы пятерню, помолчал, сверкая на меня разноцветными глазами, чему-то поулыбался и выпалил:

— Только последний идиот будет прятать Книгу в месте, полном тварей. Или не идиот. Вольфгант считал, что он контролирует минуталей, пока они его в этом наглядно не разубедили, но я согласен — вся эта пакость и есть лучшая защита для Книги. Они там мечутся как привязанные, но точно не упустят шанса кого-нибудь между прочим сожрать.

Гус все еще глядел скептично, и его можно было понять — соваться в пасть к монстрам в Каирны казалось полным безумием. То есть Вольфгант, если мы правы, все просчитал верно… Теперь он гниет где-то… где-то, а мы должны выяснить, где он схоронил источник всего этого дерьма. Гус теребил потертый плащ, который уже высох и выглядел так, словно его сняли с бездомного в Козлиных болотах.

— Как ты себе представляешь план действий, кошечка? Мы заходим внутрь и открываем все сундуки, что найдем?

— Ты ведь Тень, — скупо напомнила я, хотя и знала, что это ему не особо понравится. — Пошарь по своим закромам знаний, как вы искали всякие артефакты? И я кое о чем порасспрашиваю Самуэля. Разберемся, Гус. Все лучше, чем сидеть на месте ровно. Времени нет...

Глава тридцать четвертая

Я очень некстати вспомнила Льюиса. Может быть, из-за того, что он был вторым человеком после Самуэля, который узнал о моем браке, а Гус — третьим.

Поначалу Льюис заинтересованно смотрел на меня и все стеснялся попросить приходить почаще. Как-то он принес мне белую розу и читал смешные романтические стихи. Мне тогда не хватило духу признаться, что я терпеть не могу такие нежности, но, кажется, со временем он сам все понял. Хотя еще долгое время после своего открытия таскал мне букеты ромашек и зазывал погулять по дикому побережью, я снова и снова отказывала, а он все звал и звал. Глупый смешной мальчик считал, что в глубине души я мечтаю о романтике, ужине при свечах и тихом семейном уюте.

Жаль, что он так глупо погиб, хоть волком вой.

И как странно, что я уже вспоминаю об этом спокойно. Сколько времени прошло? Месяц? Год? Всего-то несколько дней...

Я сидела на крыше многоэтажного каменного дома и с растерянностью обозревала Фристаду. Она отвечала мне тем же — я явственно ощущала на себе тяжелый, насмешливый взгляд чего-то большого и нечеловеческого. Такие ощущения — отнюдь не редкость, в любой момент ты можешь согнуться от эфемерной тяжести или же наоборот — воспарить душой совершенно без причины.