Книга пятая. Завистливое смирение

Наш городской дом обнаружился в незавидном положении, прозываемом в народе «осада». Проводили последнюю многочисленные и возбужденные представительницы прекрасного пола, впрочем, слегка разбавленные и сильным, но таким… не очень сильным, зато сильно накрашенным и вызывающе одетым. Содомиты или им подражающие стояли отдельной кучкой, огрызаясь на превалирующее большинство, чем определенно сдерживали порыв всей этой толпы в три-четыре десятка разумных идти на штурм. В атаку бы, конечно, их никто не пустил — два куакарабилли, наблюдающие за толпой с расстояния в пару десятков метров, хорошо охлаждали горячие головы. Поэтому скопившиеся в изобилии граждане предпочитали только акустические атаки, пихая друг друга куда придётся. Согласием среди них не пахло.

— Кинтаро, любовь моя, выходиии! — завывала белокурая худая девица, постоянно предпринимающая попытки залезать по фонарному столбу повыше, дабы стать поближе к раскрытому окну третьего этажа, — Помнишь, как хорошо нам было на том пляжууу?!

— Заткнись, шлендра! — какая-то совсем уж мелкая, но раздражающе разноцветно одетая гномка прыгала вокруг столба, бессильно дергая отбивающуюся ногой блондинку за сдающую позиции юбку, — Мой Кинтаро был пьян, когда ты уволокла его на пляж! Но я его простила! И жду!

— Йооооорик! — трубным гласом выла жутко длинноногая женщина с перламутровой кожей, покрытой мелкими гладкими чешуйками, — Выходи, подлый трус! Выполняй свои обещания!

— Сначала пусть выполнит то, что обещал мне! — визжала рядом приятная на вид человеческая особа с выдающимися достоинствами, — Я первая была!

— Первая? Не смеши меня! — басовито хихикала дородная орчанка в чистом белом переднике, — Он мне за проживание должен, так что я знаю, кто был первым! Ты даже не в первом десятке!

— Вот подонок!

— Кинтаро, любовь моя!

— Слезь со столба, шлендра!

— Пошла прочь, лоскутная карлица!

Атмосфера накалялась. Я мудро встал за спинами наблюдающих за бардаком куакарабилли, зажухав себе за спину любопытную, но очень уж бросающуюся в глаза Датсуне. Женщины орали все громче, содомиты защищались всё более обидными словами, а несколько представителей гетеросексуальных пенисоносцев, определенно имеющих полное отношение к классу менестрелей, начали наяривать на своих инструментах, попутно воя хвалу и приглашения Мимике Фуому. Разумеется, одновременно, чем создав большую какофонию.

Как будто этого уже было мало, на халявный концерт, грозящий перерасти в двухуровневый мордобой (сначала друг друга, а потом хоботастые минотавры всех), начал скапливаться народ в виде зевак и прочих праздношатающихся. Гомон вырос.

В это время из открытого окна третьего этажа высунул свою любопытную мордочку… Виталик. При виде сидящего на подоконнике утконоса, уделяющего всей этой вагинобратии внимание, вагинобратия оживилась дополнительным шумом, свистом, призывами и ругательствами.

— Ууу… сейчас что-то будет, — побледнел я, тыкая пальцем в плечо одного из стражей порядка, — Мужики, вы это… как начнется, близко не подходите. Секунд тридцать.

— Начнется что-то противоправное? — тут же толстым инквизиторским голосом спросил меня фиолетовокожий полицай.

— Нет, это будет несчастный случай, — придумал я, — Очень несчастный. Но безвредный.

— Тогда хорошо, — постановил служитель закона, — Мы тебе верим.

«И надеемся», дополнил я мысленно, разглядывая ну очень знакомый горшок, самым мирным образом стоящий около разглядывающего толпу филийского вжуха.

— Виталик, кушать! — еле слышно донесся голос Тами сквозь шум и гам собравшейся толпы.

— Ну вот…, - выдохнул я, глядя на сбывающуюся сказку из серии «мышка бежала, хвостиком вильнула…».

Хвост у утконоса что надо, плоский, сильный, как у бобра. Такой же негибкий и массивный. А скорость у вжуха хорошая, особенно когда зовут пожрать. Итог — перемножаем массу на скорость, хвост входит в соприкосновение с горшком, последний летит вниз…

«Ведьминская кишечная бомба!» торжественно звучит у меня в голове вреднючим саякиным голосом.

Пух!

И толпу накрывает густое облако до боли в кишках знакомого мне фиолетового тумана. Дальше все как по нотам, как обычно. Облако быстро рассеивается, демонстрируя нам замерших в напряженных позах разумных, проходит несколько секунд, в течение которых их лица медленно, неотвратимо, но одинаково сменяют выражение удивления на гримасу паники, затем вся эта кучка одинаковыми жестами хватается за животы…

— Поооберегись! — вежливо говорю я, чуть-чуть отодвигая массивных куакарабилли с траекторий движения бросившейся врассыпную толпы.

— Хм, — говорит один из них, — Действительно, несчастный случай. А рецепт смеси можно узнать? Нам пригодится.

— Я пришлю к вам автора, он сейчас на корабле, — согласно киваю я, лучась дружелюбием и говоря погромче, чтобы не слышать, что творится в ближайших окрестностях, — Это горшок Такамацури.

— Нет, нам не нужно, — тут же быстро отказывается второй, — Нет. Такамацури? Нет.

Ну, на «нет» и суда нет.

А дома хорошо, тут суетится Тами, освобожденная от вахты на корабле, пахнет блинчиками, весело крякает обожравшийся и бегающий за гномкой утконос, мрачно, но надежно возвышается стоящий у стенки Артхуул Гримгардот…

— Нам нужно поговорить, Мач Крайм, — раздается гулкий голос нашего гида и защитника, — Наедине.

— Через пять минут.

Тами и Гику знакомились как две кошки, напряженно вытаращившись друг на друга и слегка сгорбившись. Гномка еще при этом эдак выразительно на меня поглядывала, мол, что это за чучело? Оно будет жить с нами? Оно точно хорошее? А когда мы его отпустим на свободу? Пришлось сесть и простым человеческим языком рассказать рыжей о трагичной истории суперзвезды, которую подставили другие суперзвезды, а затем захотели утопить в сортире, за то, что она настоящая, а они уже нет. Мол, берём бедняжку на поруки, так как кому-то выигрывать Турнир нужно, не допускать же, чтобы наша Мимика зарешала?

Мотоцури, конечно, добрая в глубине души, но лютую пруху кошкодевочки, связавшейся с нами, тоже не одобряла, считая, что у той от такой халявы вообще шаблон порвётся. С другой стороны, гномке явно была не в масть терпеть возле меня довольно красивую хобиттянку, да еще и тогда, когда они невероятным трудом и взячей на себя дополнительных обязательств едва сумели «спасти» меня от 32-ух кошкодевочек. Но…

— Я её к себе возьму, — решилась рыжая, спрыгивая со стула, подходя к Датсуне и по-хозяйски приобнимая певицу за талию, — Буду сторожить. А на корабле пусть Мимика и Самара отдуваются.